С судна, плывущего в Гвинейском заливе, исчезает человек - второй помощник капитана. Поиски пропавшего результатов не дали. Вдова горевала не долго - вышла замуж за человека с которым была связана и ранее. Через несколько лет исчезнувший моряк "воскрес" и вернулся в родной город в совершенно другой ипостаси...
А счастье было вроде бы так близко...
Нонна считалась самой красивой девочкой в классе. Но она не обращала внимания на сверстников: зачем ей эти голодранцы, надо всерьез о будущем думать. Тем более что, когда ее семье дали квартиру в новостройках, прежние одноклассники отпали сами собой‚ а новые вообще не представляли интереса: шантрапа. А ей давно нравился Эдик —курсант мореходки, компанейский, и деньжата водились у него, да и перспектива —капитан дальнего плавания - не шутка. Он уже ходил в рейсы. Она влюбилась без памяти, они поженились через два месяца после того, как она забеременела. Эдик к тому времени как раз закончил училище и ходил вторым помощником капитана.
Шумно сыграли свадьбу, потом отпраздновали и рождение дочери. Назвали Капитолиной —в честь тещи, хотя ему это имя не нравилось, про себя он называл девочку Кнопкой. Теща, правда, попалась хорошая: в дела молодых не вмешивалась, ей особенно нравилось, что Эдуард привозит всякие заморские штучки- дрючки. Словом, зятек был что надо.
Рейсы, Однако были затяжные- если, скажем, в Австралию, так месяца на три. А тут, как на грех, на ту же лестничную площадку, где была у Эдуарда с Нонной квартира, въехал новый жилец -молодцеватый, приметный. Юный лейтенант (его звали Аркадий Атаманчук) оказался сыном генерала, служившего в «Арбатском военном округе» —то бишь в том квартале Москвы, где располагаются Генштаб и наше доблестное Министерство обороны. Вот и решил папа устроить сына на пару лет в провинциальный военкомат, а потом... Аркадий поначалу тосковал от внезапно обрушившегося на него одиночества. И понадобилось немало усилий, чтобы обрести покой и уверенность. Но какой ценой?
…Десять лет спустя
Странный дворник появился в одном из ничем не примечательных кварталов города Нязепетровска, что в Челябинской области. По утрам поднимался засветло, скреб, мел, поливал, отбросы вывозил -по примеру парижских мусорщиков, чтоб не оскорблять взоров да и обоняния обывателей до того, как жильцы проснутся. И только лишь майор Атаманчук Аркадий Семенович, прогуливая спозаранку верного пинчера Сапсана, будучи человеком военной выучки, да плюс вдобавок к тому профессиональным поставщиком рекрутов для Вооруженных Сил, не мог не оценить дисциплинированности новобранца тротуароуборочного фронта. «Вот такого бы гренадера да в армию, а то идет всякая шелупень», машинально думал Атаманчук, пока Сапсан осуществлял первую стремительную оправку.
Однажды с похмелья Атаманчук был особенно предрасположен к общению и сам приветливо заговорил о доселе незнакомым дворником. Но тот был как бы не в духе: отвечал односложно, нехотя.
Потом он сказал об этом жене своей ‚ Нонночке. «Да я про это уж знаю, отмахнулась та. — Люся, библиотекарша, мне уши все прожужжала: и не пьет, и не курит он, да и в библиотеке чуть не прописался. » — «Раз не пьет —стало быть, сектант какой-либо, - сказал жене Атаманчук. — Я уже на таких насмотрелся -им лишь бы от армии косить, вот и прикидываются дуриками, психами... По мне так уж лучше бы пили. .» И он осекся, глянув на внезапно изменившееся лицо Нонны.
Прежний муж Нонны был, что называется, запойным: моряк, он месяцами болтался в рейсах, возвращался на несколько недель. За эти две-три недели побывки муж буквально не просыхал. На ласку в первые ночи и даже дни по приезде был лют даже ненасытен, однако скор, нетерпелив, безусловно эгоистичен. И неожиданно, так однажды случилось, ее посетила мысль, столь же коварная, сколь и постыдная: а скорей бы он сматывал, бороздил бы себе моря-океаны. Она испугалась внезапно пришедшего наваждения и принялась анализировать. с чего бы это вдруг такая идея к ней пришла.
Накануне случилась у них удачная пирушка, потому что пришел один нормальный человек, умеющий вести застольную беседу, — артист из областного театра. Он когда-то в их городе учился, тоже, кстати, не дурак выпить, но хотя бы культурно, с прибаутками.
