Здравствуйте всем и вредного вечера, дорогие подписчики!
Простите нас за столь долгое отсутствие, работа, ряд болезней в семье не позволяли расслабиться и спокойно написать статейку-другую.
Но вот мы снова с вами и в честь такого долгого перерыва решили запустить новую рубрику! Будем делиться сочиненными нами рассказами про жизнь сибиряка Виктора Пантелеймоновича Егурова.
Дядя Витя - мой близкий родственник, театральный деятель и талантливый лингвист. Его жизненный путь был полон интересных моментов, которыми хочется делиться с миром, а сам он слишком застенчив для рассказов малознакомым людям. Поэтому, время от времени будем публиковать интересные истории о нем. Что-то в них будет правдой, а что-то художественный вымысел.
Начнем мы с самого начала, расскажем, как прошло детство дяди Вити в Китае.
В 1921 году отец Виктора - Пантелеймон завербовался работать на Китайско-Восточную железную дорогу. Распрощавшись с деревней Калигиной, вместе со своей женой они Феклой уехали в город Харбин. В Харбине он закончил трехмесячные курсы бригадиров службы пути и был отправлен на работу на станцию с русским названием "Казанцево". Здесь, за границей, как говорил папа Вити, будем начинать новую жизнь. Вскоре родилась дочь, назвали ее Нюрой, потом сын Сережа, а потом и сам дядя.
Через три года папу перевели работать на другую станцию — Вейшахе. Родилась еще одна девочка — Валя.
Но жизнь, о которой мечтали папа с мамой, не получилась. От менингита умерли Сережа и Валя. Врачи их жизнь не спасли. Похоронили брата и сестру на русском кладбище в Харбине. Мама рассказывала, как он, вырываясь из рук крестной, пинал ее ногами и кричал: «Ходька дурак, не зарывай моего Сережу в землю!» Но Ходька его не послушал.
Отец и мать тяжело пережили эту трагедию - у мамы стали выпадать волосы, и она, скрывая это, стала перевязывать голову косынкой. Нюра училась в Харбине в русской школе, жила у крестной и приезжала только на каникулы.
Однажды, со слов Пантелеймона, я выучил два стихотворения, напечатанных в толстом голубом журнале "Новый мир". И еще он научил меня делать меня всякие гримасы на лице. Позже они понадобились мне для художественной самодеятельности.
Помню, однажды, когда гости изрядно подвыпили папа поставил меня на табуретку у красиво наряженной елки, расправил черный бант на белой рубашке и сказал:
-Ну, сынок, порадуй нас, прочитай стихотворение. Как жили дети в России до революции.
Папа говорил негромко, чтобы не слышала живущая в другой квартире, за стеной, семья белогвардейца. И я стал читать про несчастных детей, ночующих в подвалах, больных, умирающих от голода. Я сделал жалобное лицо и, как учил меня папа, слюной намазал глаза. В памяти сохранились только последние строчки:
Люди добрые, взгляните:
Холод, слякоть на дворе.
Кто чем может, помогите
Беспризорной детворе!
Аплодисменты. Папа доволен:
- А теперь прочитай, как дети стали жить после революции!
И сынок начал читать другое стихотворение. Но уже радостно, с улыбкой. Как опять же учил папа:
Мы веселые ребята,
Проживем свой век не зря,
И зовут нас октябрята
В честь победы Октября.
В октябре отцы восстали, До конца борьба велась...
Я разошелся, замахал руками, потерял равновесие и упал со стула, ударившись головой об пол. Дочитал стихотворение почти на четвереньках и, чтобы показать, что мне совсем не больно, поднялся и стал прыгать вокруг елки, изображая какой-то танец.
— Ну артист! Вот так артист! — сказал кто-то из гостей, и все громко захлопали.
Слово «артист» было для меня ругательным. Как- то папа, придя с работы, рассказывал маме про китайца из его бригады: «Этот сволочь Цзянь Фу что наделал! Все китайцы как китайцы. А этот выродок что-нибудь да натворит. А ведь на коленях просился в бригаду...» — «Что опять случилось?» спросила мама. «Ни одного костыля не забил! Ладно, я заметил, а поезд на подходе. Завтра попру его, пусть мотает к едрене матери. Вот артист, твою мать, так артист!» — и папа с такой силой плюнул, что брызги долетели до моей тарелки.
Обидевшись за ругательное слово, я убежал в другую комнату и заплакал. Потом приоткрыл дверь, высунулся и громко выкрикнул:
— Если я артист, то вы все говны. — и закрыл дверь на заложку.
Однажды, играя на площадке пакгауза в догонялки, я упал и сильно ударился головой об рельсы. Было много крови, вызвали из Харбина врача, он наложил мне три шва и туго перевязал голову бинтом. От сотрясения голова болела. Лечила мне ее старушка, все время измеряя сантиметром.
Немного спустя я подавился арахисовым орехом. Взрослые играли в городки, палка отскочила и ударила меня по ноге. От боли я закричал и вдохнул орех в дыхательное горло. Стал задыхаться. Папа с мамой на паровозе привезли меня с синими ногтями и губами в Харбин и срочно доставили в больницу к самому лучшему врачу — англичанину по фамилии Мильбом.
— Попытаемся, но надежды на спасение мало, у него останавливается сердце, — сказал он, взял меня на руки и понес в операционную.
Мама упала в обморок, и ее тоже понесли, только в другое место. Папа рассказывал, что каким-то аппаратом и шлангом, который вставили мне в дыхательное горло, стали выкачивать орех, одновременно делая искусственное дыхание. На радость всем, операция была проведена удачно — одна долька ореха из дыхательного горла была удалена. Я задышал. Вторая долька вылетела при кашле. Мама завернула ее в тряпочку и долго хранила в своем сундуке.
Каждый раз, когда рассказывала про этот случай, она доставала дольку из сундука и показывала ее всем, как самый заветный талисман.
И это только начало занимательных рассказов о дяде Вите. Читайте, подписывайтесь, будем рады оценке нашего творчества. До скорой связи!