До позднего вечера Отто бессменно стоял у руля, мало говорил, а редкие его проклятия звучали как-то бессильно. Но никто этого не замечал, потому что дождь мыл судно, покуда палубная команда под брезентом резалась в карты.
Вниз Отто спустился только ночью, когда его позвала жена.
На следующее утро дождь еще не перестал и Бертль сидела с ним в рубке, но у Отто было много дел на палубе, и он редко возникал на мостике. Он приказал опробовать аварийный насос, что обычно в дождь не делалось и сам проверил якорные цепи которых не видал ни разу с тех пор, как ходил на «Амуре».
Всюду нужен глаз да глаз. Всегда,— сказал он, зайдя на четверть часа в рубку обсушиться.— От этого я уж никак не мог тебя избавить. Бертль. На пароходе всегда так.— При этом он неловко улыбался.— Ты ведь знаешь меня только на самоходной барже. Самоходная баржа — совсем другое дело.
И сплюнул через разбитое окно.
Ох ты.— извиняющимся тоном пробормотал он.— Мне надо сперва привыкнуть, что ты здесь. Я уж сам к себе слишком привык, стар стал.
И снова сплюнул хотя вовсе не хотел этого делать.
- Ох чтоб тебя!..— сорвалось у него.— Прости! Бывает!
Бертль ни слова не сказала.
Отто снова вышел на дождь, глубже надвинул фуражку (зюйдвестку он не признавал) на изрезанный стариковскими морщинами лоб и пошел искать себе какую-нибудь работу.
Целый день, перед тем как подойти к входному каналу, Заячья Душонка спрашивал, хотя слова его не звучали вопросом:
— На этот раз мы ведь возьмем только две, Отто?
Отто зло ворчал, не глядя на штурмана:
— Три! Три или ни одной! Ясно?
— Смотри, чтобы это тебе боком не вышло,— сказал штурман, передавая ему штурвал.— С тремя ты не управишься.
— То есть как не управлюсь? — Отто вцепился в штурвал.— Как не управлюсь? — Потом сорвал с головы фуражку и швырнул ее на палубу.— То что я должен сделать то я и могу сделать! — крикнул он. Ни дать ни взять пират. Старый пират. Только без кривого ножа.
Это был уже не прежний Отто Шайдель, чемпион по брани. Это был орел-подранок, который видит приближающихся волков.
— Очистить мостик! — крикнул он.— Пока еще я здесь капитан! Исчезни!—приказал он жене, когда та хотела было подняться к нему. Сейчас ты мне тут не нужна. Уходи! Это пароход, а не богадельня.
Голос его сорвался, и теперь даже внизу можно было носом учуять. что он пьян.
Бертль ушла, закусив губу. Штурман ушел еще раньше ее.
— Я не сержусь,— сказал он потом,— я его отговаривал ясно и понятно Если что и выйдет, я тут ни при чем.
Отто между тем уже давно стоял у штурвала. Вел судно быстро и уверенно, как в последний раз. И «Селенга» опять была на месте, и Купка ждал.
Отто стоял у своего штурвала, кричал и бранился, хотя никого поблизости не было. И все крутил и крутил штурвал. Пар дым. волны. Грохот, плеск и шипение. И надо всем — остроносый Отто с пиратским взглядом.
— Все сошло бы гладко,— говорил потом штурман если бы последняя баржа не сорвалась с троса.
Они его плохо закрепили. Трос лопнул, баржа стукнулась о шпунтовую стенку, ее вынесло обратно в реку, и лишь далеко внизу удалось посадить ее на мель.
Отто в этот день уже не выходил из рубки. Ни когда жена принесла ему кофе, который он молча принял, ни когда явился штурман сообщить ему, что виноваты эти, с баржи, ни когда пришла речная полиция составлять протокол. Он смотрел прямо перед собой и молчал. Он не видел ни реки, ни порта, ни бумаги, которую подписывал. И Бертль, сидевшую подле него, тоже не видел. Ничего не видел и не замечал. Он все время думал. Должен был думать.
Я больше ни на что не годен. Слишком стар. Они смеются надо мной. Я больше пи на что не годен, слишком стар они смеются надо мной. Я больше ни на что не годен, слишком..
Потом, уже поздно ночью, Бертль вдруг сказала:
— Баста Отто! Мы сейчас пойдем домой. Собирайся. Живей, старый дурень.
— Ладно,— ответил Отто вяло и поднялся.— Пойдем домой. Пусть так. Да, я хочу домой.
Утром Отто пришел в пароходство — там могли увидеть его новые морщины — и сказал:
— Дайте мне другой маршрут. Как видите, я с «Амуром» не справляюсь. Слишком стар и сноровка уже не та. Дайте мне другой маршрут.
— Ты не виноват в аварии.
— Капитан всегда виноват.
— Но ведь ты быстрее всех оборачиваешься.
— И аварий у меня тоже больше, чем у всех.
— Ты нам нужен на этом маршруте. По каналу всякий может ходить.
— И аварии тоже у всякого бывают. Дайте мне другой маршрут. Голос Отто не звучал угрожающе, как обычно, пальцы не сжимались в кулак, глаза не вылезали из орбит. И вообще он выглядел как любой нормальный человек.
— Так вот, дайте мне другой маршрут,— сказал он совсем спокойно.
— В чем дело, Отто? Ты не вправе этого от нас требовать.
— Не вправе? Ну ладно.
Отто медленно расстегнул вельветовую куртку, заглянул во внутренний карман, вытащил из него какую-то бумагу и положил на край письменного стола.
— Так вот,— сказал он,— мне эдак тоже милее. Я увольняюсь. Я ни на что больше не гожусь. Разве что глотку драть.
И опять он стоял, как все люди стоят перед письменным столом. Руки по швам и голова не слишком задрана. И ждал, как все люди ждут, стоя перед письменным столом.
— Ты рехнулся,— сказал ему начальник и снял телефонную трубку.
— Ну и что? — приветливо улыбнулся Отто.
— Этот номер у тебя не пройдет.
— Какой?
— Рехнуться.
— Ну, почему же? — Отто улыбнулся еще шире.
Потому что там.— начальник трубкой указал на акваторию порта.— потому что там уже стоит твой караван. И сегодня к вечеру он должен быть внизу. Уровень воды падает.
— Сам знаю,— вырвалось у Отто.
Итак, значит, мы будем...— Начальник прервал себя и сказал в трубку: —Да, я прошу заведующего кадрами!