Д.ЗИЦЕР: Здравствуйте, дорогие слушатели, дорогие дети, дорогие родители, дорогие бабушки и дедушки, дорогие учителя, дорогие все! Начинаем?
Совсем коротко я хотел бы обратиться к вам сегодня в начале программы и сказать вот, что. Мне одновременно пришло несколько вопросов вот, на какую тему. Ну, подытожить это или объединить их можно было бы вот такой фразой: «Дима, вот вы часто говорите «мы должны быть на стороне детей». Но как же нам быть на их стороне, когда иногда нас трясет от несогласия, от того, что мы уверены, что они поступают не так, когда они нас раздражают, когда они нас бесят, чего там греха таить?».
Я попробую коротко пояснить свою мысль. Ребята, когда я говорю «быть на их стороне», это не значит не испытывать человеческие эмоции, это не значит никогда не сердиться, это не значит всегда с ними соглашаться, но делать это, находясь на их стороне. Что это значит? Я приведу простой пример. Так часто мы говорим и детям, да и друг другу: «Мы очень хотим их защитить», то есть наших детей. А для того чтобы защитить их, мы должны знать, что с ними происходит. И как часто мы совсем-совсем не знаем, что происходит с нашими детьми, и, зачастую повышая голос, говорим им: «Ну, как же ты мне этого не сказал или не сказала. Ну, как же так?» Как они нам этого не говорят чего-то о себе чего-то важного, да очень просто. Они не говорят с нами, когда они не уверены в том, что они будут приняты. Ну, грубее говоря, зачем им с нами разговаривать, если в ответ на рассказ о себе или в ответ на то, что они поделятся с нами какой-то своей проблемой, они могут услышать: «Сколько раз я тебе говорил», или «Зачем ты вообще в это ввязался», или «Слушать ничего не хочу, что за ерунда», или «Вот сейчас ты у меня попляшешь» и так далее. Зачем же им с нами разговаривать?
Так вот быть на их стороне означает всегда, на сто процентов всегда быть готовыми принять то, что с ними происходит. А дальше с этой стороны можно давать советы, можно говорить: «Я с тобой не согласен, но мы решим вместе любую проблему», «Я с тобой не согласен, но я вижу, что ты попал в беду и мы, конечно, вместе из этой беды найдем выход», «Я с тобой не согласен и это ничего, у нас могут быть разные мнения, мы можем не соглашаться друг с другом, однако, ты всегда можешь прийти ко мне и я обещаю тебе, что здесь ты найдешь тихую гавань, здесь ты найдешь слышащее ухо, здесь ты найдешь человека, который примет тебя таким, какой ты есть». Вот, о чем речь-то идет. И относится это, ну, буквально ко всему – и к урокам, и к школе, и к отношениям с людьми, и к первым отношениям близким, возможно, ко всему, ко всему, потому что, кто же есть-то еще у наших детей кроме нас с вами? К кому им идти со своими бедами и со своими радостями, кстати, со своими проблемами и со своими успехами. Если мы, как заведенные машинки будем говорить: «Это хорошо, а это плохо», будем делить мир на белое и черное, не пойдут они к нам. И я думаю, что большинство моих слушателей понимает, о чем я говорю.
Это можно изменить, изменить почти одним рывком, сказав им: «Ребята, возможно, мы ошибались, но мы будем очень-очень рады исправиться и принять вас». И, сказав себе: «Все, что угодно может произойти с моим ребенком, но самый главный для него человек это я. И самый главный для меня человек это он». Я надеюсь, что у меня получилось рассказать, что такое быть на их стороне и тем, кто задавал мне этот вопрос, да и всем остальным. Ну, а если не получилось, переспросите, пишите, звоните, поговорим об этом обязательно.
А начинаем мы сегодня с беседы с Дарьей из Москвы. Дарья, здравствуйте.
ДАРЬЯ: Здравствуйте, Дима.
Д.ЗИЦЕР: Слушаю вас.
