…— Да не, снимайте, снимайте. Я так просто вышел.
Камера дёргается в руках: я, вздрогнув, поворачиваю голову на голос.
Мужчина, незамеченный раньше, недовольно опираясь на угол сарая, смотрит, как я поняв камеру над забором, фотографирую его дом.
— Здравствуйте! — сконфуженно начинаю я. Вы не против...
Но он перебивает:
— Вначале спрашивать надо. —
И демонстративно поворачивается спиной, словно что-то делает.
— Вы если скажете, — глупо кричу я в ответ, — я не буду...
Но он никак уже не реагирует.
Ухожу.
День не задался с утра. Погода — дрянь: моросит постоянно и холодно, холодно… Холод добивает особенно: в октябре и так-то короткий световой день, а я ещё и вынужденно отогреваюсь в машине каждые четверть часа. Вот и теперь трогаюсь лишь после того, как согрелся. Тупик пропускаю, проезжаю ещё квартал и сворачиваю: что-то мерещится в переулке резное. Грязь конечно тут по колено, но, кажется проеду…
Несколько секунд машина утюгом скользит вниз, потом вроде цепляется за грунт, слегка поворачивается, визжит колёсами и, наконец, встаёт мёртво. Приехали.
«Сзади никого, дорогу вроде не перегораживаю», — решаю я и наливаю из термоса отстывшего чая с лимоном. Откидываюсь в кресле и выключаю двигатель. Дождь лупит по стеклу, по капоту, разбрасывая брызги по крыше, по листьям какого-то куста слева от двери... Понимаю что снова «повезло»: куст этот вплотную к окну и водительская дверь вряд ли откроется.
«Пять минут, — говорю себе, — и я со всем разберусь. Пять минут. Ну восемь, ладно.»
Ставлю будильник, откидываю спинку кресла, вздрагиваю от бодрого сигнала, поднимаю спинку, тру глаза, собираю мысли в кулак. «Так. Сапоги в багажнике, дверь правая... перелезть... правая откроется.»
Выворачиваюсь из ловушки между рулём и передним креслом, перелезаю назад, складываю две трёти задней спинки (вот зачем была нужна эта опция) выуживаю из багажника сапоги. Приоткрываю дверь.
«Льёшь зараза? Чтоб тебя!»
За всей этой суетой я и забыл про... Нога, скользнув по краю колеи едет вниз, а я, потеряв равновесие и должно быть нелепо взмахнув руками (если б кто-то мог видеть это в сумраке), хлёстко приложив локоть к замку двери, падаю вперёд, животом в самую грязь. В последний момент подставляю ладони, чтобы ободрать их обо что-то острое на дне канавы но, задержав падение, не так сильно приложится подбородком о край торчащего рядом пня.
Второй раз встаю уже осторожнее. Подбородок саднит, но вроде цел, куртка из желтой стала коричневой, руки... руки по локти в грязи, ладони — с кровью вперемешку. «Вот дрянь…» И тут же: «В термосе ещё оставалось!»— прилетает своевременное.
Мизинцем — дверь, выуживаю термос, остатками чая смываю грязь с ладоней (лимон вываливается прямо на штаны, но уже чёрт с ним) оцениваю повреждения. Не так всё страшно: пара царапин на каждой. Тру их спиртовым гелем. Осматриваю теперь и машину.
Левые колёса — в киселе, правое заднее, будто бы касается дна канавы, но непонятно, к тому же оно горячее: диск сухой, несмотря на дождь, и шипит от капель дождя, как сковородка... Только вот какой-нибудь поломки сейчас не хватало... Переднее в воздухе болтается: заглядываю снизу, но не видно ничего. Надеюсь, что не сидит пузом. Но есть и хорошее: в трёх домах впереди, похоже, стройка и перед забором насыпаны две, словно меня ожидающие, кучи: со щебнем и старыми досками.
Покричав с минуту для приличия и постучав в железные ворота, хватаю пару досок, тащу их к машине подкладывать под колёса. В пакет руками накидываю камней, сколько выдержит, волочу туда же. Ещё, ещё. Ещё несколько ходок… На какой-то очередной замечаю вдруг, что дождь заканчивается и, с удивлением глянув на часы, понимаю, что время — три, и до темна я, если конечно сейчас отсюда выберусь, вполне успею ещё что-нибудь отснять.
Ещё одна ходка за камнями, ещё... Кисельная яма перед колёсами мнится бездонной, но на десятом (или тридцатом) мешке всё же оказывается, что шанс её засыпать есть. Руки коченеют от холодных камней и я с сожалением вспоминаю выброшенные буквально вчера технические перчатки. Порвались они! Дорого бы за них сейчас отдал.На предпоследней ходке обнаруживаю прислонённую к забору совковую лопату. Вот зараза.
Возвращаюсь к машине, сбрасываю на чёрта похожую ветровку, повторяю в обратную сторону трюк с посадкой через правую дверь. Тихонько-тихонько, враскачку, чуть не с первой попытки, что даже не интересно, забираюсь по своей рукотворной насыпи на твёрдую сухую почву, останавливаюсь, перевожу дух... Повезло, легко отделался. Удача, спасибо! Сколько прошло, час? Полтора? Смотрю на часы. Почти два часа провозился. Ну и то хорошо.
— Что меня хоть понесло сюда? — вспоминаю. — Выбираться надо.
