1852
Целый день былъ дома, писалъ немного. Все, что написано, слишкомъ небрежно подмалевано, много придется переделывать. Завтра еду въ Шелк[овую]. Еще разъ писалъ п[исьма] Д[ьякову] и Р[едактору], к[оторыя] опять не пошлю. Р[едактору] слишкомъ жестко, а Д[ьяковъ] не пойметъ меня. Надо привыкнуть, что никто никогда не пойметъ меня. Эта участь, должно быть, общая всемъ людямъ, слишкомъ труднымъ.
1856
Съ утра переправлялъ Р[оманъ] Р[усскаго] П[омещика], растянуто жестоко. Гимнастика, обедалъ дома и опять тоже работалъ до 9 часовъ. Поехалъ къ Боткину, засталъ тамъ Друж[инина], прiятно провелъ вечеръ, я былъ добръ и скроменъ и отъ этаго хорошо было. Спорили съ Боткин[ымъ] о томъ, представляетъ ли себе поэтъ читателя, или нетъ. Онъ склоненъ къ туманности. Д[ружининъ] б[ылъ] добродушенъ. Получилъ 100 р. отъ Колб[асина].
1857
Ездилъ съ Сережей, дома обедалъ. Вечеръ у Аксак[овыхъ], гордость страш[ная]. Спорилъ о Гоголе напрасно.
1873
Разговор о земстве с Сверб[еевым]. Админ[истрация] чувств[ует], что власть одна [?], a Троицын день — березки.
Читал Верна. Движение без тяготенья немыслимо. Движенье есть тепло. Тепло без тягот[енья] немыслимо.
————————————————————————————————————
После смерти жизнь может быть химическая, после здешней физической. У Отца В[ышнего] обители многи суть.
————————————————————————————————————
1889
Также не мог писать, поработал топором. Пустой день. Делал пасьянсы и дум[ал], написал письма Чертк[ову], Хохлову и Страхову.
1891
Нынче 17 Ноября. Бегич[евка], Прошло 12 дней, полных событий, практической жизни, но как будто пустых в смысле духовной жизни. Ничего не записано в книжечке, кроме имен крестьян, просящихся в столовые и т. п. Постараюсь восстановить приблизительно прошедшие дни. Впрочем, одно оказалось записанным, именно:
1) Все науки, искусства, все просвещение хорошо, только бы для приобретения плодов его не нужно было задавить, не дать жить, лишить блага, огорчить ни одного человека. А оно, всё наше просвещение, построено на трупах задавленных людей.
Нынче 17. Встали рано, провожали Леву и Раевских в Москву. Потом писал статью маленькую в газету. Не кончил и не послал. Проводил Владимирова. Ходил в Гаи и к Мордвинову, тщетно ждал почту, читал Башкирцеву. Теперь 10-ый час.
Вчера 16. Поправлял 7-ю и 8-ю главы. 7-ю кончил. 8-ю не мог кончить. Проводил Эл[ену]П[авловну] и И[вана] Ив[ановича]. Приезд Владимирова, замечат[ельный] земский деятель, богач из мужик[ов]. Тип из Смены. Был Богоявленский. Наташа.
15. 3-го дня. Писал 7-ю и 8-ю. Вечер у Мордвиновых. Я ушел рано. Ходил к Н[аташе] с Тулинов[ым] и Поляк[овым]. Утром приеха[ли] Тулинов и Поляк[ов]. Милые ребята.
14-го вечером приехал Лева. Утром приехали родители Раевские. Тоже писал 8-ю главу.
13-го ездил в Грязновку с Машей.
12-го. Приезд Чистякова. 11-го писал статью о столовых.
11. Приезд Дуброви[на]. 10. Приезд мальчиков Раевских с Бергер[ом]. 9. У Мордвиновых. Не помню остального. Здоров. Нет духовной жизни. Большие пожертвования — более 10 т[ысяч]. Дело идет равномерно. Но нет удовлетворения. Нет и стыда и раскаяния. Еще день полный б[ыл] посвящен устройству столовых в Никитском и Пашкове, еще день в Горках. — Завтра, е. б. ж.
