Автор: Николай Соснов
Предчувствуя скорый конец своей власти, яростным бураном бессильно свирепствует за окном белый февраль. Я сижу за столом, заваленным книгами. Справа учебники, слева многоцветье русской классики, а прямо передо мной старый коричневый том с профилями двух бородачей на твердой обложке. Мои глаза вгрызаются в неподатливый гранит сложного текста, добывая нужное по крупинке. Это так непривычно, так странно, будто из другой жизни.
С прошлой осени я сильно изменился. Пацаны из секции рукопашного боя уже перестали удивляться, что на тренировки приношу с собой книги, которые читаю по пути в спорткомплекс и обратно. Я обертываю их в суперобложки от пособий для подготовки к ЕГЭ по обществознанию, так что теперь мое поведение выглядит нормально: просто перед выпуском получил втык от матери и взялся наконец за учебу. Они не догадываются, что я решил не сдавать обществознание и поменял его на литературу. Было бы трудно писать на экзамене совсем не то, что думаешь. С литературой проще: есть пространство для игры смыслами и можно пройти проверку, не кривя душой.
Внешне я по-прежнему спокойный и общительный, всегда готов повеселиться, посмотреть рестлинг по кабельному или сгонять на футбол, но внутри теперь совсем другой человек. Все из-за нее, из-за Тани.
Впервые Таню мне показал Миша Пугаев, мой одноклассник и кореш со времен трехколесных велосипедов. Я довольно рассеян, а Миша обычно в курсе школьной жизни, явной и тайной, особенно по части всяких бесчинств. В первый понедельник сентября, наплевав на видеоконтроль, я сидел, как обычно, на подоконнике в рекреации третьего этажа и в ожидании урока бездумно разглядывал всех, кто попадался на глаза. Тут-то и нарисовался Миша.
- Эй, Влад, - сказал он, дернув меня за рукав форменного пиджака, - глянь на новенькую из параллельного класса! Вон та, в синем свитере с тростью в руках! У нее рюкзак утыкан значками!
Я посмотрел по направлению его толстого пальца. Девчонка, как девчонка, хоть и хромает слегка. Светленькая, лицо обыкновенное, очень красивым не назовешь, уродливым тоже. Фигура средняя, что называется, всего в меру. Конечно, на фоне стандартных учениц в коричневых платьях с белыми воротничками и триколорной эмблемой над сердцем она выделялась синим свитером и черными брюками. Как ее Яйцевич вообще в школу пустил в таком наряде? У нас форма соблюдается строго. Нарушителей директриса ест на завтрак живьем без соли. А рюкзак, конечно, зачетный. Черного цвета с ярко-оранжевыми вставками, текстильный, литров на сорок. Три четверти его поверхности покрывали значки, причем не забавные смайлики или портреты корейских певцов, а россыпь реликтов, сверкающих суровой киноварью ушедшей эпохи.
- Советские, что ли? - спросил я.
- Точняк, - ответил Миша и, пихнув меня, уселся рядом на подоконнике. - Это Таня Жертовская, и ты не поверишь, откуда она прибыла в наш гадючник.
- Поверю, - обещал я. - Колись.
- Столичная штучка. Помнишь летом там кипиш случился серьезный? О нем даже телевидение в новостях упоминало. Ей тогда ногу повредили и чуть дело не завели. Еле выпуталась. Родители ее сослали к нам школу закончить от греха подальше. Чтобы не маячила и не раздражала компетентные органы. Эта Таня у тетки живет в пятом доме за пустырями.
Я в очередной раз изумился Мишиной осведомленности и поинтересовался:
- Ты откуда о ней столько знаешь?
Миша театрально закатил глаза:
- Блин, Влад, ты в каком веке живешь? Совсем ничего не видишь со своим спортом. Из Интернета, балда! У нее на страничке чего только не написано! Кстати, наша классуха у нее в друзьях числится уже года два. Смекаешь, братан?
Я смекал. Ильвина Федоровна тоже явилась из столицы и с прошлого года преподавала химию, заменив ушедшую по болезни Веру Николаевну. Заодно с химией молоденькой учительнице с экзотическим именем по наследству досталось руководство нашим одиннадцатым «А». Причину переезда Ильвины открыто не обсуждали, но вся школа ее знала, ведь в маленьком городе шкафы тоже крохотные, большой скелет в них не спрячешь. Краснодипломница МГУ выбрала провинциальную дырищу, чтобы находиться поближе к мужу, журналисту, сидевшему в местной колонии за какую-то публикацию.
