1852
Ходилъ съ М[акалинскимъ?], убилъ фаз[ана] и куроп[атку]. У меня ноги горятъ. Сиделъ у брата. — Хочется писать. До завтра. —
1853
Всталъ рано, принялся писать; но несмотря на обилiе мыслей и аккуратность писанiя, написалъ весьма мало. После обеда игралъ съ несноснымъ Олиферомъ въ шахматы, дома читалъ, и посылалъ неудачно за д[евкой] Алешку, Лукашку и Артуна. Вечеромъ пошелъ ужинать, чтобы видеть Кноринга. Удивительно, какъ непрiятенъ мне этотъ человекъ, несмотря на то, что мы другъ друга обманываемъ, представляя другъ передъ другомъ, что мы хорошiе знакомые. Въ немъ вполне отражаются все низкiя свойства офицера — порожденiя праздности и холостой жизни. —
Было время, что сознанiе развилось во мне до такой степени, что заглушало разсудокъ, такъ что я не могъ ничего думать, кроме о томъ: о чемъ я думаю? —
Меня часто поражало, какъ могутъ люди внутренно наслаждаться своими фразами безъ мыслей, — одними словами. — Можетъ быть, что на известной степени развитiя умъ точно также сочувствуетъ словамъ, какъ на высшей степени — онъ сочувствуетъ мыслямъ. Епишка говоритъ, что чтобы умно сказать, надо сперва постоять у веника, т. е. отвернуться въ уголъ и подумать. —
Занятiя. Кнорингъ. Неестественное развитiе сознанiя. Слова, имеющiя для некоторыхъ значенiе мыслей. «Постоять у веника».
1856
Всталъ поздно, целый день ничего не делалъ. Ездилъ безуспешно къ Ковал[евскому] и въ И[нспекторскiй] Д[епартаментъ], на пожаръ, на гимнастику, дочелъ Генр[иха] IV. Нетъ! Обедалъ, спалъ, Ан[ненковъ], Боткинъ. Гугеноты, потерялъ деньги, ужиналъ у Louis, обещалъ Краевскому. Любовь, любовь, одно безошибочно даетъ счастiе.
1857
Писалъ немного. Театръ. А[лександринъ?] Д[ьякова?] не делаетъ больше впечатленiя. М[ашинька] упрекала меня.
1889
Я. П. Я спутал день, нынче 16-го. 3 часа дня. Глаз не то, что болит, а утомляет, Таня приехала, и мне отчего- то грустно. Целый день ничего не делал.
1890
Три дня пропустил. Нынче 16. Рано встал, ходил. Сильный мороз. Так же молюсь. Писал нынче сначала. Начал с своих впечатлений вследствие издания В ч[ем] м[оя] в[ера]. До сих пор идет складно. М[аша] и В[ера] поехали в Тулу. Я ходил по шоссе от 2 до 1/4 4-го. Хоте[л] отдохнуть, помешал купец из Тулы. Я дурно, нелюбовно обошелся, иронически и с подозрением, что он выпивши. Теперь 8 часов. Хочется продолжать писать — извлечение из Муссера. —
Александр Петрович ушел. Что-то думал и забыл вчера.
Вчера 15 Н. Совершенно всё то же самое. Только писанье шло хуже. Я писал дальше об угнетении. Думал:
К статье о противл[ении]. Низшие рабочие классы всегда ненавидят и только ждут возможности выместить все накипевшее, но верх теперь прав[ящих] классов. Они лежат на рабочих и не могут выпустить: если выпустят, им конец. Всё остальное игра и комедия; сущность дела — это борьба на жизнь и смерть. Они, как разбойники, караулят добычу и защищают добычу от других. —
Вчера б[ыл] не в духе. Мне неприятен б[ыл] и И[ван] А[лександрович] и его поездка с девочками в Козловку. 14 Н. То же.
