— Дашка, если к тридцати годам мы будем просто торчать в отеле с видом на райский пейзаж и обсуждать, что бы такого съесть на завтрак, то наша поездка сюда — полный провал! — воскликнула Лена, врываясь в ванную комнату, где я отчаянно сражалась с влажными кудрями, пытаясь привести себя в порядок.
— Я так устала… И мне страшно, — пробормотала я, глядя на своё отражение в зеркале, которое выглядело как неудачная пародия на девушку Джеймса Бонда после бурной вечеринки.
Лена усмехнулась и протянула мне белое платье — единственное, в котором я чувствовала себя прикрытой. Оно было самым скромным из всех, что мы привезли с собой, и идеально подходило для выполнения нашего нового плана: не повторять ошибок, совершённых накануне.
Ведь вчера мы действительно носились на мопеде по извилистым улочкам. Я, Лена и… Кэйн — удивительный человек с добрым сердцем и длинными серебристыми волосами, который спас нас от чересчур настойчивых датских туристов и улыбался так, будто происходящее было частью какого-то весёлого мюзикла.
И вот мы снова оказались в клубе, пусть и не в том же самом, а в соседнем. Но всё казалось одинаковым: громкая музыка, ослепительный блеск, душное помещение и любопытные взгляды.
Лена полностью растворилась в ритме музыки, а я, как обычно, наблюдала. До того самого вечера.
Он
Он стоял за диджейским пультом, словно властелин этого маленького мира, где всё происходило одновременно и с невероятной скоростью. Его звали Танапхат, хотя Лена называла его просто Тэн. Она танцевала перед ним так, будто родилась под музыку. А он смотрел на неё с улыбкой.
Позже мы оказались в баре, потягивали напитки, и Тэн предстал перед нами совсем в другом свете: не просто как диджей, а как человек, окончивший университет в Сингапуре, читающий Орхана Памука в оригинале и мечтающий открыть школу для девочек в своём родном городе.
Когда он рассказывал о своей бабушке, учившей его английскому по старым учебникам, у меня была лишь одна мысль: "А понимает ли Лена всё это?"
Лена не знала ни слова по-английски. В школе она “изучала” немецкий, и то с переменным успехом. А сейчас она целовалась с человеком, чьё имя едва могла произнести, и, кажется, была счастливее всех пар в аэропорту Шереметьево.
Ты его понимаешь?
Мы вернулись в отель, и я спросила Лену:
— Ты его понимаешь?
— А зачем? — рассмеялась она. — Для языка любви не нужен переводчик.
Я засмеялась вместе с ней.
Каждый вечер мы проводили с Тэном. Он показывал нам храмы и рисовые поля, рассказывал старинные легенды и истории о том, как его дед в детстве прятал книги от дождя в глиняных горшках. Он никогда не причинял Лене боли. Никогда ничего не требовал. Он просто был рядом, наслаждаясь нашим обществом.
Я ещё не поняла, есть ли я у себя
— А у тебя? — спросил он однажды, когда Лена спала в гамаке, а я стояла на балконе с чашкой травяного чая. — Есть кто-то, кто понимает тебя без слов?
Я посмотрела на море, которое колыхалось, словно шёлк.
— Я ещё не поняла, есть ли я у себя.
Он кивнул, не задавая больше вопросов.
Когда мы уезжали, Лена плакала. Он подарил ей маленькую фигурку Будды и произнёс что-то на тайском, а я не стала переводить. Иногда лучше оставить тайну, живущую между двумя сердцами.
В самолёте Лена смотрела в окно, улыбалась и шептала:
— Представляешь, он хочет приехать в Россию. Говорит, что хочет увидеть снег.
— Ты влюбилась в него?
Она покачала головой.
— Не знаю. Я просто чувствую, что это было важно. Даже если больше не повторится.
Часто вспоминаю эту поездку. Мопед, Лену с Тэном. Иногда язык любви действительно не требует перевода. Но настоящая близость начинается тогда, когда ты хочешь не просто чувствовать, а понимать. И быть понятым.