Внезапно включилась школьная система оповещения. Динамик зашебуршил и взорвался праведным возмущением:
- Зубов, Пугаев, немедленно слезьте с подоконника! Или хотите навестить директора?
Этот прокуренный голос знает каждый, кто учится в третьей школе. Яйцевич все-таки углядел нас на своем мониторе. Вообще-то фамилия охранника была Яцевич, но, ей-богу, в его случае прозвище человек получил не просто по созвучию. А у директрисы фамилия совсем говорящая, даже коверкать не надо. Центнер она по мужу, но, глядя на нее, можно легко предположить, что фамилия получена от папы.
Мы с Мишей переглянулись. Подчиниться или сделать вид, что не слышали? Тогда Яйцевич придет и лично сгонит нас с места, попутно обзывая бездельниками. К директрисе, конечно, не поведет, не станет беспокоить ее по таким пустякам.
Звонок на геометрию прозвучал очень вовремя.
После того разговора я выкинул Таню из головы и вспомнил о ней только в четверг утром. Собственно, не вспомнил, а наткнулся на нее у футбольного поля, отделяющего территорию школы от недостроенных складов канувшего в небытие пищевого комбината. Тропу из проплешин между гнилыми остовами зданий, которые давно разобрали по кирпичику местные мародеры, мы и называли пустырями.
Моя девятиэтажка тоже за пустырями, немного дальше, чем хрущоба, в которой квартирует Танина незамужняя тетка-бухгалтерша, так что кратчайшая дорога в школу у нас с ней была одна и та же, только моя немного длиннее. Обход по безопасному проспекту занимал минут двадцать и считался дорогой для лохов. Вообще-то пустыри — территория безлюдная и посещаемая гопотой. Ходить через них по-хорошему не стоило. Но я занимался армейской рукопашкой с первого класса, в девятом был чемпионом города в своей возрастной группе, имел хорошую практику уличных потасовок и шпаны не боялся совершенно. А Таня… Таня, как выяснилось, не боялась в этой жизни вообще ничего.
Выйдя с пустырей к полю, я застал странную немую сцену прямо посреди футбольных ворот без сетки. Держась одной рукой за штангу, Таня ловко дубасила своей тростью ошарашенного Зизюлю, штатного школьного хулигана из девятого «Б». Рядом в священном ужасе от попрания авторитета Зизюли застыл его малолетний прихлебатель Борян. Неподалеку от этой троицы на коленях ползал и собирал с земли желтые монетки пухленький восьмиклассник, известный мне сразу под двумя погонялами Толя-Бегемотик и Ангелочек.
В общих чертах картина была мне ясна. Зизюля, которого побаивались даже некоторые старшеклассники, в сопровождении Боряна по обыкновению загнал безответного Ангелочка на поле, чтобы вывернуть карманы и надавать зуботычин. Увлеченные процессом грабители не заметили шедшей на занятия Тани, а она, увидев происходящее, решила вмешаться самым эффективным способом — хорошенько отколотить Зизюлю.
Тростью орудовала она мастерски. Я даже залюбовался ее движениями, глядя, как Таня метко бьет в те самые места, которые Зизюля не успевал прикрыть руками. Впрочем, сражение продолжалось недолго. Видимо, мое появление помогло Зизюле опомниться. Конечно, он не хотел лишних свидетелей своего позора и попросту сбежал. С ним дал стрекача и Борян, а Толя-Бегемотик смылся еще раньше, как только собрал деньги.
Таня подобрала с земли рюкзак и, бросив на меня вызывающий взгляд, потопала в сторону школы. Я смотрел ей вслед и думал, что она не осознает в какую опасную ситуацию попала, подорвав власть тирана. Зизюля ее не простит. Конечно, Ангелочек и Борян из страха будут держать рот на замке. Я, само собой, тоже, хотя Зизюлю и не боюсь. Даже Мише не проболтаюсь. Но Зизюля настоящий псих. Мне говорили, что он считает себя смотрящим по школе, туманно ссылаясь на каких-то мифических авторитетов, поставивших его на этот воображаемый пост. Его не успокоит сохранение тайны. То, что более вменяемый гопник свел бы к шутке — девчонки иногда в насмешку слегка лупят пацанов — Зизюля воспримет, как смертельное оскорбление. Он не привык получать сдачи от тех, кого считает слабее и ниже себя в неписаной иерархии школы. Зизюля постарается отомстить. Как же разрулить непростую ситуацию? Я не разговаривал с Таней ни разу, но почему-то чувствовал ответственность за судьбу этой новенькой.
