Хрюн тыкалась носиком в морозное голубовато-белое стекло окошка. Окошко было очень холодным и все в размашистых узорах. Но там, где носик Хрюни долго был прижат к матовой глади, оставался прозрачный кружочек. Из таких кружочков она хотела нарисовать на окошке снеговика. Того самого, что лепила вчера. И у нее почти получился уже второй комок, когда скрипнула дверь.
- Хрюша! Что ты делаешь возле окна? Там холодно! Быстренько отойди!
Мама старательно изображала строгость, но у нее это слабо получалось. Хрюня прекрасно знала, что сейчас может себе позволить повредничать: она БОЛЕЛА!
Конечно, по совести, она сама была в этом виновата. Когда вчера папа и дедушка, наконец, выудили ее с горки, она была больше похожа на нижний комок того самого снеговика, которого лепила и которого сегодня рисовала своим носиком на окошке. Ее потом все вместе обметали веником, обтряхивали вещи над тазиками. Варежки были в сосульках, а снег набился в рукава шубки, под подол, внутрь каждого валенка и даже за шиворот. Зато никто не смог побить ее рекорд: один раз она почти докатилась до первой елки на опушке, даже коснулась ее мысочком валенка, но Мишка сказал, что это не считается. Ну и вредина, сам все равно не смог доехать даже до следа ее ледянки в том месте!
- Я грею молоко. Сейчас будешь пить.
Бррррр. Каждый раз, когда Хрюня болела, мама кипятила молоко и добавляла в него жир. Даже мед не мог сделать такую смесь вкусной.
- А с кукарачей?
- С кукарачей, с кукарачей. Играй на своей кровати, там теплее.
Возле кроватки и правда было очень тепло. Потому что она стояла одним боком у стенки печки. А еще теплее было бы залезть наверх, на печку. Но тогда придется ждать, чтобы кто-нибудь из взрослых снял обратно. Высоты Хрюня боялась. Только не на горке, конечно.
Хрюн вздохнула, взглянув на недорисованного снеговика. Щелки окошка были аккуратно законопачены, но возле него и правда немного дуло. Да и на кухне сейчас мама сделает кукарачу. Это когда на хлеб намазывается масло, а сверху – мед. Вот бы одни кукарачи есть! Но мама не разрешает. Только если болеешь. Как сегодня. Болеть Хрюн даже любит. Но только первые полдня. Потом становится скучно. На горку не пускают. Там Мишка наверняка смухлюет и все поверят, что он прокатился дальше Хрюни.
От мамы приятно пахло пирогами. Мама носит фиолетовое цветастое фланелевое платье, такое мягкое, что, когда сильно побьешься, можно уткнуться носом в мамин живот и долго хныкать. И тогда уже совсем не больно.
Сегодня мама пекла хворост. Хрюн всегда любила сидеть рядом и смотреть, как мама раскатывает тесто, нарезает его ромбиками, потом делает дырочку в серединке и выворачивает этот листочек наизнанку. Получалось очень красиво. Главное потом удержаться и не брать только что испечённые вкусняшки – горячие очень. Это самое тяжелое! Даже если убежишь в спальню рисовать, все равно думаешь только про хворост и каждая минута кажется бесконечностью.
- Мам, ну, когда уже остынет?
- Потерпи хоть 15 минут!
Наверное, именно благодаря хворосту, пирожкам и булочкам Хрюн научилась считать время. Только вот стрелки часов всегда ее расстраивали. Лишь самая тоненькая бежала быстро, а остальные две никак не хотели спешить, чтобы помочь скорее съесть хворост.
- Поднимается, - с беспокойством в голосе сказала мама, приложив холодную ладонь к лобику Хрюни. Папа поднял взгляд от большой газеты и отпустил ее на колени. Бабушкины спицы застыли. Только дедушка не оторвался от кроссворда. Дедушка умеет делать два дела сразу. Например, писать ответы на кроссворд и в это же время отвечать маме.
- Это плохо, - заключил дедушка и вписал карандашом слово АЛЕБАРДА. – Точно, АЛЛИГАТОР же получается! И как я раньше не заметил.
- Пойдем-ка, Хрюня, полежим с тобой в кроватке. Я расскажу тебе интересную историю.
- Бабушка, ну я же не хочу спать совсем!
- А ты и не будешь. Мы просто поговорим.
Разговоры с бабушкой всегда были самой приятной частью вечера. Обычно Хрюн ложилась к бабушке в кровать, та приятным голосом рассказывала, как ходила в школу, когда была совсем маленькой, какие бывают грибы и где они растут, куда прячется солнце и почему ёлки зимой зеленые. А Хрюня в это время рассматривала ковер на стене, и причудливые узоры сплетались в изображения диковинных растений, лабиринтов, кораблей… Потом папа относил спящую Хрюню в другую комнату, где стояла ее кроватка, у теплой стенки печки.
Но на этот раз бабушка сама пришла к кроватке Хрюни. Она села в мягкое кресло у изголовья, включила настольную лампу с зеленым абажуром, из-под которого струился желтый свет, и принялась за вязание. Мама принесла запасное одеяло, плед и даже теплый платок. Хрюне было холодно. Очень холодно. Она слушала, как бабушка вяжет свою сказочную историю под тихий звон спиц. Голос улетал все дальше. А теплый свет постепенно заполнял все вокруг.
Когда Хрюн проснулась, ей было очень жарко, она вся взмокла. Было темно, бабушки уже не было в кресле.
- Мама! – тихонько позвала Хрюша. Ответил только папин храп.
- Мама! – почти плакала Хрюша.
За дверью послышались мягкие шаги. Сначала в комнату проникла полоска света, потом в ней появилась мама. Она помогла Хрюне переодеться в свежую пижамку и отправила пить чай на кухню. С кукарачей, конечно. Все спали. Только мама мыла посуду. Когда Хрюня вернулась в комнату, ее кровать была перестелена. Хрюшу больше не знобило. Она выздоровела.