Эдик, уже много принявший на свою моряцкую грудь, встал, хотя тамада и не давал ему слова, и стал распинаться, какая она роскошная женщина. И тут вдруг заговорил почти все время до того молчавший мужчина, незнакомый и на вид даже вовсе непрезентабельный. «Настоящий мужчина, —сказал он, всех перебивая, -хвалит не жену свою, а собаку». И он как-то уж очень пронзительно посмотрел на Нонну, еще более засмущав ее. «Потому что у тебя жены- то нет своей —только собака!» -крикнул кто-то, и тут все заспорили, зашумели, все пошло вразброд...
Потом муж ушел снова в море, Нонна случайно столкнулась на улице с тем мужиком: тот и вправду гулял с собакой, Однако вовсе не был тем замухрышкой, каковым показался на вечеринке в тени артиста, но, напротив, оказался бравым и осанистым и на удивление говорливым. Оказалось, Аркадий Семенович недавно приехал в город. Офицер и даже сынок генеральский, он был на хорошей должности в столичном округе, да что-то там набедокурил; вот и подсуетился папаша перевести сынка подальше от сомнительных дружков. Вот и стал служить Атаманчук в военкомате. Холост, хм, точнее, разведен… А впрочем, кому какое дело.
Атаманчук произвел атаку по всем правилам осадного искусства: вначале условный противник был измучен настойчивостью обхождения, намеками и вроде бы ненавязчивыми знаками внимания: случайно повстречает, поговорит, улыбнется. Поддержит за локоток... И когда однажды он на месяц исчез — ездил в санаторий, Нонна с ужасом и удивлением обнаружила, что ей его не хватает. Потом в один из праздников, когда все соседи галдели за пиршественными столами, Нонна особенно остро ощутила себя одинокой, ей невмочь было оставаться в квартире, ноги сами несли ее бредить по улицам, но это не приносило успокоения: было неуютно, холодно. Возвращаясь домой, она вдруг вздрогнула: на лестничной площадке, где воссияла нежданно свежеввинченная лампочка, сверкал белозубой усмешкой и начищенными сапогами Атаманчук со свертком в руках и внимательно ее разглядывал. Поговорили ни о чем, само собой случилось, что он к ней вошел, накрыли стол с последующим грехопадением...
Мир, однако, не без добрых людей, и когда через месяц на побывку явился Эдик, ему было доложено, что жена его, вертихвостка, закрутила роман с офицером. Моряк отправился к Атаманчуку, тот вначале растерялся, но потом сделался вдруг сердит и пригрозил моряку. Эдик пошел домой удрученный. Соседи замерли в предвкушении побоища. Но было тихо. Эдик попросту собрал манатки и двинул к южному берегу на свой «Мончегорск», который только еще готовился сняться в рейс.
Обо что разбивается любовная лодка
Идти предстояло в Западную Африку, в третий трюм смайнали в числе прочего и посольский груз — огромные коробки со спиртным. А когда стали разгружаться в порту Бисау, ужаснулись: многие коробки оказались надорванными. На Эдика было жалко смотреть, ведь он как второй помощник капитана отвечал за сохранность груза. Агент, к счастью, не придрался и подписал все документы, а вечером Эдик уже в стельку пьяный валялся в своей каюте, и капитан отстранил его от вахты. А потом стармех проверял рулевое устройство, и в кормовой тамбучине нашли целый склад заначенного спиртного - и коньяк, и водка. Судовое начальство разгневалось и велело Эдику объясниться наутро.
И вот следующий день, пароход шурует по Гвинейскому заливу; третий штурман на мостике вперил взгляд в хронометр: без пяти двенадцать, уже и капитан пришел, рулевой сменился, а Эдика, который должен заступить на вахту в полдень, все нет. Тут его и хватились, стали звонить в каюту, потом побежали искать. Каюта была пуста. Плотно задраена водонепроницаемая дверь при выходе из коридора на спардек. Вышли на палубу, спрашивали о втором помощнике у первых попавшихся моряков, постепенно раздражение сменилось беспокойством: был человек и делся куда-то. Прорявкал по трансляции приказ второму явиться на мостик. Стрелки уже вытянулись в струнку -12.32, когда капитан махнул рукой: «Объявляйте общесудовую тревогу!» Легли на обратный курс, до рези в глазах всматривались в зеленую посверкивающую рябь.
Барражировали до сумерек, пока не запищала морзянка: ЧП в открытом море пропал человек, семьдесят две мили от берега. Поиски оказались безрезультатны... И помрачились смотрящие в окно: африканская ночь черная со зловещим свечением буруна над винтом — свалилась на теплоход в одночасье, будто кто-то всесильный задернул шторки на окнах Вселенной. И «Мончегорск» получил в ответ радиограмму из пароходства - взять прежний курс, идти своим предназначением.
