Книгу я читала. Это, Пожалуй, самое нетрадиционное начало для рецензии, посвященной экранизации, ибо в последнее время у рецензентов принято не читать и честно в этом сознаваться. Наверное, в этом есть смысл, так как еще с прошлого века уже никому не нужно было доказывать, что кино – это самостоятельный вид искусства. Впрочем, проблема экранизаций всегда вставала поперек горла и режиссерам, и актерам, и критикам.
Фильм начинается со спора матери и сына. Он, в дерзком красном свитшоте с надписью «Speed in my live», хочет идти в клуб, она не пускает его из-за заваленной сессии – не сдал романо-германскую филологию. Для читавшего книгу очевидно, что никакой романо-германской филологии Илья Горюнов на заваливал, поэтому невольно возникает вопрос: к чему она здесь?
Постепенно, по мере просмотра фильма, понимаешь, что его создатели вдохновились именно романо-германской филологией для создания образности фильма. Вернее не столько романской, сколько германской, а именно романтизмом с его двоемирием, и как следствие, двойниками с различными вариантами трактовок – от героев-антагонистов (антиподов) до темной стороны личности героя (а порой и безоценочной многогранности). Мода сия, как известно, имела большое влияние на русскую литературу и держалась у нас долго, когда в Европе-родительнице уже давно отжила. Вспомните школьные уроки о двойниках Раскольникова – это прямое следствие романтической традиции. Если отмотать немного назад во времени, то найдем двойников и у Гоголя, и у Лермонтова. Правда, есть одно «но». Имея в виду немецкий романтизм, создатели фильма его преподносят в том виде, в каком мы его себе представляем в 20 веке. Прежде всего речь идет о визуальных образах и демонической черно-бело-красной цветовой гамме.
Вот так мы представляем себе Гофмана в большинстве случаев:
Литература, так исторически сложилось в нашей стране, требует серьезного подхода и вдумчивого анализа, а кино, особенно широкоформатное, как известно, в современном мире существует для выходного дня. Поэтому создатели фильма, достаточно точно отобразив сюжет (за очень редкими исключениями), заменили все краеугольные смыслы книги. Впрочем, стоит отдать им должное, они нам об этом по-честному сообщили. Каким образом? Роман, как и фильм, носит оригинальное название «Текст». Герой Александра Петрова, Илья Горюнов, выходит из тюрьмы и идет вдоль бесконечных обшарапанных белых стен, на которых встречается одно единственное граффити – «Кино». Так что, дорогие зрители, вы имеете дело с кино, а не с текстом (книгой). Поэтому кино оценивайте как кино, а не в сравнении с романом, у которого своя история.
Итак, как нас предупредили вначале, романтизма нам дадут по полной. Для начала предоставили героев антиподов – хорошего (светленький) и плохого (темненький). (Немного отдает христианским дуализмом и вертепом.) Далее плохой засадил хорошего в тюрьму, тот вышел и убил негодяя. Но не просто отомстил, а сорвался, когда плохиш неуважительно отозвался о матери Ильи, которая умерла накануне его приезда. Не знал. Так вышло. Теперь положительный герой становится реальным убийцей, но с оговоркой – убил на эмоциях (то есть немного, но не виноват). А что же плохиш? Получив его телефон, Илья узнает, что он, оказывается, переживал, когда засадил того в тюрьму. Засадил, но тоже как бы не виноват, потому что отец генерал заставил служить в правоохранительных органах. Короче, оба они жертвы обстоятельств, как и положено, но не у романтиков, а у сентименталистов. А это уже Херсков какой-то, как сказал бы другой известный киногерой.
Договорившись о традициях романтизма, создатели фильма формально их придерживаются на протяжении всего фильма, раздвоив не только героев, но этот мир. Как бы вскользь, синие церковные купола промелькнули над головой Ильи, когда он вышел из тюрьмы, и еще раз, но уже «золотые», новодельные, отраженные в луже, Илья «стоптал», уходя из церкви. Что тут с чем срифмовалось – храм земной и храм небесный, церковные купола и намек на зэковские татуировки – зритель, догадайся сам.
Ни немецкие романтики, ни их русские последователи не тяготели к демонической цветовой гамме. Поэтому появление красного цвета среди черно-белых двойников тоже вызывает вопросы. Красный цвет любили кинематографисты всех времен и народов, это да, а примеры его эффективного использования стали хрестоматийными. Не мудрствуя лукаво, создатели фильма решили поиграть с красненьким – ярко, эффектно, имеет традицию. В начале фильма Илья отправляется в клуб в красном свитшоте. После он открывает видео в телефоне Петра, где Нина предстает в красном купальнике. Свитшот и купальник – наряды для кармической (как бы небесной, ибо мы договорились о романтизме) свадьбы – вот кто здесь настоящие жених и невеста. Поэтому и сцена мастурбации Ильи над телефоном, в котором он смотрит ролик, где Нина и Петр занимаются сексом, является зачатием от того, кого надо, а не от реального жениха (в конце концов, Илья решает судьбу ребенка Нины). Ну и вершит этот «брак» пляска пьяного и полуголого Ильи в красном освещении клуба, где ему мерещится Нина. Как вписать крупный план Ивана Янковского — Петра — с размазанной по всему лицу кровью в эту цепочку смыслов, не знаю.
