Он берет тощую ручку ребенка, отодвинув рукав свитера, быстро протирает кожу спиртом и, открыв чемоданчик с приборами, накачивает из него насосом в стеклянную бутыль какую-то красную жидкость. Другой мужчина, в белом халате поверх пальто, уверенно прокалывает ручку мальчика иглой и вливает ему жидкость. Потом приподняв свитер, он массирует ребенку грудь.
Все напряженно вглядываются в безжизненные черты. Человек в белом халате скоро устает массировать, и по лбу у него стекает пот.
— Дайте теперь попробую я,— неуверенно предлагает Надежда, но человек просит только подать ему стул и продолжает массировать сидя, устало закрыв глаза.
Время тянется, вливание окончено, и высокий человек, подпоясанный ремнем, осторожно вынув иглу из руки ребенка, глядя через отверстие на свет, продувает ее, бросает в бутылочку и укладывает вместе с насосом в чемодан. Всё молчат.
Мальчик шевелится, снова начинает хрипеть, лотом вдруг открывает большие серые глаза и говорит:
— Бабушка!
— Я здесь! Я здесь!— растерянным тоном отвечает Вукеша.
— Пить,— просит мальчик, и ему дают чаю с портвейном. Бригада по оживлению устало садится на диван, и оба человека дремлют несколько минут. Потом один из них садится пить кипяток, а второй, в халате, просит чернила — заполнить анкету.
— Кто мать?— спрашивает он.
— Мать у него давно умерла,— отвечает Лидия Ивановна.
— Ну, кто отец?
— Отец тоже не здесь вероятно, на фронте,— отвечает Лидия Ивановна.
Вукеша гладит ребенка по голове. Мальчик сквозь сон тянет к ней ручки довольно жмурится и вдруг сразу засыпает. Дыхание у него спокойно и мерно.
— Ну, тогда как его имя?— снова спрашивает человек в халате.
Все переглядываются.
— Как тебя зовут-то?— осторожно тормошит за плечо мальчика Вукеша, но тот только сладко посапывает.
— Не будите его,— говорит человек, подпоясанный ремнем.— Назовите сами как-нибудь. Ведь это все равно только для статистики.
— Как нашего Шурика, запишите — Александр,— решительно говорит Вукеша и, открыто глядя на Ивана Александровича, утирает глаза уголком передника.— Пусть нашего Шурика на фронте тоже кто-нибудь пожалеет.
В холодной столовой звенит телефон.
— Это, вероятно, нам,— устало проведя рукой по глазам, говорит задремавший член бригады.— Подойди, Алеша.
Человек в халате уходит к телефону, потом спешно возвращается:
— Такой же случай. Идемте, тут совсем рядом, Яков Иваныч!
— Идем, Алеша,— соглашается Яков Иваныч и, не обращая больше внимания на окружающих, засыпая на ходу, монотонно говорит, будто заученное, что если мальчику будет хуже, они снова повторят вливание, что они совсем не бригада по оживлению, они — бригада скорой помощи и таких теперь много.
Что мальчика надо бы взять в больницу, но в их районе больницы пока нет, ее позавчера разбомбили. Мальчика не спускать с постели недели две, да он и сам не пойдет.
Через несколько дней Вукеша перебирает на подносе закорючки корешков, собранных на проталинках, моет и складывает их в салатник. На верхушках некоторых растеньиц видны чуть намечающиеся, блестящие, но еще белесые листики, на хрустальном, блюде горкой лежит мелко нарезанное, душистое сено из тимофеевки. Мальчик рисует, поглядывая на Вукешу, и шепчет, стесняясь громко ее назвать:
— Бабушка, а бабушка! Смотри, смотри, вот едет большой грузовик с колесами, и поезд большой с колесами, и папа привезет нам хлеб. Приедёт и скажет...
Воодушевляясь, он говорит все громче. Вукеша согласно кивает.
Звонок — и Вукеша торопливо отмыкает замки.
— Заказное,— односложно говорит почтальонша.— Распишитесь. Васильевой.
— У нас нет Васильевой,— отвечает Вукеша.— Это, наверное, не нам, а в квартиру сорок четвертую. У нас сорок первая.
Почтальонша читает адрес и, заметив свою ошибку, молча, пихает письмо обратно в сумку. Вдруг Вукеша соображает, что в квартире сорок четвертой жил мальчик, сейчас там никого нет. Может быть, письмо имеет какое-нибудь отношение к нему. Она объясняет это почтальонше и получает конверт.
Вукеша ставит конверт на видное место, потому что все получаемые письма принято вскрывать и читать всем вместе. Потом она думает и прячет письмо под скатерть: «А то войдут, подумают, что письмо от Шурика, и напрасно расстроятся».
Лучше за обедом она сначала расскажет об этом письме, а потом подаст его, и все вместе прочитают. «Наверное, оно от папы нашего мальчика, и все-таки письмо пришло из-за кольца блокады, с Большой земли!»