Глава вторая
Часть шестая
Она резко затормозила. Свернув на обочину, остановила машину. Несколько секунд сидела молча, глядя в утренние горизонты скошенных полей. Там, прожигая голубоватую, набрякшую в росах дымку, пучило небо бледной зарёй, рвалось в день, уставшее от тысячелетий, солнце.
— Ты ведь далеко уже не мальчик, Ванечка... — заговорила она, и в голосе её была напряжённая, уставшая грусть. — Твоим интеллектом обладает не каждый зрелый мужчина... Иногда ловлю себя на том, что не я, а ты старше меня, а от того невольно хочется подчиняться тебе... Ты ведь знал, что рано или поздно это произойдёт. Есть явления действительности, Ванечка, от которых мы зависим. Даже если эта зависимость несправедлива к нам.
— Чепуха! — бесцеремонно возразил ей. — Это философия слабых! Это философия инертных! Мы с тобой не слабые, Доли! Не инертные! Мы сами можем влиять на всякие явления действительности!
— Чего ты хочешь? — напряглась она. — Ты продолжай, продолжай...
— Я хочу, чтобы ты была только моей! Я не желаю делить тебя с кем- то! Если мы любим друг друга, то... разве справедливо это?!
Горько усмехнулась, зная больше, зная лучше:
— А разве справедливо, если мой муж любит меня, но делит меня с тобой?
— В отличие от меня, он этого не знает...
— Ты уверен?.. Я — нет... — Она загадочно усмехнулась.
Осёкся, зная её непредсказуемость:
— Что ты хочешь сказать? И повернись! Я хочу видеть твои глаза! Что ты этим хотела сказать? Что он всё знает и на период своего отсутствия добровольно уступает тебя мне?
Повернулась. Из тени ресниц на него глянула изумрудная грусть необыкновенных глаз её:
— Я люблю тебя! А любой любящий жену муж, Ванечка, если он, конечно, не полный дурак, всегда почувствует, что жена любит уже не его, а другого... — И простонала, ткнувшись головой в сжимавшие руль руки: — Боже, ну за что мне наказание такое?! — Тут же выпрямилась, заговорила уже решительно. — Ну, хорошо, давай проиграем варианты... Ты, видимо, хочешь предложить мне стать твоей женой?
— Вот именно, — кивнул утвердительно, но слегка растерявшись от её прямоты.
— Так почему же не предлагаешь, милый? — улыбнулась насмешливо и печально. — Предлагай!
— Ну-у... — стушевался вдруг обороту событий, — предлагаю... Предлагаю тебе стать... моей женой...
Вдруг расхохоталась, заставив усмехаться и его.
— А что же так не смело, Ванечка?.. Страшно? Да знаешь ли ты, что самая сладкая любовь — это та, которая сейчас есть с нами?! Уж поверь, во всяком браке любовь истлевает, словно забытая лучина, свеча... Знаю,
Ванечка, это безнравственно, греховно, но... только так, как сейчас, ты имеешь меня всегда готовой для любви, — а главное, всегда доступной чужой женой, ищущей тебя воспользоваться её доступностью... Ведь само по себе это уже сладко... Разве не так?
Вздохнула, нервно поправила заколку в белокурой мягкости волос:
— Ты полагаешь, видимо, я не думаю о нас с тобой... Полагаешь, что ты лишь для утех мне... Я ждала этого разговора... Он был неизбежен... Мы же с тобой понимаем, где и в какое время живём, — время фальшивое и лживое... Ты готов содержать свою избалованную жену так, чтобы она ни в чём не нуждалась и не прозябала в тоске провинциального советского быта? Готов? Готов, миленький мой?! Можешь не отвечать... Как только станешь мужем, быт вынудит тебя видеть меня всякой: и усталой, и раздражённой, и не всегда опрятной... Быт беспощаден: поиск средств для достойной жизни, обязанности, постоянная близость, оголяющая недостатки, — и телесные и духовные, — потребительские капризы и подозрения... Всё это притупляет страсть, её порывы. Наша любовь тем и прекрасна, что ради неё мы рискуем, преодолеваем время и расстояния, в воображении томим ожидание близости, а ожидание вознаграждается так, что гаснут все узаконенные условности морали... Мы с тобой это уже знаем... И разве тебе плохо? А будет ещё лучше... Можно совершенствоваться в этом... Но главное — ты свободен! У тебя остаюсь и я и выбор иной! Не осуждай меня за слова мои! Видишь, я откровенна с тобой... Случилось то, что уже случилось... Жизнь есть жизнь... Возможно, судьба свела нас для любви именно такой, не иной, потому и есть резон оставить всё так, как есть. Уверяю тебя, не всякому смертному дано со мной то, что дано тебе... У тебя ещё будут возможности сравнить это с другими и... вспомнить мои слова — слова твоей Доли...
Было сладко и страшно слушать её. Оголившийся из объятий нежности цинизм её откровений бил в душу так, что глушил природу воли, разрушая тем самым пути естественной, собственной логики. И теперь не мог понять, кто или что,больше разжигает в нём любовь и желание её — сама она или слова её? Скорее всего, и то и другое — в единстве... В какой-то миг заслонился спасительной мыслью: «Да не пыткой ли, в самом деле, будет жизнь с такой женщиной»? И как-то жутковато стало представить себя на месте её мужа... «Ну нет... Вероятно, она нарочно провоцирует его воображение. Скорее всего, так и есть: проверяет, испытывает его чувства».