Завершая разговор о двойниках, следует поднять еще одного персонажа. В течение всего фильма Илья рисует один и тот же рисунок с перерывом в семь лет – некоего человека. В финале, в осажденной квартире, он берет ластик и пытается стереть героя. Вроде бы напрашивается метафора – стирает свою жизнь. В итоге не стер, а размазал. Один вопрос: Ты кто? Тут у меня начало троиться в глазах, и я вообще перестаю что-либо понимать.
Вершит всю эту историю с «раздвоением» хорошо известный со времен немого кино прием параллельного монтажа. Как он используется в кино? Показываются два события, которые происходят одновременно, либо с целью их противопоставления, либо с целью усиления напряжения действия. Предполагается, что оба события где-то там в конце соединятся в пространстве, времени или сознании зрителя, достигнут некоего «контрапункта», за счет чего «родится» новый смысл. В старом кино параллельный монтаж один раз на весь фильм – за глаза. Часто он был связан с кульминацией. В фильме «Текст» этот прием используется аж четыре раза. Смыслов не высекает, напряжения особого не создает, но что-то происходит: во-первых, оптимизируется действие, во-вторых, прием работает как драйвер, грубо говоря, создает движуху в кадре. Только одно предположение, зачем он здесь понадобился: чтобы зритель время от времени взбадривался в течение фильма, который идет два с половиной часа?
Ах, да! Какой же русский романтизм без кавказцев! Кавказцы (наркоторговцы) тут тоже возникают, но с поправками в сценарном тексте. Отдавая Илье деньги за товар, главарь банды говорит: «Жизнь дается один раз, Лермонтов сказал». (А на самом деле Пушкин у Глуховского. Хотя кого он имел ввиду на самом деле Чехова или Островского?) Зачем поменяли Пушкина на Лермонтова, очевидно – более последовательного романтика, чем Лермонтов, в русской литературе не было.
Под сурдинку на фоне бушующего черно-бело-красного романтизма вылезла христианская тематика, которая в книге формирует основное смысловое поле. Является она как-то странно и пунктирно, но и убрать ее полностью для киноверсии не получилось. Все имена героев книги говорящие. Имя первой девушки Ильи Горюнова – Вера. Вера покинула его. В тюрьме Илья решает покончить с собой и получает от матери письмо, мол, не делай этого, иначе на том свете не встретимся. Во время финальной осады Илья собирается выстрелить себе в висок, но вместо этого, начинает перестреливаться со снайперами, один из которых его и убивает. И вроде бы не самоубийство (хотя священники, пожалуй, поспорили бы), но все формальности соблюдены. Какой, однако, хитрец!
Фильм начинается и заканчивается с диалога матери и сына. В финале он звучит как воспоминание в сознании Ильи на фоне перестрелки со снайперами. Кольцевая композиция… Я была готова принять все то, о чем написано выше, даже не смотря на то, что некоторые приемы использовались чересчур в лоб и без особой смысловой нагрузки, как нечто важное и ценное для создателей, но только не кольцевую композицию. Дело в том, что в фильме сохранен диалог Ильи и некоего Гоши (клиент Петра, которому Илья продает наркотики). Начинается эта сценка в ресторане с антипохмельных драников, которыми Гоша угощает Илью, одновременно предлагая познакомиться с девушками за столиком с последующими прозрачными перспективами:
— … И вот тут-то мы им устроим настоящие, так сказать…
— Драники, — подсказал Илья с серьезным видом.
— Точно, — засмеялся Гоша. – Будет очень изящно — начать с них день и ими же закончить. Кольцевая структура, все дела!..
И тут я поняла, что надо мной жестоко посмеялись. Вывод: кино – это для тех, кто не умеет или не хочет читать.
Чего не было в книге? Диалога Ильи и матери в конце и начале, красных свитшотов и купальников, черно-белых по масти героев, Нинки-блондинки с ботичеллиевскими кудрями (по описанию больше напоминает девушку из субкультуры «винишки»), завершающей работы Ильи ластиком по рисунку (кстати, Илья по «Тексту» создает иллюстрации к «Превращению» Кафки), убийства Ильи ответным выстрелом снайпера (в книге герой бросает «макарова» и прячется в комнате, свернувшись калачиком на кровати, ликвидируют его, выбив дверь и бросив в квартиру гранату).
