Опять весна, и дивный звон, и хочется гулять по улицам Уфы с кем-нибудь под ручку, ни о чем не думая, разве что только о самых приятных вещах. Но разве не приятна нам возможность справедливого отношения к человеку и достойного воздаяния за его труд? Вот почему я с большой радостью услышал о том, что моя коллега, переводчик художественной литературы с башкирского языка Зухра Буракаева выдвинута на соискание премии имени Шайхзады Бабича.
Поскольку всегда есть смысл обращаться к самому высокому начальству, к которому только можно попасть, то, размышляя об этом, я бы пошел на прием к самому поэту, буде он жив.
- Господин Бабичев! – сказал бы я ему. – Позвольте ходатайствовать перед Вами…
Нетерпеливым жестом, свойственным его темпераменту, известный поэт прервал бы мои попытки быть официальным, мол, давай уже, племянник, без этих вот экзерсисов! Тут я бы почувствовал себя легче, сел за стол, заложил ногу за ногу и стал рассказывать уже свободнее.
Кстати, что касается родственных отношений, то это одна из трудностей перевода, которая заключается в том, что для башкир каждый мужчина старше него- агай, то есть дядя, а младше- кусты, то есть племянник. Но это, к сожалению или к радости, вовсе не соответствует тем родственным отношениям, которые существуют для близких родственников, к примеру, среди русского или еврейского народов. Так что и я в разговоре с поэтом не стал бы придавать этому особого значения, а прямо перешел бы к моменту нашего знакомства с кандидатом в лауреаты.
А познакомились мы в поезде «Уфа-Москва», который нас, группу башкирских переводчиков, вез на вступительные экзамены в Литературный институт. Дело было в 1990-м году. Каждый день приносил известия тревожнее другого. На улицах появились военные, грохотали танки, ревели манифестации, в магазинах исчезали продукты, пока не кончились вообще. Наконец, развалился Советский Союз и на улицы, как зверь-людоед, вырвался дикий капитализм.
И тут уже существуют другие трудности перевода, потому что как объяснить нашим милым уфимцам, которые прошли эти годы в облегченном варианте благодаря политике суверенитета, что капитализм в Москве был немножечко другим. Например, одну нашу сокурсницу по имени Лена прямо на улице избили и чуть не похитили чеченцы. Спасибо, отбил милицейский патруль, случайно проходивший мимо. Две недели она ходила с синяками под глазами, но по сути так и не отошла от шока. А прозаика Руслана Надреева, с которым мы учились вместе на первом курсе, убили самым жестоким образом на пороге собственной московской квартиры…
А голод? В Уфе можно пойти к родственникам, съездить в деревню, на худой конец. К кому пойдешь в Москве, когда полки магазинов абсолютно пусты? Рассказывать можно долго, но главное то, что плохо одетые, полуголодные, мы учились. Помогал Союз писателей, помогали наш учитель Ахияр -агай Хакимов, наши преподаватели башкирского языка Аниса –апай Тагирова и Гульнур-апай Хусаинова.
Но были в нашем институте и такие, кто не смог вынести эту тяжесть, бросил, ушел- сначала с учебы, а потом и из жизни. Всякое было.
Тут Бабич вспомнил бы о своей учебе в казанском медресе, о всех своих проделках и чудачествах, потому что плохое забывается быстро, в памяти остается только доброе и светлое. Добрым и светлым осталось и для нас время учебы в Литературном институте. Но отличать истинное положение вещей от сладкого сна воспоминаний есть свойство зрелого человека.
Но учеба есть только первый этап, после которого идет уже сама жизнь. И как здесь справиться с трудностями перевода уже с этого языка на человеческий? Вместе с нами институт закончили наши коллеги из Татарстана, Каракалпакии, немецкая группа, английская… Мало кто из них сегодня занимается переводом, точнее говоря, никто. У жизни не только свои права, но и своя правота. Но следует отдать должное и тем, кто остался верен переводу, не так ли?
И тут бы я привел имена множества авторов, которых переводила Зухра Буракаева. Вот они – Мустай Карим, Равиль Бикбаев, Гульсира Гиззатуллина, Факил Мурзакаев, Юмабика Ильясова, Ризван Хажиев, Зайни Рафиков, Амир Аминев, Марьям Буракаева, Азамат Юлдашбаев, Риф Туйгун, Тимергали Кильмухаметов, Ильгизар Дикат, Абус, Рами Гарипов, Зайнаб Биишева, Шайхзада Бабич…
Тут я бы привел строчку из стихотворения «Великая радость»:
Ты стал свободен, Каравансарай,
Земля башкирская свободна!
И оттого мне умереть не жаль,
Смотреть с небес с улыбкой беззаботной!
Я помню эти строки не только потому, что мне посчастливилось работать с Зухрой Буракаевой над переводами. И тут уже никакие трудности не могут быть приняты во внимание, потому что какая разница, долго или быстро, тяжело или легко они шли - важен только результат. И он есть. Яркое тому подтверждение то обстоятельство, что переводы Зухры Буракаевой как наши совместные, так и выполненные ею отдельно публикуются практически во всех крупных газетах и журналах нашей республики.
Повторюсь – практически ни в одной из национальных республик России, да и бывших советских нет молодых переводчиков. У нас есть. Одна из немногих- Зухра Буракаева. При этом она чуть ли не единственная, кто переводит с русского языка на башкирский. Перечислять все переводы не буду, приведу один- наше телевидение загорелось идеей спеть советские хиты по башкирски. Их блистательно перевела Зухра, сохранив смысл, ритм, яркое звучание песен. Стоит ли ценить это? Мне кажется, стоит.
Отчего в данном случае не идет речи о трудностях? Потому что существует знание и глубокое понимание двух культур - башкирской и русской. Переводчик словно амфибия, которая обитает в двух средах, должен уметь понимать автора, не выпячивать свое я, а с уважением передавать, транслировать то, что хотел сказать автор. У Зухры это получается хорошо, достойно.
Тут Бабич остановил бы меня, потому что говорить очевидное - это значит ломиться в открытые ворота, и мы бы пошли пить чай и говорить о поэзии, что есть любимое занятие поэтов, говоря между нами.