1896
Вчера почти ничего не писал. Один с дочерьми. Как хорошо с ними. Это баловство. Это теплая ванна для чувств. Письмо от Андрюши, очень хорошее. В газетах борьба из-за Репинск[ого] определения искусс[тва], как забавы. Как подходит к моей работе. Всё не выяснилось вполне значение искусства]. Ясно, и могу написать и доказать, но не кратко и просто. До этого не могу довести. Вчера письмо от Ив[ана] Мих[айловича]. Опя[ть] о духоб[орах].
Забава хорошо, если забава не развратная, честная, и за забавы не страдают люди. Сейчас думаю.
Эстетика есть выражение этики, т. е. по-русски: искусство выражает те чувства, кот[орые] испытывает художник. Если чувства хорошие, высокие, то и искусст[во] будет хор[ошее], высок[ое] и наоборот. Если художник нравств[енный] человек, то и искусство его буд[ет] нравств[енным] и наоборот. (Ничего не вышло.) Думал нынче ночью:
1) Мы радуемся на успехи наши технические — пар...., фонографы. И так довольны этими успехами, что если нам скажут, что успехи эти достигаются только при гибели челов[еческих] жизней, то, пожимая плечами, говорим: надо постараться, чтоб этого не было: — 8-ми час[овой] день, страхования рабоч[их] и т. п., но из-за того, что несколько людей гибнут, нельзя отказываться от тех успехов, к[оторых] достигли, т. е. fiat зеркало, фонограф и т. п., pereat несколько людей. Стоит только допустить этот принцип, и нет предела жестокости, и очень легко добывать всякие технич[еские] усовершенствования. У меня б[ыл] знакомый в Казани, к[оторый] в свою Вятск[ую] деревню за 130 верст ездил вот как: он покупал на конной пару лошадей за 20 р[ублей] (лошади б[ыли] очень дешевы), запрягал их и гнал 130 верст до места. Иногда они добегали до места, и у него оставались лошади и стоимость проезда, иногда не добегали части пути, и он нанимал. Но все-таки ему обходилось дешевле, чем нанимать ямских. Еще Свифт предлагал есть детей. И это б[ыло] очень выгодно. В Нью-Йорке компании жел[езных] дорог по городу давят каждый год несколько человек прохожих и не переделывают переезды так, чтобы не б[ыло] возможности несчастий, п[отому] ч[то] переделка эта стоит дороже, чем уплата семьям ежегодно раздавленных. То же происходит и в технич[еских] усовершенств[ованиях] нашего века. Они делают[ся] жизнями человеческими. А надо ценить каждую жизнь человеч[ескую], не ценить, а ставить ее выше всякой цены, и делать усоверш[енствования] так, чтоб жизни не гибли, не портились, и прекращать всякое усоверш[енствование], если оно вредит жиз[ни] челов[еческой].
1897
Нынче 17. Я. П. Второй день думаю с особенной ясностью вот о чем:
1) Моя жизнь — мое сознание моей личности всё слабеет и слабеет, будет еще слабее и кончится маразмом и совершенным прекращением сознания личности. В это же время, совершенно одновременно и равномерно с уничтожением личности, начинает жить и всё сильнее и сильнее живет то, что сделала моя жизнь, последствия моей мысли, чувства; живет в других людях, даже в животных, в мертвой материи. Так и хочется сказать, что это и будет жить после меня. Но всё это лишено сознания и потому я не могу сказать, что это живет. Но кто же сказал, что это лишено сознания? Почему я не могу предположить, что это всё объединится новым сознанием, кот[орое] я справедливо могу назвать моим сознанием, потому что оно всё составится из моего? Почему не может это другое, новое существо жить вместе с теми существами, к[оторые] теперь живут? Почему не предположить, что мы все — частицы сознания других, высших существ, таких, какими мы будем. «У отца моего обители многи суть», не в том смысле, что места разные есть, а в том, что сознания личности разные: одни включаются, переплетаются с другими. Ведь весь мир, какой я знаю с его пространств[ам], временем, есть произведение моей личности, моего сознания. Как только другая личность, другое сознание, так совсем другой мир, элементы которого составляют наши личности. Как в ребенке, во мне понемногу зарождалось сознание (кот[орое] сделало и то, что я себя ребенком, зародышем даже, вижу отдельны[м] существом), так оно зарождаться будет и теперь, уже зарождается в последствиях моей жизни, в будущем моем я после моей смерти. Церковь есть тело Христово. Да, Христос теперь в своем новом сознании живет жизнью всех живых и умерших и будущих членов церкви. Так же будет жить и каждый из нас своею церковью. И у самого ничтожного будет своя ничтожная и может быть плохая церковь, но церковь, составляющая новое тело его. Но как? Вот этого-то мы не может представить себе, п[отому] ч[то] ничего не можем представить себе вне нашего сознания. И не обители, а сознания многи суть. — Но тут последний, самый страшный неразрешимый вопрос: зачем это? Зачем это движение. Эти переходы из одних низших, более частных сознаний в более общие — высшие? Зачем? Это тайна, кото[рую] мы не можем знать. В этом-то и нужен Бог и вера в Него. Толь[ко] Он знает это и надо верить, что это так надо.
