Когда-то, в середине 70-х годов прошлого века прочитал, а потом прослушал сначала в исполнении Карцева, а потом и самого Жванецкого его рассказ "Портрет", и был потрясён этим великолепным образчиков блестящей самоиронии, которую способны позволить себе редкие, исключительно состоявшиеся личности. Поэтому, когда со мной произошло то, что я описал вот здесь https://zen.yandex.ru/media/id/5dcad3b31ddfed2344be586b/jizn-napriamuiu-5dcc3265418cd54d70f2acba , то я попробовал воспроизвести текст Жванецкого применительно к своим обстоятельствам. А сам оригинал разместил в качестве цитаты в постскриптуме ниже для сравнения. Итак...
Обрыдло всё! Наконец-то я стал высоким и красивым, и стройным … и молодым.(см. Пятьдесят лет справил и стал… До того не был, только стремился и действовал, и мучился вопросом: «… Интересно, а что они чувствуют эти молодые, высокие, стройные и красивые…?
Сразу съездил в Париж… Это – Париж…?! Эйфелева телевышка посреди толпы афроарабов, которые плохо понимают бонжур, силь ву пле, мерси и вообще не понимают Сартр, Ренуар и Хемингуэй… Нет, я не хочу здесь жить в молодые годы!
Вообще-то молодость, стройность, высота и красота в пятьдесят – это ещё и известность, даже слава… Часто приходится говорить через переводчиков… Пока втолкуешь – упаришься… К моему мнению прислушиваются и даже иногда встают при моём появлении … репортёры … Потом пишут в газетах… Такое!! Убил бы всех…!
Но уже не хочется поруководить симфоническим оркестром, хотя и предлагают, почти как Борису Николаевичу (Ельцину!)… В фильмах предлагают сниматься, соблазняют: «… Фильм повезём в Канны, а Вы в смокинге, в свете прожекторов…». Не хочу в Канны, афроарабы в Париже надоели…
Всё время зовут на тусовки… В тот особняк … на набережной… И каждый хочет с тобой выпить… По полной… Выпьешь с каждым и теряешь подвижность, приходится заночевать… Тут же… Утром прислуга несёт горячий шоколад в постель, … вместо холодного рассола! Теперь шоколада видеть не могу – сразу синдром похмелья… с тошнотой!
Мама ворчит и причитает: «Ты нормальной пищи уже не видишь вовсе. От деликатесов ваших совсем стал зелёный…».
Наконец – главное! Венец стремлений! Женщины… Девчонки – скороспелые старшеклассницы, стайками подбегают за автографами и попутно знакомятся… Потом подкарауливают поодиночке и, дыша смесью мятной жвачки с табачно-пивным перегаром, шепчут на всю улицу: «Я Вас люблю… уже…». Часто в засаде неподалёку ведёт наблюдение её мама, которая лет 15-20 тому тоже годилась мне … в малолетки…
Ещё есть артистки и модели, топ и фото… Сразу с конкурсов красоты. Очень целеустремлённые… Подготовленные и квалифицированные… Держат форму. Главная часть жизни – на тренажёрах.
Если прижаться и обнять, ощущения – неоднозначные … Манильский канат со стальным тросом запутайте, потом из этой смеси скомпонуйте женскую фигуру и обнимите… Можете и полежать на этом… А потом представьте, что оно тоже обнимает и спрашивает: «Тебе со мной хорошо… милый?».
Но зато я скажу теперь сыну, которого суд оставил его матери, которая бросила меня в тридцать лет, посчитав безнадёжным неудачником: «Парень, ты видишь, как и чего я достиг… Я попробовал и то, и сё, а остальное – уже не захотел… Вон ту – известную -- я обнимал, вот этих красивых, что в журнале, я имел… И от своего опыта хочу тебя уберечь!
P.S. Портрет
О себе я могу сказать твердо. Я никогда не буду высоким. И красивым. И стройным. Меня никогда не полюбит Мишень Мерсье. И в молодые годы я не буду жить в Париже.
Я не буду говорить через переводчика, сидеть за штурвалом и дышать кислородом.
К моему мнению не будет прислушиваться больше одного человека. Да и эта одна начинает иметь свое.
Я наверняка не буду руководить большим симфоническим оркестром радио и телевидения. И фильм не поставлю. И не получу ничего в каннах. Ничего не получу в смокинге, в прожекторах в каннах. Времени уже не хватит... Не успею.
Никогда не буду женщиной. А интересно, что они чувствуют?
При моем появлении никто не встанет...
Шоколад в постель могу себе подать. Но придется встать, одеться, приготовить. А потом раздеться, лечь и выпить. Не каждый на это пойдет. Я не возьму семь метров в длину... Просто не возьму. Ну, просто не разбегусь. Ну, даже если разбегусь. Это ничего не значит, потому что я не оторвусь... Дела... Заботы...
И в этом особняке на набережной я уже никогда не появлюсь. Я еще могу появиться возле него. Против него. Но в нем?! Так же и другое... Даже простой крейсер под моим командованием не войдет в нейтральные воды... Из наших не выйдет. И за мои полотна не будут платить бешеные деньги. Уже нет времени!
И от моих реплик не грохнет цирк и не прослезится зал. И не заржет лошадь подо мной... Только впереди меня. И не расцветет что-то. И не запахнет чем-то. И не скажет девочка: «Я люблю тебя». И не спросит мама: «Что ты ел сегодня, мой мальчик?» Но зато... Зато я скажу теперь сыну: «Парень, я прошел через все. Я не стал этим и не стал тем. Я передам тебе свой опыт».
Михаил Жванецкий