1.Мишель Уэльбек "Покорность"
«Покорность» (2015) чересчур громко ворвалась в литературу — так, что даже писать о ней немного страшно: как бы чего не вышло. И это при том, что сам Уэльбек упорно отрицал исламофобию в своём романе — ему вторили и литературные критики.
Мир «Покорности», согласно художественному времени романа, наступит совсем скоро — буквально через четыре года. К власти во Франции приходит лидер «Мусульманского братства», который берётся реформировать страну (например, на законодательном уровне нивелирует равенство между мужчинами и женщинами). Что остаётся главному герою, преподавателю университета, пребывающему в депрессии и не верящему в возможность какого-либо смысла? Только покорность.
2. Йохен Шимманг "Новый центр"
Немецкий писатель Йохен Шимманг — обладатель нескольких престижных премий, однако на русский язык пока переведён только один его роман, «Новый центр» (2011). В нём описывается недалекое будущее Германии: 2030 год, страна оправляется после девятилетнего правления авторитарного Генерала, режим которого наконец был свергнут.
Жители государства начинают строить новую жизнь. Пустующий Берлин, оставленный правительством, заселяют интеллектуалы, познакомившиеся ещё в диссидентсвующем «подполье». Но, как это характерно для утопий, мирное существование длится недолго...
«Новый центр» Шимманга — наполненное тонкими аллюзиями исследование авторитарных режимов, которым в XXI веке всё же не суждено стать атавизмом.
3. Владимир Сорокин "День опричника"
Ужасающий лубок — основа и для произведениях Сорокина, который ещё в «Голубом сале» описал изоляцию России, радостное сжигание загранпаспортов и яростную идеализацию средневековой Руси. Эти темы получили развитие в «Дне опричника» (2006).
2028 год. Андрей Данилович Комяга водружает на бампер своего авто собачью голову, символ готовности вершить опричнину, и отправляется уничтожать неверных. Россия, в которой обитает главный герой — это отгороженная от мира страна, прекратившая взаимодействие со всеми, кроме Китая, единственного союзника. Сословное деление, упоительное насилие, «новостные пузыри» вместо басурманского телевизора и радио «Русь» вместо этой вашей иностранщины — живописный мир романа. Если кому-то после прочтения впечатлений будет недостаточно, можно обратиться к сборнику «Сахарный Кремль», продолжающему славные традиции «Дня опричника».
4. Дэйв Эггерс "Сфера"
Мэй Холланд крупно повезло. Она работает в идеальной компании "Сфера" - союз блистательных умов поколения, где все прислушиваются ко всем и все вдохновенно совершенствуют мир. Здесь Мэй окружают единомышленники, ее любят, ее труд ценят, начальство тревожится о ее личном благополучии и здоровье родных, а за просчеты критикуют мягко, потому что в Мэй верят. "Сфера" - технологический исполин, неуклонно шагающий по пути абсолютного добра. Мир прекрасен всюду, где его коснулась "Сфера", которая творит новый мир - мир без преступлений и преступности, где твоя жизнь - открытая книга; мир без секретов, без зависти и зла. Залогинься, ставь "лайки", дружи - и будет тебе счастье навсегда. В мире "Сферы" граждане сообща улучшают абсолютно прозрачный мир, в котором не осталось больше грязных тайн. И вообще никаких тайн не осталось. Ну в самом деле: если ты не делаешь ничего дурного, зачем тебе что-то скрывать?..
Роман лидера новой волны американской литературы критики окрестили "хипстерским "1984"". Начинающаяся как милая, полная всеобщей любви и дружбы, история о рае медиасетей постепенно перерастает в тревожную, апокалиптическую антиутопию, пугающую и завораживающую своей неотвратимостью.
