-Я не ослышался? - холодно поинтересовался Бартыш, когда Сергей изложил ему свой план, - ты понимаешь чем все это может закончиться?
Измученный Роденский только кивнул.
С того момента, когда он, опустошенный и пьяный от ненависти, вышел из квартиры цыганки, прошла неделя. Поначалу разговор не клеился - две-три реплики, ничего не значащие шутки и вновь повисающее молчание. Дорогие портьеры, хороший чай, изящные руки хозяйки разливающие напиток в специально привезенные из Японии чашки - из театральной оборванки, живущей в трущобах, Маро превратилась в уверенную холеную даму с привычкой к дорогим вещам. Годы совсем не портили ее, несколько морщинок у глаз придавали лицу задумчивое, немного грустное выражение и она умело этим пользовалась. Отрепетированный поворот головы, лукавая улыбка и ямочка на подбородке - она прекрасно знала какое впечатление производит и беззастенчиво этим пользовалась.
До Сергея Михайловича, разумеется, доходили слухи о бывшей возлюбленной - то она затевает путешествие в Индию и вся столица пол-месяца пирует на прощальных вечерах, чтобы потом узнать об отмене поездки, то вкладывает безумную сумму в строительство нового особняка, который возводят в рекордные сроки, то ее видят среди анархистов. Маро и без того никогда не отличалась консервативными взглядами, а в последние годы и вовсе будто с цепи сорвалась. Молодые любовники, совсем мальчишки, экстравагантная свита из гадалок и какого-то дальневосточного шамана, сопровождавшая ее всюду и срывающийся, дурной шепоток сплетен, сопровождавший ее всюду.
Никто не знал где правда, а где очередная придумка, пущенная гулять в свете неуправляемой цыганкой - клиенты ее заведения молчали, будто набрав в рот воды, а охочие до сплетен жители города поговаривали о совсем уж непристойной идее. Будто бы Маро играет в карты, только карты эти - живые люди, и в комнате на момент игры ровно столько же, сколько и карт в колоде. И хозяйка может как поженить принадлежащих к одной масти, так и проиграть, и продать другим. Желания могли быть самыми откровенными, самыми безрассудными, и жертва не могла отказаться, если не хотела на ночь оказаться в числе работников салона - не только мужчины ценили молодое, податливое тело, но и жены выскопоставленных чиновников иногда были не прочь снова почувствовать себя юными и желанными. Маро не скупилась ни на ремонт, ни на одежду и прочие необходимые вещи для своих сотрудниц, умело их баловала и внушала мысль, что без нее они пропадут. Мол, кто еще их пожалеет? Даст работу? Девочки оставались у нее годами, и только, когда товар начинал увядать, цыганка находила новых. Но своих не бросала и не сдавала - пристраивала замуж, учила, ссужала деньгами.
Комната, где они находились, принадлежала к числу личных покоев Маро - в ней никогда не бывало случайных посетителей, только очень близкие люди и самые доверительные беседы. Он вспомнил, что именно в этой комнате страшно кричал на нее, и даже запустил в стену массивным пресс-папье. И почему-то особенно ярко помнилось, как она стискивала пальцами запястья и на коже оставались кровоточащие следы от ногтей.
-Гадаешь почему ничего не изменилось? - прикосновение ее руки было таким...знакомым. Почти родным.
-Вспоминаю, как мы расстались. Прости меня, Маро. Я не знал... - Сергей сбился на полуслове.
-Нашел, о чем вспоминать, - цыганка усмехнулась, - я быстро выяснила, кто все подстроил, и Тимофея твоего не виню. Преданнее человека ты не сыщешь, Сережа, так что не кори его. Хочешь я тебе погадаю?
Сергей кивнул, и с каким-то болезненным удовольствием наблюдал как Маро снимает кольца и любовно проводит пальцами по старой потрепанной колоде, которая передавалась в ее роду по женской линии. Он вспомнил, как она рассказывала, что карты живые, дышат, чувствуют, и к ним нужно относиться с почтением, и ни в коем случае не прикасаться металлом - оскорбятся, не расскажут ничего.
Маро гадала будто и не ему - себе. Долго смотрела в карты, прежде чем произнести:
-Всех переживешь, Сережа. Один раз любить будешь и один раз предашь. Род не прервется, внуков увидишь. А умирать станешь, я приеду.
-Приедешь?
-Глаза закрою. И прощу за все.
Сейчас, прокручивая в голове детали плана, Сергей не мог отделаться от мысли, что цыганка все знала, но отказаться от задуманного он не мог.
P.S.: автор неожиданно для себя самого поменял работу, три дня бегал с вытаращенными глазами, поэтому за тексты села с самого утра.
Продолжение - вечером.