Жизнь Маргариты Грачевой круто изменилась в декабре 2017 года. Счастливая семейная сказка разлетелась вдребезги: муж силой вывез ее в лес и топором отрубил ей обе руки. Самое страшное, что участковый, к которому за несколько месяцев до трагедии за помощью обращалась девушка, так ничего и не предпринял.
За эти несколько лет Маргарита пережила череду операций. Ее правую руку заменил протез. Первый ей поставили в Германии. Деньги на него собрали неравнодушные люди. На второй – средства выделило государство.
Сейчас Маргарита Грачева живет одна - ей помогает мама - и воспитывает двоих детей. Девушка недавно выпустила свою книгу. О своей жизни она рассказала нашему телеканалу.
Что было самое сложное в этой ситуации, за эти два года?
Самое сложно — наверно, то, что уже ничего нельзя изменить. Я решила, что я не буду грустить и плакать. От того, что плачу, руки не вернуть.
У меня была огромная поддержка людей. Это давало огромный стимул идти дальше. И вообще я решила сразу, что нужно жить по-новому и двигаться вперед.
Я обычный человек. У меня бывают периоды сложные, когда я нервничаю, не могу что-то сделать протезом, было время, когда я кидала контейнер в стену. Но у меня дети — я просто не могу раскиснуть. Были, правда, и такие, кто писал, что «Вас, наверно, перекачали наркотой в больнице, поэтому Вы ходите и лыбитесь».
Как Вы сейчас живете?
В том году я вернулась в свою квартиру. Специально переехала отдельно, чтобы понимать, что я могу сама делать. Я живу с детьми, с котом. Я могу многое, но многое и недоступно. Например, протез нельзя мочить — я не могу мыть посуду, но есть посудомойка. Что я точно не могу, так это писать, только расписываться. И волосы собирать — это прям никак вообще.
В чем сложность?
Головой я думаю, что сжимаю/разжимаю руку, импульсы передаются в мышцы, и здесь закреплены датчики. Они реагируют и дальше протез делает. Но у протеза только 8 хватов, поэтому это не значит, что если я хочу, чтобы открылся лишь этот палец, откроется только он.
Тяжело привыкали к протезу?
Сейчас более-менее привыкла, но иногда были критические ситуации. Например, ко мне подходил в Питере мужчина в больнице, говорил: «Пожмите мне руку». Я ему зажала, а разжать не могу, потому что я нервничала, и мышцы меня не слушались. Первый день в Германии я сломала планшет, потому что у протеза нет чувствительности. Я разбила стекло, раздавила. Я не могу сзади молнию расстегнуть, потому что я протез не чувствую.
А что со второй рукой? К ней вернется чувствительность?
Была уже, не знаю, какая по счету, наверно, четвертая или пятая операция — я уже не успеваю их считать. Рука восстановилась, я думаю, процентов на 20. Но это уже много. Когда ее пришивали, говорили, что хотя бы 1%, чтобы просто прижилась и не отторглась. Я могу сейчас чувствовать холодное/горячее, но если гладить кота с закрытыми глазами или подушку, то я особо не отличу.
А что говорят врачи по поводу этого?
Врачи говорят, что это огромный успех. Это благодаря операциям, реабилитациям. Почувствовать своего кота или что-то еще?.. Скорее всего такая чувствительность не вернется.
Как относятся дети к Вашему протезу?
Они любят. Мои дети, когда я хожу в детский сад или на фигурное катание ходим — это старший сын ходит, все радуются, говорят: «Вы трансформер! Откуда у Вас такая рука?». Дети в восторге.
Сколько им сейчас лет?
Шесть и пять. Диме будет в декабре семь. В школу мы пойдем через год.
Помогают ли Вам дети в быту?
Они у меня очень самостоятельные были, а сейчас стали еще больше. Есть моменты, когда они помогают что-то застегнуть или одеть. Они к этому относятся спокойно: уже привыкли.
А вот в готовке я сама. В какие-то моменты, конечно, тяжело. Например, я не могу чистить картошку. Теоретически я, наверно, смогу это сделать, но то, что займет у обычного человека 10 минут, у меня это займет 2 часа. Тот же салат порезать. А вот макароны сварить, что-то пожарить — для меня несложно.
Что Вы себе на будущее наметили? Самая большая Ваша мечта?
Пока работа. Это кажется элементарным, но я очень мечтаю об этом, хочу устроиться. Это опять же и финансово нужно: пенсия по инвалидности не такая большая, а семью надо обеспечивать.
А личная жизнь?
Личную жизнь я не афиширую, но да, я планирую в будущем выйти замуж, построить семью. Я понимаю, что по одному человеку нельзя судить мужской пол. У меня есть молодой человек. В этом году я замуж не выхожу, возможно, в следующем.
С Вашим бывшим мужем Вы как-то контактировали после?
Нет, никак. После судов мы больше не виделись, но виделись мы после трагедии на судах, и я понимала, что это нужно, хотя мне очень не хотелось. И до заседания по лишению родительских прав я не присутствовала — мои интересы адвокаты представляли. И мы больше никак не связывались: ни писем, ни записок он мне не передавал.
Этого человека для меня больше существует. Я его вычеркнула.
Чтобы Вы посоветовали женщинам, которые живут с мужем-тираном?
Очень сложно сказать. Все зависит от региона, в котором мы живем. Москва, Питер — здесь еще есть какие-то центры, которые помогут. Где-то в глубинке это очень сложно.
Но в любом случае надо стараться искать выходы и уходить, потому что если ударил один раз, то, как показывает практика, это заканчивается, и заканчивается вплоть до летальных исходов. Тяжело, я знаю, уходить, и наши органы власти пока ничем не помогают: у них нет просто инструментов, как на это влиять. Закон о домашнем насилии еще продвигается и не очень-то принимается, поэтому нужно надеяться пока только на себя.
Пишут мне очень многие и присылают мне фотографии синяков — эта проблема очень актуальна в нашей стране.
Можно ли предсказать по человеку, увидеть на начальном этапе отношений, что в нем кроется такая агрессия?
Сейчас, даже анализируя совместный брак, я не могу сказать, что были какие-то конкретные предпосылки. Таких мужчин не всегда видно, человек просто меняется за секунду, поэтому это еще страшнее, что ты не можешь предугадать, за кого ты выходишь замуж или с кем строишь отношения.