Вечером написал письма: Орлову, Гайдеб[урову], Жемчуж[никову], Пастухову, Никифорову и еще кому-то. 13-го. То же. Марья Федоровна б[ыла] тяжела.
1894
Нынче, должно быть, Москва. Сейчас 12-й час дня. Писал Катехизис и стал думать с начала и испытал давно не испытанный восторг. Хочется сказать: Господи, благодарю тебя за то, что ты открываешь мне свои тайны. Пусть это заблуждение, я все-таки благодарю Тебя. А именно. Я думал, что личность есть орудие совершенствования души. Только через личность и работу ею может душа совершенствоваться и приближаться к Богу. И только через мир может душа общаться с другими душами и, соединяясь с ними, подвигать их и самой подвигаться к совершенству. Царство Божие есть только форма, в кот[орой] выразится высшее теперь нам доступное совершенство и общение души. Господи, помоги мне. Вели делать дело Твое. Укажи его.
1896
Я. П. Утро. Всё так же плохо работается и от этого тяжело. Послезавтра еду в Москву, е[сли] Б[ог] в[елит]. Лева с ж[еной] уехали в Моск[ву], мне с ним к стыду моему тяжело. За это время б[ыло] странное письмо от испанца Занини с предлож[ением] 22,000 фр. на добрые дела. Ответил, что желаю употребить их на духоб[оров]. Что-то будет? Послал Кузм[инскому] о Витте и Драгом[ирове] и 3-го дня целое утро усердно писал опять о войне. Что-то выйдет?
Не переставая думаю об искусстве и об искушениях или соблазнах, затемняющих ум, и вижу, что к их разряду принадлежит искусство, но не знаю, как разъяснить. Очень, очень это занимает меня. Засыпаю и просыпаюсь с этой мыслью и до сих пор не пришел к решению. Записано за это время о Боге и о будущей жизни.
1) Говорят, Бога надо понимать как личность. В этом большое недоразумение: личность есть ограничение. Человек чувствует себя личностью только п[отому], ч[то] он соприкасается с другими личностями. Если бы человек был один, он бы не был личность. Эти два понятия взаимно определяются: внешний мир, другие существа и личность. Не было бы мира других существ, человек не признавал, [не] чувствовал бы себя личностью; не будь человек личность, он не признавал бы существования других существ. И потому человек среди мира немыслим иначе, как личность. Но как же про Бога сказать, что он личиость, что Бог личный? В этом корень антропоморфизма. Про Бога можно сказать только то, что говорил и Моисей и Магомет, что Он один, и то один не в том смысле, что нет другого или других богов, по отношению к Богу не может быть понятия числа, и потому нельзя даже сказать про Бога, что Он один (1) (в значении числа), а в том смысле, что Он одноцентренен, что он не понятие, а существо, то, что православные называют живой Бог в противуположность Богу пантеистическо[му], т. е. высшего существа духовного, живущего во всём. Он один в том смысле, что Он есть, как существо, к к[оторому] можно обращаться, т. е. не то, что молиться, что есть отношение между мною, ограниченной личностью, и Богом непостижимым, по существом. Главная непостижимость для нас Бога состоит именно в том, что мы знаем Его как существо единое — не можем иначе знать Его и между тем единое существо, заполняющее собою всё, мы не можем понять. Если Бог не един, то Он расплывется, и Его нет. Если же Он един, то мы невольно представляем Его себе в виде личности, и тогда Он уже не высшее существо, не всё. А между тем для того, чтобы знать Бога и опираться на Него, нужно понимать Его наполняющим всё и вместе с тем единым.
2) Думал о том, как очевидно ошибочны наши представления о будущей жизни в телах, более или менее подобных нашим. Наши тела, такие, какими мы их знаем, суть не что иное, как произведение наш[их] внешних 6 чувств. Как же может быть жизнь для того духовного существа, к[оторое] отделилось от тела, быть в той форме, к[оторую] определяет и производит это тело своим[и] чувства[ми]?