5. Кадзуо Исигуро «Не отпускай меня»
От урожденного японца, выпускника литературного семинара Малькольма Брэдбери, лауреата Букеровской премии за "Остаток дня" - самый поразительный английский роман 2005 года. Тридцатилетняя Кэти вспоминает свое детство в привилегированной школе Хейлшем, полное странных недомолвок, половинчатых откровений и подспудной угрозы. Это роман-притча, это история любви, дружбы и памяти, это предельное овеществление метафоры "служить всей жизнью".
6. Татьяна Толстая "Кысь"
"И, похлебав привычного, негустого супу, сплюнув в кулак коготки, задумаешься, глядя в слабый, синеватый огонек свечки, слушая, как шуршит под полом, как трещит в печи, как воет, подступает, жалуется за окном, просится в дом что-то белое, тяжелое, холодное, незримое; и представится тебе вдруг твоя изба далекой и малой, словно с дерева смотришь, и весь городок издалека представится, как оброненный в сугроб; и северные леса представятся, пустынные, темные, непроходимые, и качаются ветки северных деревьев, и качается на ветках, - вверх-вниз, - незримая кысь...
И тревога холодком, маленькой лапкой тронет сердце, и вздрогнешь, передернешься, глянешь вокруг зорко, словно ты сам себе чужой: что это? Кто я?.."
7. Кормак Маккарти "Дорога"
После катастрофы Отец и Сын идут через выжженные земли, пересекая континент. Всю книгу пронизывают глубокие, ранящие в самое сердце вопросы. Есть ли смысл жить, если будущего – нет? Вообще нет. Есть ли смысл жить ради детей? Это роман о том, что все в жизни относительно, что такие понятия, как добро и зло, в определенных условиях перестают работать и теряют смысл. Это роман о том, что действительно важно в жизни, и о том, как это ценить. И это также роман о смерти, о том, что все когда-нибудь кончается, и поэтому нужно каждый день принимать таким, какой есть. Нужно просто… жить.
8. Анна Старобинец "Живущий"
Анну Старобинец в одной из рецензий нарекли «русским Стивеном Кингом», хотя такая параллель выглядит несколько искусственной. Произведения Старобинец, действительно, жутковаты, но не страшными монстрами, а ледяным спокойствием, с которым повествователь описывает ловушки олицетворённого города («Сити») или заурядное путешествие на поезде, для которого нет временных границ («Граница») — ни намёка на освободительный хэппи-энд.
Точнее, должен быть: если у тебя его нет, то ты — ничто. Главному герою «Живущего» не повезло, он родился без инкода, и потому вынужден жить в исправительном доме. В то время как остальные подключены к беззаботной действительности социо, он довольствуется уровнем «голой» реальности. Сможет ли он стать как все — или ему придётся быть против всех?
9. Салли Гарднер «Червивая луна»
«Червивая луна» (2015) — пожалуй, одна из самых эмоционально сложных антиутопий, написанных простым, лаконичным языком. Страдающий дислексией пятнадцатилетний Стандиш Тредвел, мальчик с разноцветными глазами, живёт в седьмом секторе Родины, страны, прошлое название которой больше нельзя произносить вслух. Седьмой сектор — по сути, гетто для людей второго сорта. Тредвел — изгой: его считают глупым мальчишкой, не умеющим читать, что, впрочем, далеко от истины. Он знает о Родине такое, что может полностью изменить представление граждан о ней. Другой вопрос — хватит ли ему сил донести это откровение до людей.
10. Аркадий и Борис Стругацкие «Град обреченный»
В то, что лучший, эталонный образец отечественной фантастики - "Град обреченный" братьев Стругацких - был задуман еще в конце 60-х гг., а завершен в 1972-м - трудно поверить, слишком уж поразительна, невозможна дня тех времен степень внутренней свободы этого романа. Так не писали даже "в стол"... Такое казалось невероятным. Однако вся невероятная, почти детективная история судьбы "Града обреченного", представленная в "Комментариях" к роману, заставляет поверить - было именно так. И читать роман от этого только интереснее!