Слово «робот» было введено чешским писателем Карелом Чапеком в его сатирической пьесе, премьера которой состоялась в 1921 году. Название было предложено его братом Йозефом Чапеком и было взято из слова «robota», что означает «работа» или «рабский труд».
Термин «робот» был представлен Исааком Азимовым в 1950 году в его романе «Бегство». Несколько лет спустя Азимов определил три новаторских закона робототехники:
- робот не может причинить вред человеку,
- он должен подчиняться приказам, данным ему человеком,
- робот должен защищать свое существование, не нарушая первые два закона.
Хотя этот термин появился сравнительно недавно, идея интеллектуальной машины восходит к античности, так как в Песне XVIII «Илиады» Гефест, Бог Огня, строит трехногие столы, оснащенные колесиками, которые могут перемещаться назад и вперед на своих ногах во дворцах богов.
В научно-фантастической литературе и кино, люди одновременно чувствуют страх и привлекательность в присутствии умных машин, опыт, который приближается к количественному опыту Рудольфа Отто, описанному в 1917 году. Отто считал, что два главных элемента характеризуют бесчисленные переживания: таинственное потрясение и увлеченность. Короче говоря, таинственное потрясение - это страх перед совершенно иной природой Бога, а увлечение - это соблазн спасительной благодати Божьей.
Научно-фантастические представления роботов и искусственно интеллигентных компьютеров следуют этой логике угрожающей непохожести и сотериологического обещания. Научная фантастика подтверждает утверждение Анны Ферст о том, что люди испытывают страх и увлечение в присутствии современных роботов из Массачусетского технологического института AI Lab.
Реакция человека на интеллектуальные машины показывает, что люди во многом возвели эти машины в божественный статус.
Этот машинный апофеоз, интересное культурное событие для истории религий, может угрожать традиционным христианским богословиям.
Проведя большую часть 1990-х годов в качестве штатного теолога в Лаборатории искусственного интеллекта Массачусетского технологического института, Энн Ферст предположила, что люди испытывают как страх, так и увлеченность, когда они взаимодействуют с интеллектуальными машинами. Критики немедленно осудили то, как эта динамика перекликается с описанием Рудольфа Отто о человеческой встрече с божественным.
Ферст повторяет это утверждение в своей недавней книге «Бог в машине» (2004), но все же не дает эмпирического подтверждения этому тезису. Научно-фантастическая литература и фильмы двадцатого века подтверждают веру Ферст в то, что наше восприятие интеллектуальных машин - это одновременно страх и обаяние, подобно тому, как мы воспринимаем божественное. Но если Ферст считает, что это существенное сходство поддерживает ее либеральное прочтение образа божества имаго (образа Бога), то сходство создает серьезные трудности для богословов. Реакция человека на интеллектуальные машины отнюдь не показывает линейной связи между творчеством, от Бога к человеку и к машине, а показывает, что люди во многих отношениях возвели эти машины в божественный статус.
Научная фантастика, как и современное искусство, сохраняет стойкость религиозного языка и тем, что делает ее идеальной для осмысления возможных связей между искусственным интеллектом и божественным.
Научная фантастика является полезным инструментом для объяснения этих современных проблем, потому что это «наиболее точно отражающий литературный жанр нашего времени». Как литературная форма, научная фантастика соединяет технические науки и гуманитарные науки, что делает ее жизненно важной для понимания взаимодействия религиоведения с робототехникой и искусственным интеллектом. Более того, научная фантастика имеет решающее значение для технологического развития, и это включает робототехнику и искусственный интеллект.
Научная фантастика ХХ века говорит о том, что наше отношение к роботизированной технике напоминает наше отношение к Богу, сами того не осознавая приравниваем искусственный интеллект к чему-то божественному. Это носит исключительно западный характер, и нет особой причины предполагать, что это охватывает весь диапазон возможных реакций либо на божественное, либо на роботов и искусственный интеллект. Однако на евроамериканском Западе между роботизированной технологией и божественными элементами появляется замечательная корреляция, когда они рассматриваются в свете их угрожающей непохожести и сотериологического обещания.
Весьма поразительно сходство между Оттоновской идеей о божественном и научно-фантастическими представлениями об искусственном интеллекте.
Может быть мы реагируем на роботизированную технику так же, как мы реагируем на Бога, потому что мы создали робота, по тому подобию что Бог создал нас?
Поэтому у тех, кто изучает религию и науку, есть возможность проанализировать эту поразительную аналогию, поскольку она вызывает интересные вопросы как у философа и теолога, так и у историка.