Дряхлый старик в кресле-качалке равнодушно смотрел на озерный пейзаж, открывающийся с террасы. За долгие годы его глаза привыкли к этой красоте и душа очерствела. Он привычно потянулся к столику, где стояла шкатулка с сигарами и лежали свежие газеты. Закурив сигару (доктор говорит, вредно, но после девяноста это слово теряет свой смысл – согласитесь!), он взял газету. Глаза его лениво пробегали по заголовкам. И вдруг… Старик, схватив лупу, впился глазами в неприметную заметку "Клятва на монете: история запретной любви".
"В Японии в замке Мацуяма проводили очистку пруда. Одной из находок стала русская золотая монета, переделанная в медальон. Её сдали в местный музей, где кто-то разглядел в странных царапинах искусную гравировку: Айка Ниджи и Михаил Костин.
Выяснилось, что поручик Костин, сын генерала – участника обороны Порт-Артура, был ранен и попал в плен. В госпиталь Мацуямы он был доставлен в 1904 году. Айка Ниджи была медсестрой Красного Креста. Летом 1905 года Костин исчез, возможно, бежал. Айка по настоянию родни вернулась в семью. Молодых людей наверняка разлучили, так как эта любовная история совершенно невероятна для того времени. Как медальон оказался в пруду? Кто и зачем бросил его? Этого мы никогда не узнаем».
Старик в отчаянии закрыл лицо ладонями. Сиделка бросилась к нему.
— Мистер Костин, с вами все в порядке? Я могу вам помочь?
— Нет-нет, оставьте меня, – сквозь зубы процедил он. Рука потянулась к часам, нащупывая на цепочке брелок. Его пальцы помнили на нем каждую выемку, каждый иероглиф...
— Бедная моя девочка! Как же я виноват перед тобой! Я ведь думал, что ты предала меня. А ты… — шептал он, утирая мутные старческие слезы.
Он в отчаянии метался по причалу, вглядываясь вдаль. Он ждал свою Песню о любви – так переводится с японского ее имя...
Когда Айка в первый раз перебинтовывала ему раны, он ощущал её легкие прикосновения как любовную ласку. А встретился с ней глазами и понял, что она чувствует то же самое. Он и она сразу поняли без слов, что созданы друг для друга. С тех пор каждая перевязка стала для них любовным свиданием.
Русские пленные в Мацуяме пользовались относительной свободой передвижения, и когда Михаил стал поправляться, он часто ездил на велосипеде по городку. Их редкие встречи были, конечно, тайной. Эти двое, едва понимающие друг друга, только и мечтали о той минуте, когда они останутся одни и им не нужно будет пытаться сказать, пытаться понять. Язык поцелуев, язык тела – он ведь всеобщий, ни границ, ни запретов для него не существует. Когда Айка говорила «иа теба рюбрю», он хохотал и закрывал ей рот поцелуем. Она так и не научилась выговаривать букву «л». А когда он произносил «Дато сти нанде моно», заливалась смехом Айка. И ему ничего не оставалось делать, как снова поцелуем заставлять ее молчать.
Во время одной из прогулок они набрели на мастерскую часовщика. По-детски держась за руки, с восторгом рассматривали старинные часы. Они стали отбивать полдень — стоял такой звон! Там-то и пришла ему в голову мысль превратить две монеты в медальоны и нанести на них имена. Михаил набросал эскиз, а старый часовщик выполнил изящную гравировку.
По ночам, слушая храп спящих и стоны раненых, он думал о будущем. О близком конце войны шептались и русские пленные, и японский персонал госпиталя. Только каким он будет, этот конец? После Цусимы, после Порт-Артура…
Тем утром Михаил наблюдал за игрой русских пленных в городки, когда кто-то коснулся его плеча. Он резко обернулся. Перед ним стоял бородатый американский шкипер.
— Мистер Костин?
— Чем могу служить?
— Вам просили передать, — сказал тот, протягивая Михаилу пакет.
Это было письмо от отца, где были указаны дата, время и название судна, на которое он должен подняться в последнюю минуту перед отплытием.
— Я буду не один…
Шкипер равнодушно пожал плечами.
— Главное – деньги.
Михаил метался по причалу и верил, что Айка вот-вот придет. Шкипер отказался ждать. Она не пришла…
Отец и брат получили от врача госпиталя письмо о совершенном ею неслыханном преступлении, которое должно быть немедленно сурово наказано. И вот они здесь, ждут, пока она соберет вещи. Айка отложила в сторону сестринскую накидку.
— Я должна ее отдать.
Отец молча кивнул, не желая даже говорить с презренной девчонкой. Айка бежала со всех ног к пруду, к тем ивам, где они целовались по ночам, где он смеялся над ее «рюбрю», где должен остаться этот медальон – свидетель ее короткого счастья. Она сорвала его с шеи, слабо размахнулась. Всплеск – и тишина. Мужчины стояли на пороге, ожидая ее. Айка сложила руки, опускаясь перед ними на колени и покорно припадая в поклоне лбом к земле.
***
Трясущимися руками старик оторвал от цепочки медальон с их именами. Ты все правильно сделала, девочка-песня. Пусть озеро сохранит мою тайну, память моего сердца. Слабо размахнувшись, он бросил монету. Она сверкнула на солнце – и тишина. Снизу все так же едва слышно доносились шлепки волн о скалу.
Друзья, вам понравилась эта история? Ставьте лайки, пишите комментарии, буду рада пообщаться с вами.