Нужное решение пришло ко мне на перемене между алгеброй и биологией. Я опять сидел на подоконнике в рекреации, когда раскрасневшаяся Таня с бешеными глазами выскочила из кабинета директрисы. Вслед ей несся сердитый рев Центнер:
- Чтобы в понедельник оделась в форму по уставу школы, или отстраню от занятий!
Таня остановилась, обернулась к кабинету и сказала, четко выделяя каждое слово:
- По закону не имеете права!
Произнесла она это вполголоса, но сновавшие в рекреации ученики притихли, наблюдая за скандалом, и Танино заявление прозвучало в гулкой пустоте так громко, будто она его выкрикнула во весь голос.
Тогда-то я и понял, что разрулить ничего не получится. Таня никогда не примирится с Зизюлей и ему подобными. Остается только приглядывать за ней и охранять по мере возможности.
Само собой, я не мог караулить Таню круглосуточно, но этого и не требовалось. Зизюля, помимо прочего, был ленив. Поразмыслив, я решил, что он наверняка выберет для нападения самое удобное место и самое подходящее время, то есть подкараулит Таню на пустырях по дороге в школу или из школы. Значит, нужно просто следовать за ней.
Теперь я вставал на полчаса раньше, чтобы не упустить Таню, а после уроков дожидался ее ухода. В субботу у меня было на одно занятие больше, чем у Тани, и впервые в жизни я прогулял физкультуру. Держался я шагах в ста позади, ориентируясь по яркому пятну рюкзака и модной куртке-перевертышу.
Засаду Зизюля и его верный Борян устроили в следующую среду. Они притаились за раскидистым кустом в том месте, где тропа резко поворачивала, чтобы обойти овраг перед бывшей строительной площадкой. Действовали нападающие слаженно: Борян сразу выхватил у Тани трость, а Зизюля резко толкнул ее в грудь. Она потеряла равновесие и рухнула на спину. Объемный тяжелый рюкзак смягчил падение, но он же и отдал Таню во власть Зизюли, мешая подняться на ноги.
Зато на ногах оставался я, а моя спортивная сумка нисколько не мешала принять участие в задуманном Зизюлей спектакле. Наоборот, она очень помогла эффектно появиться на арене. Набрав скорость, я с ходу запустил сумкой в Боряна и сбил его не хуже кегли в кегельбане. «Шестерка» Зизюли из седьмого «А» выронил трость и отлетел назад в кусты, из которых только что выбрался.
Я оказался один на один с Зизюлей.
Батя, фрезеровщик чахоточного завода металлоконструкций, мое воспитание свалил на мать и серьезно вмешался в него лишь однажды, когда в первом классе за руку отвел меня в детскую секцию рукопашного боя. Объяснил он это встревоженной маме так:
- Пацаны в школе делятся на две категории: тех, кто бьет, и тех, кого бьют. И если не хочешь видеть Влада во второй, он должен оказаться в первой.
За это я бате благодарен до сих пор, хоть он и променял лет пять назад нас с мамой на другую семью. Спорт сделал меня тем, кто я есть. Мой наставник Григорий Евдокимыч хулиганов в секции не держал и к соблюдению учениками установленных им правил поведения в зале и жизни относился не менее строго, чем к отсутствию вредных привычек и поддержанию физической формы.
- Рукопашный бой — оружие, - говаривал он, - боец это воин. Только мерзавцы дают оружие негодяям и лоботрясам.
Зато и тренировал нас Григорий Евдокимыч не по утвержденным смягченным методикам, а прямо по программе войсковой разведки, где когда-то служил, учил не только спорту, но и выживанию на улицах. Поэтому против Зизюли я стоял спокойно и уверенно, полностью контролируя ситуацию. Он по физре имел только «три» и уже несколько лет подрывал здоровье наркотической дрянью. В драке Зизюля мне не соперник, что с голыми руками, что с ножом, кастетом или битой. Я знал это точно, и он тоже это знал. Подождав несколько секунд непонятно чего, он выдавил из себя:
- Зуб, ты что, рамсы попутал?
Тон был нарочито угрожающий, но сквозь него проглядывал страх. Зизюля поддался панике и по законам дворовой жизни уже проиграл. Не говоря ни слова, я подскочил к нему вплотную и провел левой «двойку» в печень. Бил вполсилы, но и этого хватило, чтобы грозный хулиган осел на колени.
