"Массовое безумие" находится в районах вокруг Мбале, восточная Уганда, в более широком социальном и политическом контексте, связывая его с опасениями деколонизации, включая всплеск насилия и принудительное обрезание.
Сопоставляя исследование психиатра Бенджамина Х. Кагвы с устными историческими интервью со старейшинами Жису, оно направлено не только на изучение того, как более широкие волнения нашли выражение в духовном владении, но и на выявление трудностей, с которыми сталкивается первое поколение угандийских психиатров, взявших на себя ответственность за психиатрию.
Из этого становится ясно, что Кагва не смог преодолеть социальный и культурный разрыв между психиатрией и людьми, страдающими массовой истерией. Его образование, классная и языковая подготовка отличали его не только от пациентов, но и сохранялись фундаментальные различия между пониманием психических заболеваний и видов лечения, которые считаются эффективными.
По просьбе правительств Уганды и Танганьики эпидемии были расследованы двумя различными группами.
В последующие месяцы заболевание не распространилось на другие школы, но не затронуло в равной степени и мальчиков, и девочек. "Наступление неожиданно", - отметили они, - "сопровождается приступами смеха и плача, которые длятся от нескольких минут до нескольких часов, затем следует передышка, а затем повторение". Нападение сопровождается беспокойством и иногда насилием при попытке применения спецсредств".
Исследования
Они провели серию лабораторных исследований для исключения органических причин расстройства, прежде чем достичь предварительной диагностики массовой истерии путем элиминации. Второе расследование проводилось в Мбале, восточная Уганда, под руководством Бенджамина Х. Кагвы, который вернулся в Уганду из США на два года в 1963 году. Кагва провел серию нейропсихиатрических тестов, проанализировав их результаты наряду с историческими примерами массовой истерии в Европе XVI века. Он не проявлял особого интереса к местным объяснениям безумия, которое связывало его с гневом духов предков.
Вместо этого Кагва подчеркнул, что эпидемии, разразившиеся после обретения независимости от колониального господства, стали свидетельством того, что африканцы страдают от "психического конфликта", вызванного образованием и "вестернизацией". Его исследование стало первым крупным исследованием психического заболевания в Восточной Африке, проведенным африканским врачом.
Идея о том, что африканцы подвержены периодическим вспышкам массовой нестабильности, присутствовала в медицинской и этнографической литературе с середины девятнадцатого века и распространялась по мере расширения колониального господства. Наблюдатели за женщинами-амндиками в Зулуланде в начале ХХ века дали ряд различных объяснений индейцам, включая колдовство, целительские культы и "истерическую манию".
Описывая поведение амандиков, многие колониальные чиновники и миссионеры также опирались на гендерно мотивированную истерию, которая была характерна для Европы в то время. В Нигерии в 1940 году М.Д.В. Джеффрис, колониальный администратор, включил вспышку "религиозной страсти" в провинции Калабар в свой рассказ о "психических явлениях" у африканцев.
Эпидемический характер так называемых психических расстройств вызывает особую обеспокоенность у практикующих врачей и колониальных администраторов: если их не остановить, массовая нестабильность может привести к распространению и дестабилизации целых регионов.
Эти страхи усилились с 1920-х и 1930-х годов, когда психологи и антропологи Восточноафриканской школы психиатрии и психологии начали обсуждать, как образование и урбанизация могут "описать" африканцев и вызвать безумие особенно "европейского" типа, характеризующееся заблуждением власти и контроля. Такие идеи, безусловно, присутствуют в докладах о "вспышках" массовых культов страсти и духа в Уганде, где они используются в качестве полезных разъяснительных средств.
Размещая эпидемию в более широком социальном и политическом контексте, я хочу не только выяснить, как более широкие опасения нашли выражение в духовном обладании, но и подчеркнуть трудности, с которыми сталкивается первое поколение угандийских психиатров, взявших на себя ответственность за психиатрию.
