Обычный московский следователь НКВД эпохи Большого террора (лето 1937 — осень 1938 года) мог за месяц пропустить через себя 30–40 политических уголовных дел. Каждое такое дело, даже в самом быстром варианте обработки, — собрание из десятков документов: допросов, анкет, очных ставок, обвинительных заключений.
Работа круглыми сутками (днём — документооборот, ночью — допросы), неминуемо превращается в рутину, повторяющийся ритуал, скуку. А когда следователь скучает над документами, он делает то же, что и все, — рисует на полях.
В Москве за тот год с небольшим были расстреляны около 40 тысяч человек, арестованы — ещё несколько десятков тысяч. Для этих людей документы следственного дела изменили всю жизнь — или закончили её, став смертным приговором.
Дело П-6372
