7 отдел политического управления Карельского фронта, где я проходил службу полное название «отдел пропаганды среди войск противника», состоял из отделения, распространявшего листовки и курировавшем передачу агитационных сообщений через радиопередачи и войсковые радиоустановки и рупоры и двух редакций – газеты на немецком «Фронтовик» и финском языке. Статьи на немецком языке в газете «Фронтовик» были различные: повседневная жизнь немецких солдат, повествования о победах союзников и наших; отдельный раздел назывался «Вести с отечества», где расписывались невыносимые условия жизни простых немцев в тылу.
Эти редакции создавали и тексты для радиосообщений, но для войсковых установок тексты делали армейские и дивизионные отделы.
Закрепленная за нашим отделом станция радиовещания до зимы 1942 года располагалась на одном из островов Ладожского озера и работала как будто две нелегальные станции – на финском и немецком языке, затем вещание шло из Мурманска.
Доставка на территорию противника пропагандистской литературы для нас до 1943 года было настоящей проблемой. Немцы были подготовлены с технической стороны в этом вопросе прекрасно. У них был специальный миномет, в который закладывалась так называемая «granateGoebbels», т. е. «мина Гебельса». Снаряженная листовками. Ее выстреливали примерно на километр, и листовки разлетались на значительной площади.
У нас технических средств заброса листовок не было. Сбрасывали их с самолета, но в нашем распоряжении были только У-2 —деревянный легкий двухместный самолет, из которого листовки и газета разбрасывались вручную, перегибаясь через борт. Да и выделялись, даже У-2 для этих вопросов не часто, т.к. гробить самолет и пилотов командиры частей не были настроены и любыми способами уходили от этих заданий. Не смотря ни на что, инструктор отдела периодически вылетал на это задание, хотя в большинстве случаев это поручалось пилотам параллельно с выполнением основной боевой задачи, наше командование делало акцент на своих инструкторах, в связи с неуверенностью, что пилот не выбросит всю литературу одним мешком.
Данный способ распространения листовок и газеты «Фронтовик» был самый эффективный. Альтернативный был ждать восточного ветра в этом случае газеты и листовки бросали по ветру, и предполагалось, что они долетят до немецких окопов.
Мое мнение, что наша печатная пропаганда в период наших страшных поражений 1941-42 годов не оказывала должного влияния на политико-моральное состояние немецкой армии. При допросе немногочисленных пленных того периода я специально останавливал на этом внимание. Выяснилось, что у немцев тоже проводились политзанятия, на них командиры зачитывали наши листовки и газеты на немецком языке вслух, подчеркивая ошибки в языке и комментируя - стоял общий хохот!
В немецких листовках было много ерунды, хотя некоторые попадались довольно занятные. Я видел листовку в виде брошюрки попавших к немцам документов дивизионного ОСОБОГО ОТДЕЛА, где были интересные вещи, в частности, дела того времени, когда наши войска вступили в Латвию. Красноармеец спрашивает:
— А что, Латвия теперь часть Советского Союза?
— Да.
— Так значит, я здесь могу жить?
За то, что он захотел жить в Латвии, его «взяли на карандаш». Это было немцами соответствующим образом обработано.
Распространяли немцы и целые брошюры с документами по раскулачиванию из получившего мировую известность архива Смоленского обкома.
Оценивая немецкую пропаганду со своей профессиональной точки зрения, считаю, что она была плохой. У них прослеживались две крайности, или она была излишне тонкой, как история с солдатом в Латвии, и была написана так, что в ней мог разобраться только человек из интеллигентной среды, либо она была слишком топорной. Но зато она была оперативной. Если, например, сын писателя, подполковника Геннадия Фиша, Радий Фиш, прибыл в дивизию с командировкой, то уже на следующий день шли листовки «К вам прислали еврея Фиша», и соответственно советовалось, что с ним нужно делать. Я думаю, что именно антисемитская пропаганда нацистов была наиболее действенной, и продолжает сказываться и до сих пор.
Еще один существенный аспект деятельности отдела заключался в изучении политико-морального состояния войск противника. Носителями сведений были пленные и перебежчики. В 1941-42 годах перебежчиков не было, по мере постепенного перелома в ходе войны в нашу пользу они стали понемногу появляться. Помимо этого анализировалась захваченная почта, которая поступала в отдел с переднего края почти непрерывно. Немецкие солдаты имели привычку хранить свою переписку при себе и с немецкой пунктуальностью нумеровали каждое письмо. Их собирали из карманов убитых и пленных. Не редко в руки разведгрупп попадали целые опечатанные мешки немецкой военной полевой почты. Знакомясь с их содержанием, можно было представить себе немецкие нравы и понятия.
Запомнились письма одна женщины писавшей мужу интересные послания, которые были с подтекстом и в завуалированной форме, например: «Гитлер в своей глубокой премудрости наконец-то объявил войну России. Можно надеяться, что скоро мы сможем начать завоевывать Андору!» Она раскрывала свое отношение к существующим порядкам в такой интересной форме, и все это довольно крамольное содержание БЫЛО ПРОПУЩЕНО ТУПОЙ ВОЕННОЙ ЦЕНЗУРОЙ!
Помимо личной переписки для анализа нам передавалось довольно много газет такие как «Volkischer Beobachter» — главную нацистскую партийную газету, а также «Das Reich», — похожую на нашу «Литературную газету», только геббельсовскую. Более интересна была буржуазная «Frankfurter Allgemeine», печатавшая речи Гитлера как поскриптум на последней странице.
После анализа и сортировки по темам полученные таким образом данные формировались в отчет и направлялись командованию политуправления, эта работа давала некоторую картину внутренней жизни нацистской Германии, но больше всего давали нам пленные, особенно материала для нашей внутренней пропаганды. Наиболее интересные отчеты под грифом «Совершенно секретно» направлялись в Москву в Главное Политуправление.
Мне пришлось столкнуться и с английской пропагандой, естественно прослушивая радио. Английские радиопередачи, так же как и наши, транслировались под видом передач с немецкой территории. Но они были составлены на безупречном немецком языке, с использованием казарменной терминологии и мельчайших деталей жизнедеятельности.
Немцы долго не могли засечь эту станцию; действовала она из Гавра. Такие трансляции не могли не действовать. В Москве в этом роде был «перебивальщик». Он вмешивался в немецкие военные сводки и параллельно их резюмировал, раскрывая их лживость. Потом, правда, в Главном Политуправлении решили, что нельзя ему позволять передавать несогласованный текст, и после этого решения ему можно было только вставлять лозунги. Немцы считали «перебивальщика» «евреем», несмотря на его чистейший немецкий язык; думаю, что это был кто-то из руководства Германской компартии.
Каждый старался выжить как мог!
Не у всех получалось!
Из воспоминаний офицера 7 отдела («отдел пропаганды среди войск противника») политуправления Карельского фронта капитана Дьяконова И.М. За основу статьи взята книга Дьяконва И.М. "Молодость в гимнастерке"