Не из кокетства, которое было ей не чуждо, а в силу профессиональной привычки к мысленным моментальным зарисовкам Люция Александровна Крылатова глядела на себя как бы со стороны, критически: карие, почти оранжевые глаза без огня, мелкие черты лица без мимической игры, хорошее сложение без подтянутости.
Словом, худенькая, довольно высокая, но понурая старуха на палубе теплохода. Она знала свою способность к внезапному старению и, наоборот, к мгновенным вспышкам молодости вследствие тех или иных импульсов. Сейчас она вдруг состарилась потому, что никто не пришёл проводить теплоход. И ещё потому, что обнаружила в душе нежелание возвращаться домой.
— Грустно, когда кончается праздник, не правда ли? – сказал Крылатовой консул Станислав Борисович Мирандов. Он приехал попрощаться с делегатами, только что поднялся на палубу и угадал настроение Люции Александровны.
Она внимательно посмотрела на элегантного молодого дипломата с удлинённым благообразным лицом, свойственным мужским образам Эль Греко. Расссматривающий взгляд художницы ничуть не смутил Мирандова. Более того, консул снова угадал ещё непроизнесенную собеседницей фразу:
— Мало похож на дипломата, не правда ли?
Крылатова рассмеялась, быстро проведя характерным для неё жестом ладонью по лицу, по волосам будто отбросила пелену лет. Похожим или не похожим на дипломата был Мирандов, он, безусловно, умел завоёвывать симпатии людей. А может быть, в этом и состоит главная задача современной советской дипломатии?
Стрелки огромного циферблата на здании морского вокзала приближались к семи утра ко времени, назначенному для отплытия советского теплохода «Вацлав Воровский». На палубах было многолюдно. Кто-то ещё не ложился; кто-то вообще не собирался спать, поскольку полярный день, а некоторые, подремав, снова вышли из кают.
— Почему все-таки никто из местных жителей не провожает нас? – спросила художница.
— Не могу понять, в чем дело! – с искренним недоумением ответил консул. Он поцеловал женщине руку. Через несколько минут отплываете. Пойду перемолвлюсь с остальными товарищами. Привет Москве!
Люция Крылатова прощалась с чужим городом, где в течении десяти дней проходил международный форум миролюбивой общественности. Крылатова стала мысленно подытоживать своё участие в нем: наброски, зарисовки, этюды; выступление на мемориальной выставке, посвящённой творчеству американского художника Антона Рефрежье.
И ещё немаловажное дело: она нарисовала эмблему форума, который традиционно назывался Праздником Северного Калотта. Что такое «калотт»? Шапочка. На географической карте самая северная часть Европы похожа на простенький головной убор. Праздник Северной Шапочки. Люция Крылатова красочно изобразила рабочего, сдвинувшего на затылок берет. Рисунок был повешен в гостиной теплохода.
Крылатова заставляла себя думать о сделанном ею здесь, стараясь подведением итогов заслониться от своего, угаданного консулом, нежелания расставаться с завершенным праздником. Тоскливое нежелание это пульсировало в сознании сначала смутными, потом все более четкими видениями: яркий праздник и нудная паутина дел, которая, конечно, снова затянет ее в Москве. Да, именно паутина! И вот уже явственно вырисовывается необъяснимо преследовавшее ее до отъезда за рубеж, исчезнувшее было здесь и сейчас вновь возникшее видение: ее картина, названная «Портрет Паука», написанная год назад и ставшая известной. Никого конкретно не имела в виду Люция Александровна Крылатова, работая над « Портретом Паука», который все-таки, как говорили ей многие, напоминал кого-то.
Итак, отгоняя навязчивые видения, художница мысленно перелистывала свои здешние рисунки.
Дома залиты белесыми лучами полярного солнца, непрерывно скользящего по небу. (Она нарисовала несколько солнц, нечто вроде расплывающейся по небу птичьей стаи, и предвидела упрёки за отступление от реализма.) Город окружают фиорды знаменитые океанские реки. Над ними высятся зеленовато-бурые скалы, пронзённые серебряными клинками снега. ( Наверно, опять критики найдут в ее работах влияние «рериховской школы»). Ну что же, Люция Крылатова действительно тяготеет к творчеству как Святослава Рериха, так и его отца, великого русского художника Николая Рериха. Главная улица города упирается в скалу, именуемую Флойфиелле. Другая скала виднеется за остроугольной глыбой церкви, носящей не какое-либо традиционное имя святого, а «Ледовитый океан»!
Августовские тюльпаны они на других широтах считаются весенними цветами. Похожие на зеленые свечки с разноцветными язычками огня, они сейчас в конце лета, горят на клумбах под окнами коттеджей и на зеленом газоне возле золотистых деревянных стен лютеранского собора. И на могиле советских воинов, погибших в боях за освобождение чужого города от фашистов.
Здесь вечно летают серые чайки над гранитным моряком и каменной женщиной с детьми – это памятник военнослужащим морского флота, погибишим в годы мировой войны, установлен на сопке перед зданием школы моряков. Новое здание: серые и темно-зеленые плиты, огромные окна, полузадернутые зеленоватыми шторами.
Продолжение следует...