* * *
И все же погоня продолжала неумолимо приближаться к ним. В одном месте Леве и Зое не повезло – они вышли к небольшому болотцу. Пришлось обходить его, и, пока они это делали, как раз и потеряли те полчаса, за которые Лева предполагал выйти к дороге. Вот уж точно, хочешь насмешить Бога – расскажи ему о своих планах… Сглазил, одним словом.
Складывалось ощущение, что шедшие по их следам люди ориентировались в ночном лесу, как в родной квартире. Но объяснялось это не тем, что они умели это делать. Огромным подспорьем им было то, что руководившая процессом женщина время от времени останавливалась, застывала столбом, словно прислушиваясь или даже принюхиваясь к чему-то; а потом решительно указывала им, в каком направлении двигаться. И ведь не ошиблась – в конце концов, во время очередного ее «сеанса» чуткий слух одного из преследователей уловил звуки двигавшихся далеко впереди людей.
Погоня настигла беглецов на самом выходе из леса. В июле рассветает рано, и вот уже за деревьями стали видны просветы – впереди, метрах в трехстах должна быть дорога.
Но именно теперь, когда все вот-вот должно было закончиться, сзади отчетливо послышался хруст веток под ногами нескольких человек.
- Бежим! – скомандовал Лева.
Они побежали, но делать это было не так просто. Преследовавшие их люди были более тренированные; так что приблизиться к убегавшим на расстояние видимости им было несложно.
И вот уже сзади послышались крики с требованием остановиться. Потом треск сучьев стал слышен не только сзади, но и по обеим сторонам – их брали в кольцо.
- Стоять! – ударил в спину женский окрик. – Зоя, стойте! Это я, Тина!
Но ни Зоя ни Лева останавливаться не собирались. И через секунду рядом звонко хлопнул выстрел.
Стреляли, правда, пока в воздух. Тина, обговаривая план погони, категорически запретила целиться в кого-либо из этой парочки. Конечно, долговязый спутник Хранительницы был лишним звеном во всей этой истории, но убирать его не стоило. Негативная реакция Хранительницы могла неправильно повлиять на силу, а ведь Зоя вряд ли обрадуется, если с этим Левой что-то случится. Да и вряд ли он сможет оказать им достойное сопротивление.
Да, сопротивляться троим спецам Лева толком бы не сумел. Но зато у него хватило силы поймать Зою за руку и, увлекая ее за собой, уже вместе с нею выскочить из леса раньше, чем их смогли окружить.
Преследователи тут же, словно тени, показались следом за ними. Еще чуть-чуть и им удастся задержать Леву и Зою, они все равно смогут окружить их!
И в этот момент на дороге послышался звук ревущего мотора. В следующий миг из предрассветного полумрака на трассу выскочило странное яркое пятно. Материализовавшись в отечественное авто, оно замерло прямо напротив места разыгрывавшейся драмы, и тут же над головами выскочивших из леса людей раздалась автоматная очередь.
- Всем стоять! – голос из открывшейся двери не предвещал ничего хорошего.
Выскочивший из машины мужчина дал еще одну очередь поверх голов, а потом приказал всем положить оружие на землю. Автомат был серьезным аргументом даже против трех пистолетов, тем более, что стрелок находился на достаточном расстоянии от бойцов Тины. Применить даже самый каверзный прием рукопашного боя невозможно, а, значит, придется подчиниться.
Оружие было сложено. Далее автоматчик велел четверым преследователям сделать пять шагов назад и, заложив руки за голову, лечь на землю. Чтобы не было сомнений в его намерениях, мужчина снова весьма красноречиво повел дулом автомата.
Когда его требования были выполнены, Леве и Зое таким же решительным тоном было предложено «бегом дуть сюда» и забираться в машину.
Еще через несколько секунд над лежавшими на земле людьми оглушительно прогремела автоматная очередь, и не успел ее звук окончательно стихнуть, как «канарейка» на бешеной скорости уже понеслась прочь.
Схватившиеся за свои пистолеты бойцы Тины попытались выстрелами догнать сумасшедшее авто, но его водитель оказался не столь наивен. Яркое пятно удалялось не по прямой, а какими-то совершенно немыслимыми зигзагами. Попасть в него было практически невозможно.
* * *
- Я вас в дядькины хоромы определю. Он у меня по зиме подженился малость, живет сейчас у молодухи своей. А за домом я приглядываю. Там вас никто искать не будет. Только на всякий случай свет не включайте и на улицу не шастайте. Отдохнете, а там, вечером, я приеду, увезу вас из поселка.
Пассажиры согласно кивнули. Всю дорогу они молчали, не рискнув спрашивать про неожиданно появившийся в руках Джамиля автомат.
Дом находился в небольшом тупичке, странном закоулке, образовавшемся от слияния двух улиц. Добираться до него было не очень удобно, даже Зоя в какой-то момент сумела оценить мастерство водителя «канарейки». Но, благополучно проскочив по узкому проезду между двумя высокими сплошными заборами, машина замерла возле небольшого, на одного хозяина, дома. В предрассветном полумраке три фигуры быстро прошагали через двор и скрылись в доме.
Джамиль сразу сообщил о полном отсутствии продуктов. Это и так было понятно, здесь их никто не ждал. Пока после всего пережитого аппетита ни у Зои, ни у Левы не наблюдалось. К тому же в рюкзаках у них были хлеб и тушенка. За весь день им, бедолагам, так и не удалось хоть раз перекусить.