Что было в книге? «Слово есть, а Бога нет!» Пожалуй, эту мысленную сентенцию Ильи можно рассматривать как ключ к «Тексту». Герой приезжает с Москву в пятницу. С этого момента и далее по всему тексту разбросана христианская символика в параллель с мотивами пустоты и отсутствия воздуха. Как ни странно, шутка Гоши о кольцевой структуре не опошляет всего произведения, как раз это такая «низовая» отработка, поддерживающая кольцевую московскую географию и дантовский ад с его кругами, с которым проводятся прозрачные параллели. Отсюда и название – в отсутствие Бога (смысла, содержания, воздуха) нет и Библии (книги) – только текст.
Как пользовались всем описанным выше приемами кинематографисты за рубежом и в России
Параллельный монтаж:
«Нетерпимость», 1916, Д.Гриффит. Исторический фильм, открывший прием параллельного монтажа. Фильм построен из четырех новелл разных эпох, но они идут не друг за другом целиком, а перемежаясь отдельными сценами. Ближе к финалу напряжение нарастает, когда герои всех четырех новелл оказываются в ситуации близящейся гибели и не могут ее предотвратить, за исключением сюжета из современности. Но счастливый финал из современности, и большинство критиков в этом сходятся, притянут за уши в угоду голливудской конъюнктуре.
«Крестный отец», 1972, Ф.Ф.Коппола. Параллельный монтаж используется при сопоставлении таинства крещения в католической церкви, в котором принимает участие Майкл Карлеоне, с кровавой расправой над конкурентами. В обоих случаях Майкл становится крестным отцом – ребенка и мафии, но совершает противоположные с точки зрения человечности поступки.
«Летят журавли», 1957 г., М. Калатозов. В эпизоде ухода на фронт Бориса Вероника пытается его догнать, продираясь сквозь толпу за решеткой. Сопоставление вольно марширующего Бориса и с трудом перемещающейся Вероники показывает, что скорее всего они уже не встретятся. Драматизм усугубляется тем, что фактически они находятся на очень близком расстоянии друг от друга, но Борис уже не видит и не слышит ее.
И т.д.
Красный цвет:
«Броненосец «Потемкин», 1925 г., С.Эйзенштейн. Вопреки техническим возможностям того времени, кино, как известно, тогда было черно-белым, флаг на броненосце был красным. Эйзенштейн сам лично раскрасил его от руки. Наверное, с этого момента и началось победное шествие красного цвета в кинематографе, который прочно был связан с победой коммунизма, о чем могут рассказать фильмы «левых» западных режиссеров уже второй половины 20 века. Например, «Конформист» Б. Бертолуччи.
«Конформист», 1970 г., Б. Бертолуччи. Действие фильма происходит в фашистской Италии. Общий колорит стремится к ахроматизму, но постепенно в кадре начинают появляться красные детали – в туалетах дам, в интерьерах. Апофеоз красного – сцена праздника. Победа над фашизмом обязательно состоится, и принесут ее коммунисты.
«Империя чувств», 1976 г., Нагиса Осима. Красный появляется в кадре, когда влюбленная в хозяина служанка, грезит о том, как разрежет горло его жене. Когда она взгромождается на хозяина в своем красном кимоно, ждать того, что история окончится бескровно, уже не приходится. Вопрос, кто пострадает. При бритье на щеке хозяина появляется капля красной крови. Словом, крови, как и страсти, будет много.
«Бриллиантовая рука», 1968 г., Л. Гайдай. Сон-кошмар Гоши Козодоева окрашен в красный. Сцена комическая сама по себе, но при этом навевает ассоциации с детскими страшилками про красную руку и черную простыню. Звуковое оформление, как в лучших фильмах-ужасах, – резко, громко и внезапно. Не даром один из российских кинокритиков сравнивал Л. Гайдая с А. Хичкоком.
И т.д.
Двойники
«Бойцовский клуб», 1999 г., Д. Финчер. Романтизм и американская культура — вопрос, конечно интересный. Влияние отрицать сложно, но преломление на «местной почве», которое мы имеем, ушло так далеко, что истоки порой не очевидны. Кстати, существует версия, что не только Тайлер Дерден является двойником главного героя, но и его девушка Марла.
«Братья Карамазовы», 1968 г., И. Пырьев. Трактовка Пырьева не отличается оригинальностью – к Ивану Карамазову является черт в образе Ивана. С одной стороны, решение вполне себе лобовое, тем не менее цель достигнута – на интеллектуальном и всем приятном Иване негде ставить пробу.
«Гофманиада» (анимационный фильм), 2018 г., С. Соколов. Редкий случай, когда в 20 веке Гофмана вывели из красно-черно-белого и привнесли цвета, которые… Да, кто ж знает, какие они у него на самом деле, он почти не пользовался цветовыми прилагательными. Режиссер, словно счистил с Гофмана христианский дуализм и представил подлинное романтическое двоемирие.
И т.д.
Кольцевая композиция:
Такой распространенный прием и в кино, и в литературе, что любой зритель сможет вспомнить сколько угодно примеров, как удачных, так и не очень.
Светлана Сивкова
Источник: Город Ч.