- Я пацанам скажу, - прохрипел Зизюля, - готовься к стрелке, урод!
- Давай, ага, - согласился я. - Я тоже корешей позову с рукопашки. У нас давно не было мяса для разминки. А перед махачем мы потолкуем с твоими в чем причина разборки. Как думаешь, встрянут они за тебя после этого?
По кислому лицу Зизюли я понял, что меньше всего ему хочется сообщать друзьям про свое поражение в драке с девчонкой. Это был шанс. Я наклонился, посмотрел противнику прямо в глаза и предложил:
- Исчезни, Зизюля. Испарись и обходи ее за километр. Тогда никто ничего не узнает. До сих пор ведь мы молчали? Так и дальше продолжится. Живи в респекте, только в школе веди себя тихо. Смекаешь?
Он смекнул. Выдернув застрявшего в кустах Боряна, Зизюля уполз зализывать уязвленное самолюбие. А я подошел к Тане и, протянув руку, помог ей подняться на ноги, вручил трость, а потом присел, чтобы собрать отвалившиеся с рюкзака значки. Вообще-то они были закреплены намертво, но при падении рюкзак повредился, и несколько значков потеряли сцепление с порванной тканью.
- Он больше тебя не тронет, - сказал я, вертя в руках красный квадратик с желтым хоккеистом в синих гамашах и серебристой надписью «Химик».
- Ты поэтому неделю ходил за мной, как приклеенный? - спросила Таня. Она сняла рюкзак и тоже присела, проверяя его состояние. - Охранял, что ли?
- Типа того.
- А-а-а… - протянула Таня как-то разочарованно. - А я подумала… - Она не закончила фразу.
- Что подумала? - поинтересовался я, примеряясь куда бы пристроить желтого хоккеиста.
- Да так, неважно. Значок «Химика» поставь пока сюда, между ГОЭЛРО и Гагариным. - Таня достала из рюкзака иголку и катушку суровой нитки.
- Встреваешь по хоккею? - Я прицепил сувенир под флажок с загадочной аббревиатурой «КИМ» и принялся за поиск места для следующего значка — пионерского костра, вырастающего из красной звезды с надписью «Всегда готов!».
- Увлекаюсь зимними видами спорта, - улыбнулась Таня, ловко штопая прореху в рюкзаке. - Не только хоккеем, но и коньками, фигурным катанием, лыжами. На лыжах сама раньше бегала. Сейчас не хожу, берегу ногу для операции. За «Химик» болею. Я из Воскресенска, это город такой в Подмосковье.
- Ясно, - сказал я и прицепил костер под Ильича в кепке. - Знаешь, я, наверное, еще какое-то время буду тебя провожать. Для перестраховки. Все-таки Зизюля псих отмороженный. Ты не против?
Танина улыбка превратилась в лукавую усмешку:
- Ну, хорошо, бодигард!
И мы стали ходить вместе. Не только в школу, а вообще всюду: в кино на глупейшие детские мульты, от которых Таня почему-то приходила в почти щенячий восторг; в библиотеку, где она брала у моей мамы Гофмана и Эдгара По вперемешку с философскими трактатами и монографиями по отечественной истории; в студию, где она занималась живописью; даже в поликлинику и за продуктами на рынок. Звонил телефон, я бросал все дела и шел, куда требовалось. Впрочем, с тренировок Таня меня не вытаскивала. Прогуливать физкультуру тоже больше не приходилось: Таня терпеливо дожидалась в рекреации, читая на планшете книги, которые не могла достать на бумаге.
В эти странные дни мы много говорили обо всем на свете, но только не об ее прошлом. Я не спрашивал, а Таня помалкивала. Скоро я понял, что в беседах она уклоняется от обсуждения некоторых тем и сам постарался их не затрагивать. Все было понятно и без слов. Мы совершали длинные прогулки по городу. Таня то и дело доставала из своего объемного рюкзака стикеры и листовки. Она расклеивала их везде: на столбах, заборах, подпорных стенках, придомовых досках объявлений, поверх рекламных щитов.