Успокоив Женьку наличием собственных припасов, и выслушав его краткие указания, где что находится («Туалет – там, шкаф с бельем – там, кухня – там, располагайтесь!»), Зоя с Левой остались, наконец, одни.
Ориентироваться в чужом доме, да еще и в полумраке было сложно. Сил ни на что не было, поэтому, отыскав туалет, они по очереди умылись. Потом, не застилая бельем постелей, улеглись – Зоя на большой железной кровати, Лева на стоявший рядом диван.
Зоя сразу провалилась в сон. Ей даже совсем ничего не снилось, она просто спала. Измотанный организм требовал восстановления физических и духовных сил, и мозг, понимая это, берег ее, не нагружая пока ничем лишним.
Лева же, полежав минут пятнадцать, поднялся. Почти неслышно прошелся по дому, не приближаясь к окнам, постоял, прислушиваясь. Кажется, в округе было тихо. Потом он на всякий случай приоткрыл форточку. И тотчас же в комнату ворвался звонкий птичий свист. Где-то под окном, в огромном кусте черноплодной рябины, уселся соловей и принялся выводить такие трели, что можно было только диву даваться – как в такой крохотной птюшке рождаются столь сильные, неописуемо красивые звуки.
На дворе был июль, для пения соловья вроде поздновато – обычно они так «разливаются» в мае. А тут, надо же, нашелся заблудший певун! Ну, спасибо за концерт!
Лева усмехнулся, послушал немного голосистую птаху. За его спиной послышался шорох, он обернулся. Зоя во сне слегка пошевелилась, чмокнула губами. Лева подошел к кровати, аккуратно накрыл Зою стянутым с кресла покрывалом. В доме, конечно, не холодно, но во сне человеку обычно бывает прохладно. Лева постоял, посмотрел на спящую Зою.
Она сладко спала, свернувшись, словно большая кошка в клубок. Щеки ее зарумянились – то ли ото сна, то ли от того, что она провела целый день на солнце и ветру. В груди у Левы вдруг разлилось непонятное тепло. Он наклонился, осторожно поправил покрывало и хотел убрать с Зоиного лица выбившуюся прядь волос, но сдержался.
Скрипнув диваном, Лева лег на место. Еще раз покосился в сторону кровати. Зоя тихо спала. Положив руки под голову, Лева задумчиво уставился в потолок.
Ему, выросшему в простой интеллигентной семье впервые довелось попасть в переплет, а тем более в ТАКОЙ переплет. И вообще до той поры, пока Лев случайно не встретил Зою, он жил обычной жизнью.
Родители Льва Соткина были людьми обыкновенными, без амбиций, но очень увлеченными своим делом. Мама всю жизнь проработала в школе, преподавала русский язык и литературу. А папа был историком. И не просто историком, а самым настоящим археологом. Пока Левушка был маленьким, отец очень часто и подолгу пропадал в экспедициях. Мама растила сына почти одна, но не баловала, а старалась «вылепить» из него «достойного человека». Так она однажды сказала кому-то в разговоре про Леву, а он услышал и запомнил. К тому времени мальчик уже начинал смутно догадываться, что и такое редкое по тем временам имя ему досталось неспроста – на книжной полке стояли весьма зачитанные тома великого Льва Николаевича.
Сначала Лева был обычным мальчишкой. В раннем детстве, как и многие светлокожие дети, он часто болел и даже в детский сад ходил совсем мало. В какой-то степени это поспособствовало тому, что он приобщился к чтению. Мозгами Бог его не обделил, так что и потом, в школе, науки давались Леве легко. Всем известно, что в детской среде, чтобы не быть затоптанным и обиженным, нужно чем-то выделиться среди сверстников. Сильно сократив список, можно коротко сказать, что для этого надо выделиться или физической силой или умом.
Левушка выделился умом. И даже, несмотря на то, что вечно нескладная долговязая фигура и огненно-рыжая шевелюра весьма способствовали тяжкой доле носить какую-нибудь обидную кличку, а то и получать тумаки от более наглых соплеменников, Лева умудрился плавно влиться в жесткую, а временами и жестокую среду. Клички, правда, избежать ему не удалось, но она была не обидная, а даже совсем наоборот, уважительная – Академик. По складу ума мальчик был, как принято говорить, гуманитарий, но благодаря привычке доходить до всего собственным умом, и, главное, всегда доводить дело до конца, младший Соткин неплохо справлялся и с точными науками.
Отец окончательно появился в жизни Левы, когда ему исполнилось пятнадцать лет. Сын к тому времени давно уже привык к редкому присутствию папы в их квартире, но родителя по-своему любил и уважал. Однако период взросления начал вносить в жизнь Левы некоторые коррективы. Он стал вспыльчив, пробовал курить, а однажды и вовсе явился домой выпивши.
Мама, естественно, поделилась своими переживаниями с отцом. Поделилась и тут же пожалела об этом. Потому что вместо того, чтобы направить сына на путь истинный, старший Соткин усмехнулся, посмотрел на понурившегося отпрыска, и вдруг спросил:
- Поедешь со мной в экспедицию?
С тех пор жизнь Левы сделала крутой поворот. Проведя все летние каникулы под палящим солнцем отечественного юга, он вернулся домой с выгоревшей почти до белизны шевелюрой, с неоднократно обожженной и облезшей кожей, но с горящими глазами и стопроцентным иммунитетом ко всем гриппам и простудам. И теперь он точно знал, кем станет в дальнейшем, и чем будет заниматься в жизни.