Время жить и время примирять
Нонночка не сразу свыклась с вдовством своим: муж исчез, но следствие
велось, никто ни «да», ни «нет» не говорил. Она замкнулась‚ заперлась, Атаманчука к себе не подпускала. Муж приходил и оставался на пороге в ее видениях, доходило и до кошмаров. Она не могла принимать ванну, после этого снилось, что она тонет в теплом зеленом море, и водоросли щекочут ноги ей, опутывая, обвивая шею петлей… Наваждение, однако, в психоз не переросло‚ уж Люська библиотекарша постаралась не кинуть в беде подругу‚ исподволь внушая ей, что Атаманчук никак уж не причастен к Эдикову исчезновению: такова, мол, судьба.
Так вроде б отошла в потемки мглистые пустая опостылевшая жизнь, и в положении Нонночки мало что изменилось, разве что подвоз подарочков из загранки прекратился. Толкнувшаяся было в сердчишко аллергия к Атаманчуку развития не получила, к капитану произошло привыкание. Эдик все-таки был бесперспективным, на четвертом десятке застрял во вторых помощниках, зато Аркадий Семенович уже присобачивал к мундиру погоны с двумя просветами. Сватовство майора состоялось через год после исчезновения Эдика. Никто уж и не сомневался, что Эдика съели акулы в Гвинейском заливе.
…Странный дворник продолжал удивлять. В однокомнатной квартире на первом этаже, выделенной ему жэком, допоздна не гас свет, штор на окне не было, и можно было видеть пустую комнату и голую лампочку, свисающую с потолка, убогий стол, тахту, притащенную чуть ли не с помойки. Дворник читал, а то и что-то записывал. Он повадился ходить к Люське-библиотекарше, и та даже показала ему залежи книг на чердаке, их сохранила еще предыдущая заведующая. У дворника разгорелись глаза, он подолгу с интересом рылся в этом никого не интересующем богатстве, потом пил с Люськой чай, и ее поражало, что он разговорчив, но не болтлив — никаких подробностей о себе, только все какие-то отвлеченные истории, прибауточки, а порой и анекдоты. Он не расспрашивал ее специально о знакомых ее, но она чувствовала, что ему интересна чета Атаманчуков, хотя ни Аркадий Семенович, ни Нонночка ничего не читали, Аркадий Семенович любил пивко, телевизор и своего Сапсана.
А дворник между тем продолжал удивлять. В одно прекрасное утро, когда Атаманчук снял Сапсана с окарауливающего дежурства для неизбежного променада, возле дома встала фура с иноземными номерными знаками, и пара олодцев вкупе с дворником, отставившим лопату, принялась таскать в его квартиру всякие ящики. Они же вынесли из дома и бросили возле мусорных баков тахту и стол с парой колченогих стульев - меблировку дворницкой обители. Уехали. А тот как ни в чем не бывало скреб, мел, вытаскивал мусор… Под вечер на окне появились экзотические жалюзи, потом -через пару дней другие молодцы привезли на грузовике сейфовую дверь и укрепили ее на дворницкой квартире взамен прежней, чуть ли не картонной. Странным образом вдруг ожило пустующее пространство, и в пристройке к дому, где когда-то была химчистка, забурлила жизнь, приезжали какие-то деловые личности, на той же фуре привозили какие-то загадочные контейнеры. Атаманчук никак не связывал их появление с дворником. Хотя того и видели часто в компании приезжающих дельцов. Мало ли что, может, его просят что-то там подмести... У парадной еще чаще притормаживали экзотические авто, это расстраивало Атаманчука, который никак не мог купить "нормальную" машину. Атаманчуку не стоило особого труда узнать, отчего в его доме вдруг такое оживление. Оказалось, солидная фирма арендовала бывшую химчистку, поэтому никого уже не удивила появившаяся в один прекрасный день на доме бронзовая табличка: «Боббомбур. Буровое оборудование. Совместная компания...»
