Полемика 1910 года о "кризисе символизма" началась, когда поэт-символист Вячеслав Иванов прочел лекцию "Заповеди символизма".
Эта лекция положила начало оживленной дискуссии о статусе этого выдающегося литературного движения, в которую внесли свой вклад многие из ведущих литературных деятелей Серебряного века.
Хотя "кризис символизма" вызвал большой научный интерес, один из важных аспектов этой дискуссии до сих пор не изучен. Лекция Иванова содержала нападки на понятие ясности, которое он истолковывал как "прозрачность" слова "разум".
Он утверждал, что язык не является ни адекватным выражением мысли, ни точным представлением "реальности". Лекция сама по себе была полемическим ответом на небольшую статью друга Иванова Михаила Кузьмина под названием "О прекрасной ясности": Записки на прозе."
Опубликованное за несколько месяцев до лекции Иванова, это эссе призывало уважать слово, пропагандировало такие классические ценности, как точность, экономичность средств и ясность выражения.
И "О прекрасной ясности", и "Заповеди символизма" появились в то время, когда повсеместная потеря веры в коммуникативную силу языка в сочетании с чувством социально-культурного недуга привели к глубокому кризису, значительно превосходящему ряды символистов.
В период с 1910 по 1917 год ряд русских писателей и мыслителей провозгласили слово "мертвый" и предложили программы его возрождения.
Для Иванова ясность была понятием Просвещения, которое он связывал с рационализмом и винил в зле своего времени. Для Кузьмина, однако, ясность представляла собой скорее поэтическую, чем эмпирическую значимость и не имела ничего общего с той эмпирической "прозрачностью", которую Иванов имел в виду.
Оба поэта преследовали одну и ту же цель: поэтику, которая позволила бы преодолеть кажущуюся пропасть между словом и "реальностью".
Даже когда Иванов выступал за язык мистической неясности в надежде, что такая идиома восстановит тайну и смысл, которые, по его мнению, были разрушены в его возрасте, он заменил ясность своего рода символической разборчивостью и, следовательно, ясностью своей собственной.
Для каждого поэта поэтическая ясность - это как эксплицитное понятие, так и индивидуальная "модель", заложенная в его поэтической идентичности.
Четкость или безвестность?
Критические рассуждения о поэзии поэта Иванова с самого начала вызывали подозрения в туманности. Например, в 1909 году Осип Мандельштам писал Иванову: "Проще говоря, ты самый непонятный, самый темный поэт нашего времени...".
Иванов в своей "Символической систематизации в поэзии" предполагал, что система символов с очень устойчивым и ясным смыслом подчиняет поэзию Иванова. Этот тип поэзии весьма рационален, предполагает ученый, но, тем не менее, является поэзией.
На этом Аверинцев завершает свое сочинение: "Поэзия Вячеслава Иванова, которую так часто находят в том, что она может быть мрачной, на самом деле оказывается необычайно ясной - поэзия отчетливых контуров и трудного, откровенно раскрывающего смысл.
Он полагает, что отличительной чертой шедевров этого поэта является дисциплинированная логика, иными словами, ясность. Более того, письмо Иванова богато визуальными образами, которые очень четко определены его острыми краями и гладкими текстурами, такими как драгоценные камни и хрусталь.
Аверинцев отмечает, что даже погода в стихах Иванова обычно кристальна. В типичный день в стихотворении Иванова небо чистое, легкий ветерок, комфортная температура, а ночью небо освещено яркими звездами.
Этот "геральдический" рационализм проистекает из четкого разграничения каждого предмета из его окружения и его функции как "семантической фигуры".
Отношение Иванова к словам аналогично его отношению к образам: каждое слово отличается друг от друга четкими контурами и четким и стабильным смыслом. Вопрос о том, действительно ли поэзия Иванова "ясна" или "непонятна", вызывает беспокойство.
В 1912 году, присоединяясь к дебатам о чистоте и выступая против Кузьмина, Белый пишет: "Мы видим, что появляется новый "горизонт", который не соответствует другим "горизонтам", которые мы сами создали.
Поэтому нам кажется, что это хаос и смятение, ибо новое слово всегда является невнятным. ...То, что вчера казалось слишком ясным, даже оскорбительно ясным... сегодня кажется подозрительно неопределенным...
Белый делает важный вывод: чтобы определить, ясно или неясно что-то, необходимо сначала установить характер самих критериев.
Он утверждает, что "новые слова" поначалу могут показаться невнятными, потому что они требуют "нового видения", что отстает от самого творения. Что касается произведения искусства, ясность является мгновенной и может быть следующей потерянный с течением времени.
Ясность, по его мнению, зависит от истории и стандартов данного момента. И все же споры по поводу поэзии Иванова продолжаются уже более века, что наводит на мысль о том, что по меньшей мере в данном случае отсутствие консенсуса сопротивлялось течением времени.