Скрыть что-то в нашем городке нереально. Нас заметили, и поползли слухи, частью верные, частью, как водится, вымышленные или, вернее, домысленные. Например, люди говорили, что Таня как-то причастна к событиям в филиале областного аграрного института. Этот наукообразный аппендикс появился у нас в девяностые и много лет исправно служил источником корочек и отсрочек тем, кто не желал покидать малую Родину ради получения вышки. И вдруг его закрыли под каким-то формальным предлогом прямо в начале учебного года и осеннего призыва, разом превратив полсотни парней из студентов в новобранцев, а две дюжины сотрудников предпенсионного возраста в безработных. Вместо того, чтобы покорно явиться в военкомат и на биржу труда, пострадавшие с плакатами и растяжками притащились на крыльцо администрации, до смерти перепугав мэра Полищука, который бессменно правил от начала нулевых и еще ни разу не сталкивался с протестными акциями крупнее одиночного пикета.
Не знаю, правда ли, что именно Таня мутила воду в филиале аграрного. Скорее всего, нет. Трудно представить ученицу выпускного класса во главе взрослых людей. Зато другой ходивший в школе слух точно не соответствовал истине. Два месяца мы с Таней всюду появлялись вместе, но до самого последнего дня между нами ничего не было.
В тот день после тренировки я поджидал Таню на скамье в сквере перед единственным городским профучилищем. Зачем она вошла в это казенного вида кирпичное здание, я не знаю до сих пор. Незадолго до четырех Таня вдруг выскочила из неприметной боковой двери и, прихрамывая, поспешила ко мне. Сорвав со спины рюкзак, она сунула его в стоявшую у скамьи массивную каменную урну. Урна проглотила рюкзак целиком. Затем с восхитившей меня ловкостью Таня вывернула свою куртку наизнанку, превратив ее в овчинный полушубок с капюшоном. Трость полетела за спинку скамьи, а сама Таня неожиданно уселась мне на колени. Я раскрыл рот, чтобы выяснить в чем дело, но прежде, чем произнес хоть слово, Таня пресекла мою попытку поцелуем.
Когда из здания, отдуваясь, выбежал немолодой охранник, сквер был пуст за исключением влюбленной парочки на скамейке. Такие картинки в училище он наблюдал постоянно и воспринимал на уровне фона. Старик равнодушно скользнул взглядом по двоим счастливцам и, не найдя следов дерзкой беглянки, вернулся на пост.
А мы еще долго целовались, сначала в сквере, потом в лесополосе, куда отправились погулять. Говорили мало, но кое-что я запомнил дословно. Это был первый случай, когда Таня слегка прикоснулась к теме, по молчаливому уговору имевшей между нами статус табу.
Мы медленно шли по лесу, беспокоя опавшие листья. Таня выбирала из них кленовые.
- Знаешь, - сказала она, прижимая к груди ворох багровых корон, - настоящий цвет осени это красный. Теплым летом кленовые листья беззаботно зелены. Они не знают холода и не верят, что впереди ждет зима. Приходит осень, а с ней понимание предстоящего. Тут-то и открывается истинная суть каждого листа. Большинство желтеет и опадает, так и не решившись признать красоту осени и принять красный цвет.
- Красивая сказка, - заметил я, обнимая ее за талию, - биологиня поставит за нее двойку.
- Да, - согласилась Таня, - сказка, но ведь бывают на свете красные кленовники. Без единого желтого листика!
На следующее утро Таня не вышла в школу. Напрасно я поджидал ее во дворе, звонил на телефон и слал сообщения в вайбере. Чуть не опоздал на первый урок. Подняться к Тане я не решился: еще в самом начале знакомства она строго-настрого запретила приходить в гости и сама никогда не ходила ко мне на квартиру.
- Так надо, - без лишних пояснений заявила Таня. Мне этого было достаточно. Я не пытался разгадать ее тайны, чувствуя, что хожу по очень хрупкому льду, трещины в котором способны запросто разрушить нашу дружбу.
На переменах снова и снова безрезультатно звонил, беспокойство нарастало, но по-настоящему я испугался перед последним уроком. Танин телефон перестал реагировать, и механический голос бесстрастно сообщал, что аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети. Пока Ильвина Федоровна с помощью Миши Пугаева готовила проектор для демонстрации слайдов, я пробежался по страницам Тани в социальных сетях. ВК, Фейсбук, Инстаграм, - все ее профили оказались удалены!
- Ильвина Федоровна! Можно выйти? - Явно случилось что-то очень плохое. Я решил наплевать на Танино предостережение и зайти к ней домой, чтобы разобраться в происходящем.
Ильвина Федоровна посмотрела на меня как-то странно, очень пристально, словно пытаясь взглядом передать некое невидимое послание, и ответила:
- Конечно, Зубов. Только поторопись. У нас сегодня важная тема, а после урока ты мне понадобишься для уборки в лаборантской.