Еще больше удивился Атаманчук, когда на дверях подъезда появился кодовый замок. А дворник, это уж вконец ошарашило бедного Атаманчука, вышел из дома в деловом костюме и сел в "Порше". «Ну и чудеса!» —-только и смог подумать Аркадий Семенович, а Люська библиотекарша уже вечером докладывала им с Нонночкой, что они приглашаются на презентацию новой совместной фирмы. Дворник... впрочем, он уже вовсе никакой не дворник, а господин Картузов Сергей Евстафьевич, оказывается, назначен местным представителем фирмы, то бишь главой отделения, а все эти маскарады с помелом да лопатой носили несколько разведывательный, вынюхивательный и прикидочный характер. Шутка, так сказать, мецената. Хотя на Фуршете в клубе бизнесменов дворник обещал в присутствии отцов города спонсировать галерею местных микеланджело...
Атаманчук пришел на прием прямо из военкомата, а Нонночка‚ очень долго никуда не выходившая, нарядилась прямо как на свадьбу и только в последний момент поймала себя на мысли, что и платье, и туфли, и даже косметика —все из тех, Эдиковых, царствие ему небесное, запасов.
Люська-библиотекарша подкатила к ним с бывшим дворником. Вместе выпили по бокалу за знакомство. «Вы, - я слышал, бухгалтер? —обратился к ней галантно предприниматель. —Может быть, вас заинтересует наше предложение?…» Аркадий Семенович побагровел —его задело, что жена сможет больше его зарабатывать. Сошлись на том, что Нонночка подумает. А она страшно разволновалась и всю ночь раздумывала над предложением. Утром, когда Атаманчук ушел на службу, она не выдержала и сама позвонила в дверь бывшему дворнику. Обомлела -там все было перестроено, белизной сверкали стены, стильная офисная мебель. Картузов вежливо ее выслушал. Очень хорошо, в пятницу приедет босс из Иоханнесбурга встретимся, все решится.
В предместье среди сосенок была как бы вилла, которую сдавали теперь приезжающим бизнесменам. Там и была назначена встреча с боссом, куда Нонночку подвез на своем «Порше» бывший дворник. Она не сказала Атаманчуку куда едет -решила, что может сглазить, вдруг еще босс забракует ее. «Сейчас придет босс», - сказал «дворник» и закурил, отстранившись. Казалось, он занял какую-то выжидательную позицию и с интересом ее рассматривал. Смуглая красивая девица вкатила сервировочный столик —бутылки, пепельница, бокалы...
Стремительно вошел рослый мужик в светлом шуршащем костюме, постоял в дверном проеме, пошарил рукой по стене, щелкнул выключателем. Ярко брызнул свет хрустальной люстры, и Нонночка едва не свалилась с кресла от неожиданности. Перед нею стоял Эдик - первый ее муж.
Кончен бал - погасли свечи
…Потом все было как во сне - Нонна взяла себя в руки, успокоилась… Оказалось, Эдик тогда в самом деле выбросился за борт, тонул, хотел взаправду расстаться с жизнью. И «Мончегорск» действительно вернулся в те координаты, когда матросы видели в последний раз второго помощника капитана живым. Но за час до того тем же курсом прошлепал в Бисау либерийский-танкер, он и подобрал полумертвого русского моряка, который умолял не сообщать о том, что его нашли, никаким властям. Новому штурману здесь даже-обрадовались, так и перековался Эдик в эмигранта из самоубийц.
Рейс, другой, третий... Эдуард освоился, получил паспорт, подзаработал деньжат, перебрался в ЮАР, открыл дело… И вот теперь респектабельный иноземец победительствует у родных пенат, как новоявленный Одиссей или, может Монте-Кристо. Тут, на родине, он -давно покойник, вычеркнут из всех списков, автоматически, выходит, аннулирован его брак. Он не хотел никому мстить, но он хотел, чтобы они ему позавидовали и тем были посрамлены. Вот почему он нанял Картузова, вот почему понадобился весь этот маскарад с уборкой во дворах. Прихоть его состояла в том, чтоб открыть хоть крохотный свой филиальчик перед окнами жены, но пусть она, Бог с ней, не расстается со своим офицериком.
В тот вечер он не разрешил Картузову уйти, оставить их вдвоем. Сказал, у него там уже есть невеста, и лучше для обоих будет теперь не афишировать его воскрешение, достаточно одного конфидента Картузова. Она не должна ничего говорить своему Атаманчуку. И на работу ее примут. Ей казалось, паркет уплывает из-под ног, она уже ничего не понимала, ее всю колотило... А потом собралась, согласилась на все. Эдик улетел наутро. Нонночка перешла на работу в фирму. Люська вышла замуж за Картузова. А Нонна стала еще более неразговорчивой, хотя в ее жизни почти не изменилось ничего. Только Атаманчук вдруг превратился в нечто неодушевленное‚ в какой-то предмет домашнего обихода. Пожалуй, Сапсан и тот был ей ближе.