Он плывет на стрелке Спиридоновки и Гранатного.
Непривычный для Москвы - больше похож на питерские «дома пяти углов».
А завернув во двор – ахнете. Настоящий двор-колодец, таких в Москве осталось немного. И в самой глубине его гулкого чрева прячется сюрприз – самый острый (по крайней мере, по моему мнению) угол Москвы.
«В доме Армянских много у нас уже бывало народу. Бальмонт, Сологуб, Городецкий, Чулков, Андрей Белый – и все Зиночки, Васеньки, Машеньки прежних времен.
Дух был богемский и бестолковый. Путано, шумно, нехозяйственно – но весело. И весьма молодо.
Очень много читали здесь вслух – и я сам, и другие. И Белый, и Бунин.
Старше нас, но отчасти меж Зиночек, Любочек, Диесперовых и Грифцовых молодея, читал Бунин стихи.
На одном сборище таком встретил он у нас тихую барышню с леонардовскими глазами, из старинной дворянской семьи».
Это воспоминания писателя серебряного века Бориса Зайцева, который снимал в этом доме квартиру в 1906 году.
Он устраивал здесь, на четвертом этаже, литературные вечера, на которых перебывала едва ли не вся декадентская Москва.
А «барышня с леонардовскими глазами» - это будущая жена Бунина, Вера Муромцева.
Вот как она описала тот вечер 4 ноября 1906 года:
«В кабинете хозяина было тесно: сидели на тахте, на стульях, на письменном столе, даже на полу. Много знакомых лиц.
В комнате полумрак, освещена только рукопись на маленьком столике. Всех не могу разглядеть. Несколько склоненных женских голов в разнообразных прическах, несколько устремленных вверх лиц.
После Вересаева быстро занял его место Бунин, и я опять услышала его хорошо поставленный голос.»
Хозяйкой литературных вечеров на Спиридоновке была царственная Вера Зайцева, жена Бориса Зайцева - «хорошо сложенная, тонконогая, с высокой золотистой прической, вся устремленная ввысь, умевшая привлекать к себе сердца» (В. Муромцева).
«После чтения хозяйка со свойственной ей живостью пригласила всех закусить.
Во всю длину узкой столовой был накрыт белой скатертью раздвинутый на все доски стол, вокруг самовара чашки, дальше бутылки, окруженные стаканами, груда тарелок, с ножами и вилками, холодные блюда.
Сразу же начался бессмысленный, но в то же время частый спор: что лучше – Москва или Санкт-Петербург?
И конечно, каждый остался при своем мнении.
Разговор перешел на писателей, поэтов. Бунин высмеивал «декадентов», и здешних, и тамошних.
«Декадентки» тоже негодовали, взвизгивали, а потом заливались смехом.
Они были двух родов: одни тихие, молчаливые, как, например, Женя Муратова в розовом тарлатановом стильном платье, причесанная на прямой пробор с косами на ушах, или Катя Гривцова с большими черными озаряющими лицо глазами.
Другие шумные, живые, а во главе их хозяйка дома, а рядом с ней ее закадычная подруга Любочка Рыбакова, поражавшая огромными темными глазами, с угольными локонами вдоль щек, вечно кем-нибудь увлекающаяся.
Были тут и сестры Заболоцкие, Тоня и Зиночка, с милыми простыми лицами, страстные поклонницы писателей и поэтов.»
В эмиграции две Веры – Бунина и Зайцева – очень сдружились.
В «Повести о Вере» Борис Зайцев писал, что для последней в подруге «сосредоточилась на чужбине чуть не вся Москва и юная жизнь с курсами Герье, вечерами на Спиридоновке, Литературным кружком, Палестиной и Розой Иерихона».
О том, как О. Мандельштам связан с этим домом, а также другие интересные подробности из истории этого дома читайте в посте «Мастерица виноватых взоров» и фокстрот под стук соседей: дом-утюг на Спиридоновке, ч.2 .
Друзья, если Вам было интересно, поставьте палец вверх. Ваш лайк - Ваше спасибо. :-) Подписывайтесь на этот канал и заходите еще!