Философы, как правило, пытаются установить связь между эмоциями и моральными суждениями. Философский анализ - это хороший способ продвинуться в концептуальном вопросе: можно ли обладать нравственным понятием, не имея определенных чувств? Но концептуальные вопросы тернистые, потому что многие из наших понятий ранжированы, открыты текстурированы или многозначны, а философские интуиции относительно разделены.
Для начала важно сосредоточиться на более доступном вопросе: есть ли эмоциональная составляющая наших обычных моральных концепций (наиболее часто применяемых в символических мыслях)? Это, по сути, эмпирический вопрос. Речь идет о том, что происходит у нас в голове, когда мы используем такие моральные термины, как "хорошо" и "плохо". Эмпирические вопросы могут быть решены философскими методами (философские интуиции могут рассматриваться как данные), но лабораторные исследования также полезны.
В духе методологической распущенности я предлагаю смешать эмпирические и философские результаты. Имеющиеся данные свидетельствуют в пользу вывода о том, что обычные моральные суждения носят эмоциональный характер. Я представлю эти доказательства, защищая ряд все более сильных тезисов о том, как эмоции и моральные суждения взаимосвязаны.
Первый тезис, который я хочу защитить, заключается в том, что эмоции возникают вместе с моральными суждениями. Это не должно вызывать страшных споров. Опыт показывает, что, когда мы судим о нарушении моральных норм, мы, как правило, испытываем негативную эмоциональную реакцию. Эта часть интроспективной психологии подтверждается снова и снова, в каждом исследовании того, что происходит в мозгу во время морального суждения. Например, Moll, de Oliveira-Souza и Eslinger (2003) измеряли мозговую активность, когда субъекты оценивали моральные наказания, такие как "Вы должны нарушать закон, когда это необходимо", в отличие от фактических предложений, таких как "Камни сделаны из воды". В обоих случаях субъекты просто должны были ответить "правильно" или "неправильно". Они обнаружили, что когда субъекты выносят моральные суждения, а не фактические суждения, области мозга, которые связаны с эмоциональной реакцией, являются активными.
В другом исследовании, Sanfey и другие (2003) измеряли активность мозга как субъектов, игравших в ультиматум. В каждом случае, одного игрока попросили поделить денежную сумму с другим игроком. Когда разделение было признано несправедливым, второй игрок имел мозговую активность в областях, связанных с эмоциями. Бертоц и др. (2002) обнаружили аналогичное вовлечение эмоциональных областей мозга, когда субъекты рассматривали нарушения социальных правил. Например, сюжеты рассказывали о госте, который после дегустации еды грубо выплюнул ее в салфетку без извинений. Аналогичным образом, Грин и др. (2001) обнаружили активацию эмоций как субъекты, рассматриваемые как моральные дилеммы, а Каплан, Фридман и Якобони нашли активацию эмоций, когда субъекты рассматривали фотографии политиков, против которых они выступают. Ничего из этих выводов не удивительно. Сканирование мозга просто добавляет эмпирическую поддержку претеоретической интуиции, что эмоции возникают, когда мы реагируем на широкий спектр морально значимых событий, включая грубость, несправедливость, нарушение закона и спасение жизни.
Нейронаука на данном этапе не может установить конкретную роль, которую играют эмоции. Являются ли они просто следствием моральных суждений или они более тесно связаны друг с другом? Для этого вопроса нам нужны другие источники доказательств. Второй тезис, который я хочу защитить, заключается в том, что эмоции влияют на моральные суждения. Негативные эмоции могут привести нас к более негативной моральной оценке, чем мы могли бы в противном случае. Эти выводы все еще открыты для критики. Возможно, негативные эмоции лишь обращают наше внимание на нравственно значимые черты ситуации. Было бы неплохо установить, что негативных эмоций может быть достаточно для вынесения негативных моральных суждений, даже если у нас нет других причин думать, что ситуация является неправильной.
На основе экспериментов, проведенных Мерфи, Хайдт и Беркландом можно сформировать убеждение, что что-то не так с моральной точки зрения, просто имея негативные эмоции, направленные на это. В этом смысле эмоций достаточно для моральной оценки. Но нужны ли они? Думаю, есть доказательства, подтверждающие и тезис о необходимости. В частности, я считаю, что эмоции необходимы для нравственного развития.
В отличие от языка, дети нуждаются в интенсивной подготовке для соблюдения моральных правил, а родители проводят много времени, обучая своих детей нравственности. Интересно, что три основные техники, которые родители используют для передачи моральных правил, - это набор эмоций. Одним из методов является применение силы (физическое наказание или угроза наказания), что вызывает страх. Другой метод называется индукцией, которая вызывает дистресс, ориентируя ребенка на вред, который он причинил другому человеку ("Смотри, ты заставил своего младшего брата плакать!"). Третья техника - это любовная абстиненция, вызывающая печаль через социальный остракизм ("Если ты так себя ведешь, я не собираюсь с тобой играть!"). Каждая методика обуславливает ребенка испытывать негативные эмоции в сочетании с проступками. Это не доказывает, что эмоции необходимы для нравственного развития, но наводит на мысль.