Психиатрам, таким как Кагва, так же сложно, как и их коллегам-экспатриантам, соединить то, что Фредерик Купер и Энн Лора Столер называют "звеном между государственными учреждениями колониального государства и интимной сферой жизни людей". Их образование, классовые и языковые навыки не только отличали их от пациентов, но и существенно отличали их понимание психических заболеваний от того, что они понимают под ними, и тех видов лечения, которые считаются эффективными.
Тревожные люди в пробуждении деколонизации
В годы после обретения независимости в 1962 году административные структуры на местном уровне были демонтированы, поскольку премьер-министр Милтон Оботэ и Народный конгресс Уганды (НКУ) пытались установить свой контроль над районами. Реорганизация границ не стала неожиданностью для чиновников в восточной Уганде, где территориальные притязания на город Мбале привели к росту напряженности на протяжении 1950-х годов.
В 1954 году Мбале был назначен административным центром двух районов, Бугису и Букеди, причем оба народа - гусу и гвере (основные этнические группы в этих двух районах, соответственно) стремились обеспечить себе право собственности на этот город. В этих спорах, как показала Памела Ханаква, дисбаланс (обрезание) и связанные с ним представления о мужественности и традиционно обрезанном мужском теле использовались администраторами и националистами как способ подрыва необрезанных территориальных прав цыган.
На фоне политической нестабильности в регионе Мбале - и без того густонаселенном - усиливалось давление на землю, а также колебания цен на кофе, что приводило к возникновению впечатления, что кражи, рост шумов, питье, колдовство и насилие выходили из-под контроля. Подчеркивая сложность взаимосвязи между политической властью и напряженностью между поколениями, разведывательный комитет в 1964 году отметил, что "традиционные обычаи и суеверия, которые приручали человека соблюдать определенные нормы права, исчезли". Религия, введенная иностранными державами, не подвергается серьезной критике и теряет свои позиции. Многие отцы потеряли прежний контроль над своими детьми.
Если напряженность в восточной Уганде вызвала массовые акции протеста или выздоровление в форме протестного культа, то антропологи, психиатры и пострадавшие не признают ее как таковую. Тем не менее, старейшины Гису, проживающие в окрестностях Мбале, вспомнили, что было время вокруг куквихулы (Независимости), когда безумие было обычным явлением, когда "вокруг деревень нападали так много людей", и это было "ловля многих людей за один проход".
В соответствии с более широкими беспорядками в регионе, а также этнографическими свидетельствами безумия среди цыган, насилие и агрессия были названы в качестве ключевых характеристик поведения пострадавших. "Он был очень агрессивным и порой молчаливым", - сказал один из информаторов о человеке в соседней деревне. Она добавила, что в последние дни он был в замешательстве и что он заблудился на пути автомобиля и был убит.
Другие могут "слишком много плакать, становиться агрессивными, молчать или слишком много смеяться". Или они могут "стать очень жестокими и держаться подальше от шума или бесконтрольно плакать".
В условиях, когда существовала некоторая неопределенность в отношении причины и распространения этого безумия, слухи процветали, указывая на тревоги, выходящие за рамки местной политики. Одна из теорий состояла в том, что масштабы этого безумия были вызваны "изощренными бомбами", что, возможно, отражало интенсивное освещение событий, связанных с ядерными испытаниями (в том числе в Африке) в то время.
Другая, возможно, связанная с этим идея заключалась в том, что она исходила "извне", как неизвестная сила из Европы. Страхи по поводу ядерных испытаний и их последствий, безусловно, связали эпидемию с эпидемией в Танганьике, где Рэнкин и Филипп сообщили, что "атмосфера была отравлена в результате атомных взрывов".
Степень, в которой старейшины Жизу вспоминали о неопределенности и подозрениях как в отношении поведения, свидетелями которого они стали, так и людей, приехавших для расследования, напоминает нам, что историки не должны сосредоточиваться исключительно на диагнозе. Тем не менее, доказательство того, что диагноз массовой истерии, "без сомнения", был главной проблемой для Кагвы, когда он прибыл для исследования эпидемии в 1964 году. При этом кагва проявила бы мало интереса к местным объяснениям безумия или более широкому социальному и политическому контексту, в котором оно зародилось и закрепилось.