2) Еще думал нынче же совсем неожиданно о прелести — именно прелести — зарождающейся любви, когда на фоне веселых, приятных, милых отношений начинает вдруг блестеть эта звездочка. Это вроде того, как пахнувший вдруг запах липы или начинающая падать тень от месяца. Еще нет полного цвета, нет ясной тени и света, но есть радость и страх нового, обаятельного. Хорошо это, но только тогда, когда в первый и последний раз.
3) Еще думал о той иллюзии, которой все подвержены, а особенно люди, деятельность к[оторых] отражается на других, иллюзия, состоящая в том, что, привыкнув видеть действие своих поступков на других, этим воздействием на других поверяешь верность своих поступков.
4) Еще думал: Для гипнотизации нужна вера в важность того, что внушается (гипнотизация всех художеств[енных] обманов). Для веры же нужно невежество и воспитание доверия.
Сегодня поправил предисловие к Карп[ентеру]. Получил телегр[амму] от Грота. Хочу отправить 10 гл[аву]. От Буланже грустное письмо.
1900
Москва. Нездоровъ, но живу духомъ. Ничего не писалъ.
Боже мой, какъ трудно жить только передъ Богомъ — жить, какъ жили люди, заваленные въ шахте и знающiе, что они оттуда не выйдутъ и что никто никогда не узнаетъ о томъ, какъ они жили тамъ. А надо, надо такъ жить, п[отому] ч[то] только такая жизнь есть жизнь. Помоги мне Господи.
1906
Я. П.
Целая неделя. Написалъ Что в[иделъ] в[о] с[не] (порядочно) и поправлялъ коректур[ы] присланнаго Ч[то] д[елатъ]? и немного серьезнее съ Дорикомъ. Живется хорошо. Сознанiе смысла жизни въ исполненiи не проходитъ, a скорее, усиливается. Охъ, боюсь похвастаться. Ч[ертковъ] боленъ, и мне б[ыло] очень страшно потерять его. Неужели и это забота о себе? Умилившее меня письмо Сутковаго. Началъ нынче было писать Отца Вас[илi]я, но скучно, ничтожно. Все больше и больше думается о значенiи дилеммы, разрешаемой революцiей. Очень хочется написать. Записать:
1) Что сновиденiя — воспоминанiя, видно изъ того, что не знаешь, что б[ыло] прежде и ч[то] после. Связываешь же все воспоминанiя въ последовательный рядъ событiй въ моментъ пробужденiя. Отъ этого и кажется, что длинный сонъ кончается и сливается съ звукомъ действительнымъ, пробуждающимъ.
2) Подумалъ, что если буду такъ совершенствоваться, то, du train que cela va, нечего будетъ делать скоро. Какое безумiе! Не бойся, 1000 летъ пройдетъ, и то не очистишься отъ самой мерзкой грязи, а что дальше, то идеалъ дальше. Идеалъ — полное отреченiе, а ты въ теле.