Более убедительным доказательством необходимости эмоций в нравственном развитии являются исследования психопатов. Психопаты - идеальный пример для проверки тезиса о необходимости, потому что они глубоко лишены негативных эмоций, особенно страха и печали. Они редко испытывают эти эмоции и испытывают значительные трудности даже при распознавании их в выражениях лица и звуках речи. Психопаты не поддаются условию страха, испытывают боль менее интенсивно, чем обычные люди, и их не беспокоят фотографии, которые вызывают у нас страдания. Это говорит о том, что психопатия является результатом низкого уровня дефицита отрицательных эмоций. Без глубоких отрицательных эмоций они не могут обрести сопереживающие страдания, раскаяние или чувство вины. Эти эмоциональные недостатки, похоже, являются основной причиной их антисоциального поведения. Я думаю, что психопаты ведут себя плохо, потому что не могут выносить подлинные моральные суждения. Они дают на словах понимание морали, но есть все основания полагать, что у них нет моральных понятий - или, по крайней мере, у них нет моральных понятий, подобных тем, которыми обладают нормальные люди. Психопаты признают, что их преступные действия являются "неправильными", но они не понимают смысл этого слова. В классическом исследовании психопатов Клекли (1941) сравнивает психопатию с цветной слепотой. Он говорит, что психопат может сказать, что понимает добро и зло, "но не может понять, что он не понимает". Блэр (1995) более непосредственно исследовала моральные понятия у психопатов, и он обнаружил, что они относятся к моральным ошибкам, как если бы они были просто обычными. Психопаты относятся к слову "неправильно", как если бы оно просто означало "запрещено местными властями". Исследования в области психопатии показывают, что эмоции необходимы для развития способности выносить моральные суждения. Заключительный тезис, который я хочу выдвинуть, заключается в том, что эмоции также необходимы в синхронном смысле. Здесь нужна некоторая осторожность.
Очевидно, что мы можем говорить такие вещи, как "убийство неправильно", не испытывая никаких эмоций. Мы посвятили эти правила памяти. Это похоже на репортаж о том, что бананы желтые, не формируя умственного образа желтизны.
Если бы было возможным гипнотически блокировать негативные эмоции или вызывать сильное позитивное воздействие, а затем попросить субъекта дать моральную оценку, мы могли бы обнаружить, что негативные оценки ослабевают, особенно когда субъектам представляются случаи, которые нелегко оценить с помощью таких банальностей, как "убийство - это неправильно". Моральная слепота в результате позитивного воздействия может объяснить, почему люди, страдающие манией, часто склонны к антиобщественному поведению во время маниакальных эпизодов.
И последний аргумент касается тезиса о том, что эмоции необходимы для нравственности. Это аргумент из антропологического досье. Если бы моральные суждения основывались не на эмоциях, а на чем-то другом, например, на причине или наблюдениях, мы ожидали бы большего сближения нравов в межкультурном плане. Разум и наблюдения со временем приводят к сближению позиций.
В межкультурном плане наблюдается ошеломляющее расхождение в моральных ценностях. Гухуку-Гама Новой Гвинеи и другие охотники за головами считают нормальным убивать невинных людей; граждане Древней Греции женились на своих братьях и сестрах и количество таких союзов достигало 30%; ацтеки Мексики и бесчисленные малые общества предавались каннибализму; римляне заполняли арены, где гладиаторы убивали друг друга; гендерное неравенство и рабство получили широкое признание и широкое осуждение. Ближе к дому, мы находим бесконечные дебаты между либералами и консерваторами. Мы также находим региональные различия: Белые мужчины юга гораздо чаще, чем их северные коллеги, морально одобряют насильственные репрессии за публичные оскорбления и другие ненасильственные преступления.
Эти примеры не являются экзотическими. Любые две случайно выбранные культуры будут иметь драматические различия в моральных ценностях, и многие из этих различий (такие как полигамия против моногамии или южная воинственность против северной дипломатии) не имеют основы в различных фактических убеждениях. Это говорит о том, что основные моральные ценности не имеют чисто когнитивного источника. Моральные расхождения не демонстрируют напрямую, что эмоции являются необходимой составляющей нравственности, но дают косвенные доказательства. Если моральные ценности не продиктованы соображениями или наблюдениями, то вполне вероятно, что они опираются на культурные увлечения.