Я вышел под смех и подначки одноклассников. Перед самой дверью Ильвина нагнала меня и вручила тряпку, что вызвало в классе новый взрыв хохота.
Оказавшись в коридоре, я усмехнулся. Классной долго придется дожидаться мокрой тряпки для вытирания учебной доски. Я бросил серый кусок ткани на подоконник. В этот момент из него что-то выпало, покатилось по полу, но быстро остановилось: квадратная форма затрудняла предмету движение. Сердце забилось часто-часто, даже чаще, чем во время Таниных поцелуев. С пола на меня уставился желтый хоккеист в синих гамашах.
В класс я вернулся, забыв намочить тряпку, после чего класс перешел в состояние «под столом» и долго не мог успокоиться. Этот урок химии, посвященный электролизу, был самым длинным в моей жизни, но, как и все другие уроки, он завершился пронзительной трелью звонка.
Дождавшись ухода последнего ученика, Ильвина позвала меня в лаборантскую — узкую комнатку, в которую вела расположенная рядом с доской металлическая дверь — подальше от чужих ушей и видеокамер Яйцевича. Здесь из предназначенного для хранения реактивов сейфового шкафа она достала большой пластиковый мешок черного цвета, плотно облегавший знакомые контуры туго набитого Таниного рюкзака.
Я заглянул в мешок. Да, это был тот самый рюкзак, со всеми значками, кроме желтого хоккеиста. Я прицепил клубный значок «Химика» на его законное место и, не открывая, прощупал рюкзак. Внутри, несомненно, лежали книги. Я вопросительно взглянул на Ильвину.
- Ночью ей пришлось срочно уехать, - сказала учительница. - Ювенальщики подали иск о лишении родительских прав, чтобы запереть Таню в специнтернате, ведь она еще почти год останется несовершеннолетней. Тебе нельзя знать, куда она отправилась, и поддерживать с ней связь. Так надо. Но она завезла мне рюкзак и просила передать тебе на хранение. Не на память, слышишь, Влад? На хранение. Таня вернется за ним. Сама.
Я кивнул и унес мешок, протащив под видом мусора Танин рюкзак прямо под носом у Яйцевича.
В последующие дни меня допрашивали все, кому не лень: Центнер, тетка из инспекции по делам несовершеннолетних, бледная интеллигентная дамочка из прокуратуры, двое мужиков в штатском, от которых за километр отдавало принадлежностью к органам. Всем я повторял одну и ту же версию. Мол, просто встречался и развлекался с девчонкой, ни о чем крамольном она со мной не говорила, в планы свои не посвящала. Это была правда, и она совпадала с записями наших телефонных разговоров и содержанием переписки. Наверное, поэтому от меня в конце концов отстали, взяв подписку о неразглашении.
Напоследок состоялась встреча всего нашего класса с каким-то специалистом по профилактике. Целый урок он рассказывал какая Таня плохая и какую опасность несет ее поведение. Заключил свое выступление он пафосной фразой «Делайте выводы, ребята!». Я последовал его совету и тем же вечером впервые распаковал рюкзак. Как и ожидал, в нем Таня собрала бумажные книги, в основном старые толстые тома, но были и новые издания в суперобложках и мягких переплетах.
Теперь я читаю их по очереди из печатного списка, найденного там же в рюкзаке. Да не столько читаю, сколько грызу, до того тяжело они мне даются. Хорошо, что Ильвина помогает разобраться в самых трудных моментах. У Миши Пугаева получается лучше, а вот пацаны из профучилища, чьи контакты я обнаружил в конце списка книг, вообще еле тянут. Зато Толя-Бегемотик схватывает все на лету. После каждого кружка я гоняю его до седьмого пота, учу рукопашному бою. Бойца из него, конечно, не выйдет, но хоть сбросит вес, а главное обретет внутренний стержень, научится держать удар, не раскисая перед Зизюлями.
А еще я продолжаю ждать Таню. Не знаю, почему, ведь у нас ничего особо и не было кроме того последнего вечера. Может быть, из-за красных кленовых листьев. Или потому что даже самая свирепая и длинная зима обязательно уступает место весне. Скорее всего, причина в рюкзаке, стоящем на полке в ногах моей кровати. На улице напрасно бесится белый февраль, а лики революционеров и космонавтов на черно-оранжевом рюкзаке сияют мне, клятвенно обещая ее непременное возвращение.
Нравится рассказ? Поблагодарите журнал и автора подарком.