Нынче въ М[ысляхъ] м[удрыхъ] л[юдей] чудная выписка Лаотсе, к[оторую] я нынче только какъ следуетъ понялъ, что совершенство и польза, и значенiе, и употребленiе — только въ пустоте. Ступица, сосудъ, двери. Для человека высшая и сила, и польза, и благо — въ отреченiи отъ себя.
3) Часто, особенно теперь, съ новой силой вспоминаю и понимаю: Fais ce que dois, advienne que pourra. Человекъ ходитъ, Богъ водитъ. Все въ этомъ: въ томъ, чтобы не думать о последствiяхъ поступковъ, а о доброте, божественности поступковъ. Пониманiе этого изменяетъ всю жизнь.
4) Я не движусь, а открываюсь самъ себе. Сознавать это особенно важно п[отому], ч[то] если думаешь, что движешься, то занятъ условiями, последствiями движенiя. Если же знаешь, что ты еси вечное, непространственное, божеское «я», то не думаешь о движенiи, а только о томъ, чтобы быть темъ, что ты еси, т. е. свободнымъ, даже всемогущимъ.
5) Какъ странно и смешно просить Бога. Не просить надо, а исполнять Его законъ, быть Имъ. Одно человеческое отношенiе къ Богу это то, чтобы быть благодарнымъ Ему за то благо, к[оторое] онъ далъ мне, какъ частице Его. Хозяинъ поставилъ своихъ работник[овъ] въ такое положенiе, что, исполняя то, что онъ показалъ имъ, они получаютъ высшее доступное ихъ воображенiю благо (благо душевной радости), а они просятъ его о чемъ-то. Если они просятъ, то это значитъ только то, что они не делаютъ то, что имъ предназначено.
6) Удивительное место Паскаля, где онъ говоритъ: «Наша душа брошена въ тело, где она находитъ: число, время, измеренiе», — я бы сказалъ: пространство, время, матерiю, движенiе. «Онъ разсуждаетъ объ этомъ и называетъ это природой, необходимостью и не можетъ мыслить иначе». То самое, что я думаю теперь. И какое ужасное заблужденiе думать, что то самое, что ограничиваетъ истинную жизнь, и есть сама жизнь.
7) Понятны верованiя буддизма о томъ, что пока не дойдешь до полнаго самоотреченiя, будешь возвращаться къ жизни (после смерти). Нирвана — это есть не уничтоженiе, а та новая, неизвестная, непонятная намъ жизнь, въ к[оторой] не нужно уже самоотреченiя. Неправъ только буддизмъ въ томъ что онъ не признаетъ цели и смысла этой жизни, ведущей къ самоотреченiю. Мы не видимъ его, но онъ есть, и потому эта жизнь также реальна, какъ и всякая другая.
8) Ничего нетъ гнуснее того эгоизма, к[оторый] относится къ своему телесному я, и ничего выше того, к[оторый] сознаетъ одно свое духовное я и ему одному служитъ.
Нынче прiезжаетъ Лева. Буду работать и запишу результаты. Боюсь. Я уже теперь плохъ.
1909
Был жив, но очень б[ыл] слаб. Прочел и ответил несколько писем. Были интересные. Ездил к М[арье] А[лександровне] с Сашей. Было оч[ень] приятно. Вечером почувствовал себя дурно, проспал обед, до 10-го часа. И потом дурно себя чувствовал. Был Булыгин, я так ослабел, что забыл про его сыновей, забыл, сколько им лет. Ночь спал тяжело. Еще вчера было так тоскливо просыпаться и начинать день, что я записал где-то: неужели опять жить!
Сегодня 17 Н. Очень был слаб, лежал в постели до 12-ти. Встал, читал письма, журнал Теософии, газету, как всегда, Н[а] К[аждый] Д[ень] в 3-х изданиях. Утром же записал № в Дет[скую] Мудрость не совсем хорошо. И начал писать о правительстве. Не кончил, но думаю дописать. Поел немного. Теперь свежее. Теперь 8-й час. С[офья] А[ндреевна] едет в Москву.