Назад — не вариант. Трогаюсь вперёд чуть и снова замечаю тот резной дом, ради которого весь этот сыр-бор.
«Двести метров от съезда, лучше б пешком прошёл, честное слово, но кто ж знал, кто ж знал... Может я десять раз уже сегодня застрять мог, но в те разы сделал правильный выбор?»
В суровом этом переулке не светится ни одного окна, к тому же снова начинает капать и выходить уже совсем лень. Проезжаю мимо дома, но одёргиваю себя: жалеть потом буду, проверено. Может именно этого дома для понимания потом и не хватит... да и всегда ведь лучше снять, чем не снять...
Ветровку даже брать в руки не хочется, выуживаю из сумки светоотражающий жилет, натягиваю: на десять минут и он от дождя спасёт. Пораскинув, достаю и штатив: в сумраке без него снимать уже не получится. Выхожу.
Тихо, только собаки вдали где-то надрываются, грязь под ногами чавкает, да тревожно скрипят старые липы. Мокрые тёмные дома в ряд выглядят брошенными и пугают неизвестностью. Тем более... — я вдруг замечаю сзади какое-то движение, резко оборачиваюсь, кажется, что глаз выхватывает что-то, человек?! Нет. Хвост что ли?! Может, собака, что там?! Но нет ничего, тихо... липы скрипят… кусты в паре метров, но ни ветка не хрустнула, ничего... нервы...
В такие моменты хочется бросить всё, забраться в уютную норку тёплой кабины и вырулить куда-нибудь на дорогу, желательно на заправку с фонарями во все стороны, музыкой и кофемашиной и вай-фаем... Сердце колотится я делаю всё нарочито медленно: не спеша расставляю штатив, задумчиво подкручиваю ножки, меняю объектив, настраиваю...
Глядя уже в видоискатель, краем глаза замечаю, что куст справа качается как-то неестественно... вот снова... и вдруг понимаю, что от него отделяется тёмная фигура и медленно направляется ко мне. Мигом соображаю, что кругом никого и единственная моя защита...
— Чё такое, э? — окликает меня низкий голос с хрипотцой.
Отрываюсь от камеры, вздрагиваю, выдыхаю, будто только что его увидел:
— Фух! Здравствуйте! Ну вы незаметный! Я вас вообще не видел! — стараюсь улыбаться я, разглядывая этого человека.
Голос суровый, но стоит вроде расслаблено: руки в задних карманах. Молодой парень, может, лет двадцать пять. Джинсы, короткая куртка, сапоги какие-то... Смотрит осуждающе, исподлобья, но без угрозы. Вроде бы.
— Чё вы снимаете тут? — кажется теплеет его голос. Или кажется?
— Я — дом! — кошу я под простачка, вспоминая, что стою по прежнему в светоотражающем жилете. — Мне все подряд резные дома с наличниками надо отснять. Для музея наличников!
В кармане жилета наощупь отыскиваю одну из визитных карточек, достаю, протягиваю. Ощущение какой-то непонятной тревоги солёной кислотой отдаётся под языком, когда он как-то странно, немного в бок дёргается, пока я ищу карточку в кармане. Потом он замирает увидав её, будто что-то передумав. Карточку, правда, не берет. И смотрит непонятно. Тревога не отпускает.
Это, — улыбаюсь я, пытаясь раскусить, что за настроение у человека, — мои всё фотографии. Тут, — на нервах я начинаю говорить в два раза быстрее, — смотрите, Ярославская область, Костромская и Бурятия. А у вас старинные наличники? Каких лет, не знаете? Наверное довоенные?
— Ну? — полуутвердительно выдаёт он после паузы и снова смотрит на меня выжидающе.
— Так я и думал! — слишком радостно выдаю я и принимаюсь рассказывать ему зачем-то про их похожесть на осташковские и тверские.
Я говорю и говорю, несу какую-то ерунду о наличниках, машу руками, поворачиваю камеру к нему экранчиком, хотя он так и стоит в паре метров и вряд ли что-то может разглядеть, а сам, пытаясь разобраться, что же так меня взвинтило, что пульс баскетбольным мячом в висках лупит, незаметно оглядываюсь, один ли он, и прикидываю какой рукой удобнее ухватить штатив, если парень вдруг рванет в атаку.
Минуты через три меня наконец начинает отпускать и, выдохшись, я оправдываюсь, что мне неудобно, что я занимаю, наверное, его время и пора мне, кажется, выбираться и что я сожалею, что напугал его...
На этих словах он как-то криво усмехается, впервые делает небольшой шаг вперёд, так что я лучше вижу его лицо и говорит самую длинную свою фразу:
— Да не, ты не напугал, нормально всё.
Затем, тем же, непонятным для меня в начале нашего разговора, странным кривым движением, достаёт из за спины руку с зажатым в ней пистолетом и, направив ствол в землю, с громким в тишине пустого переулка щелчком ставит его на предохранитель.
— Не напугал. Ты нормальный вроде пацан, но ты там вообще осторожнее снимай чужие дома, а-то мало ли чё.
PS Фотографии из того переулка, увы, не столь интересные, поэтому на фото — не имеющие никакого отношения к этой истории (зато неплохо улучшающие настроение) кот и пёс из Костромской области :)
PPS2 Книга и историями из экспедиций по центральной России и календарь с наличниками на 20-й год уже доступны для заказа на Nalichnik.com/suveniry