1852
Всталъ поздно. У Н[иколиньки]. Пошелъ на ученье. Ог[олинъ] разсердилъ меня своей глупостью. Былъ у Х[илковскаго], на охоте, подстрелилъ зайца. Нейдетъ Кавкавскiй разсказъ. Написалъ п[исьмо] Н[екрасову] и теперь успокоился на этотъ счетъ. Неторопясь примусь за что нибудь. —
1856
Всталъ въ 10. Получилъ письмо глупое отъ В[алерiи]. Она сама себя надуваетъ и я это вижу — насквозь, вотъ что скучно. Ежели бы узнать такъ другъ друга, что не прямо воспринимать чужую мысль, а такъ, что видеть ея филiацiю въ другомъ..... Половцевъ разсказывалъ о Бобрин[скомъ]. Животное. Окончилъ П[омещичье] У[тро]. Гимнастика, дома обедъ. Музыка, Калошинъ, Аннен[ковъ], шлялся съ слад[острастными] целями, пьяная девка на Н[евскомъ], въ бане, написалъ холодное письмо Вальке. —
1857
Читалъ М[ертвое] О[зеро], дрянь. Заехалъ Фетъ. Гимнастика — весело. Обедалъ съ Ф[етомъ] и горячо спорилъ съ М[ашинькой] о томъ, о чемъ не нужно было спорить. Къ Фету и Сухотинымъ. Я былъ въ тихомъ просторномъ духе. А[лександринъ] О[боленская] танцовала Lancier, загнула головку на бокъ и прошла, что за пр[елесть]! Опять забралъ Сух[отина], но ему ужъ надоело. Очень недоволенъ я теперь Погибшимъ; но не поеду въ Петерб[ургъ], подожду коректуръ.
1858
Нет, я так попустился, что это невозможно. Грубое занятие хозяйством. Нынче Резун лгал, я взбесился и по мерзкой привычке сказал: высечь. Я ждал, что он придет. Послал остановить, его не догнали. Буду просить прощенья. Никогда не буду выговаривать, как после 2-х часов. Просил прощенья, дал 3 ру[бля], но мучало. Вечер писал отлично секрет и вижу в будущем всё хорошо. Тетинька говорит, что Сережа переменился со времени проигрыша. Верно, его так испугало. — По-своему понимает, а правда.
1888
Мало спал. Желчь поднялась, надо ее успокоить духовным орудием. Илья приехал, я поговорил с ним. Тезисы Грота. Зачем это? — Читал. Пришел Джунковск[ий], пошел с ним и Машей к Сытину. Заперто. Он не может устроить свою жизнь. Всё это от желания жить не по своей совести; от желания делать перед людьми, а не перед Богом. Письмо от Черткова, о том же, о деньгах: о том, как быть с ними. У одного их нет, у другого лишние. Джунк[овский] хочет служить и копить, чтобы купить землю, дом и кормиться с земли. Какой очевидный самообман. (Он не ужился на земле с Хилковым.) Ведь нужны ему не деньги и земля и дом, а ему нужно самому быть земледельцем и по любви и по привычкам. Если он в себе устроит земледельца, то он попадет на землю, а если нет, то никакие приспособления не сделают его им. Задача всех нас одна: из своего положения богатства, больших требований и отсутствия полезного труда для людей, выучиться жить с меньшими требованиями и не желать больших и выучиться делу наверно полезному людям. И к этому надо спускаться понемногу, т. е. по мере достижения того и другого. Вечер говорил с Дж[унковским] и больше ничего.
1889
Жив. Утром рубил, пытался писать о науке и искус[стве], только испортил, не пошло. Ходил далеко по полям и лесам. После обеда и шахмат (укоряет совесть — за шахматы, да и всё) написал письмо Машиньке, Элен, Ге, Дужкину, Суворину и Гольцеву. —
1896
Нынче 27 Н. М. Очень слаб, плох во всех отношениях. И сейчас только как будто проснулся. Думал:
1) Мы все в жизни работники, приставлены к делу спасения своей души — можно сравнить с блюдением огня, данного с неба и зажженного в моем теле. Дело мое только в том, чтобы блюсти и разжигать в себе этот огонь (не тратить материала этого огня, как я это делал последнее время, не на горение), не думая о том, что и как загорается от этого огня. Не трудное дело молотить в несколько цепов, а чтобы ладить, не спутаться (и не то что молотить, а не мешать другим), надо только помнить о себе, о своем размере — когда ударять. А только задумался о других, поглядел на них и спутался. То же и в жизни. Только помнить о себе, о своем деле — дело это одно: любить, увеличивать в себе любовь, не думать о других, о последствиях своего труда, и дело жизни идет плодотворно и радостно. Только подумал о том, что ты производишь, о последствиях своего труда, начал соображать его с этими последствиями, и дело путается и останавливается, и сознание тщеты жизни. Хозяин жизни дал нам такую работу каждому отдельно, что совершение этой работы есть самое плодотворное дело. И Он сам употребит, направит эту работу, даст ей место и значение. А как только я хочу найти и определить ей место и сообразно с этим видоизменять ее, так я путаюсь, вижу тщету работы и отчаиваюсь. Мое дело делать, а уж Он знает, на что это нужно, и употребит. Человек ходит — Бог водит. А дело одно: увеличивать в себе любовь. —
Я — это самодвижущаяся пила или лопата живая, жизнь ее состоит в том, чтобы держать свое лезвие чистым и острым. А работать уже оно будет и работа будет нужна. Острым держать и всё острить и острить. Это — всё делать себя добрее и добрее.
2) Еще раз писал Мане о том, что она напрасно думает, что можно отказаться от подвига жизни. Жизнь есть подвиг. А главное то, что то самое, что огорчает нас и кажется нам, что мешает нам исполнить наше дело жизни, и есть наше дело жизни. Есть обстоятельство, условие жизни, к[оторое] мучает тебя: бедность, болезнь, неверность супруга, клевета, унижение. Стоит тебе только пожалеть себя, и ты несчастнейший из несчастнейших. И стоит только понять, что это то самое дело жизни, к[оторое] ты призван делать: жить в бедности, в болезни, простить неверность, клевету, унижение и вместо уныния и боли — энергия и радость.
3) Искусство, становясь всё более и более исключительным, удовлетворяя всё меньшему и меньшему кружку людей, становясь всё более и более эгоистичным, дошло до безумия — так как сумашествие есть только дошедший до последней степени эгоизм. Искусство дошло до крайней степе[ни] эгоизма и сошло с ума.
Очень мне было дурно, уныло эти дни. Отец, помоги мне жить тобою — не отходить от твоей воли.
1900
М. Е. б. ж.