ДАРЬЯ: Вопрос у меня такой, у меня сыну 7 лет, ходит в первый класс, школу выбирали, в принципе, вместе, даже учительницу по фотке вместе выбирали. Но возникла такая проблема (неразборчиво), когда у меня ребенок начал грызть ногти и истерически плакать, что он забыл карточку, и обязан вернуться домой, иначе его без карточки убьют, разговор с учительницей начинался с моего вежливого обращения, давайте попробуем как-то мягче, потому что сын, в принципе, учится отлично, то есть у него успеваемость, конкретно у него написано на высший бал. Но разговор у нас зашел в тупик из серии «я тридцать лет работаю, я всегда так работала, так я и буду, и вы меня не исправите, если хотите, к вашему ребенку обращаться не буду». Но хочу его забирать, но проблема в том, что он сам не хочет, у него друзья, но при этом он весь на нервах и не может с этим, и я не могу с этим справиться, и он. Вроде говорит, что вроде уже получше. Но я понимаю, что ее не исправить, потому что ее система такая – давайте унижать всех, у кого ошибки, за их ошибки, тогда они запомнят, что их не надо делать. На мои аргументы, что, мол, может, не стоит, может, стоит ошибки разбирать без…
Д.ЗИЦЕР: Ну, да, может быть, жизнь устроена иначе учительницы с 30-летним стажем.
ДАРЬЯ: Да, она абсолютно не воспринимает. Ну, как бы она воспринимает, говорит: «Нет, ну, вы хотите, я не буду обращать внимания на вашего ребенка вообще». Я говорю, не в этом вопрос. Я понимаю, что у меня с ней заходит в тупик. У меня вопрос такой – мне либо идти дальше по директорам и так далее и портить жизнь всем, или мне можно как-то все-таки сына попробовать уговорить? Тогда с какой точки зрения мне его в другую школу отдавать. Потому что мы ездили и на «открытые двери» и так далее, но он не хочет от друзей уходить.
Д.ЗИЦЕР: Дарья, я скажу, что мне кажется. Я вас понимаю, и однозначного ответа здесь, конечно, не может быть, я думаю, что и вы это понимаете.
Относительно того, портить ли всем жизнь, ну, я вообще не за то, чтобы портить людям жизнь, потому что это бумерангом возвращается к нам, как показывает опыт. Вопрос то, как живется вашему сыну в школе, насколько это действительно внутри, насколько это критично. Я, ориентируясь на ваши слова, если речь идет о том, что, понимаете, у него навязчивое обкусывание ногтей уже, и он дергается и зажат, и сам не свой и так далее, это, в общем, звучит так себе, конечно. И в этой ситуации…
ДАРЬЯ: Да, он начал ошибки лепить, где он мог их раньше не лепить. Он говорит: «Я боюсь этого русского, потому что будет классный час, она меня пропесочит», ну, и так далее.
Д.ЗИЦЕР: Про ошибки мы не будем с вами огорчаться, потому что это, в общем, ерунда все и, если вы говорите грамотно, книжки читаете, все будет. Я понимаю, я понимаю. Поэтому я бы сказал вот, что, может быть, осторожненько можно поговорить с завучем или с директором, но именно осторожненько, потому что, ну, чтобы там не возникла передовая, понимаете, и меряние всякими разными вещами типа опыта, у кого он больше и сколько лет учительница преподает, потому что, ну, так в двойных скобках я просто скажу, я 30 лет преподаю и ничего не меняю за это время, это приговор учителю, потому что за 30 лет как-то менялись люди, вот мы с вами представляем себе. Просто столько поколений мимо него прошло, а она гордится тем, что она 30 лет учит одинаково. Это прямо прикольно, дух воздвигается. Да и бог с ним.
Можно попробовать поговорить аккуратненько с директором, не жалуясь на нее, а говоря, слушайте, такая ситуация, вот на наших глазах у мальчика вот такой вот происходит процесс. Почему, я вижу и понимаю, может быть, мы можем что-нибудь с этим сделать, может быть, вы посоветуете что-нибудь? Это с одной стороны.
С другой стороны, я думаю, к сожалению, что упрется это все-таки в усиление вашего желания менять школу. И как поговорить с вашим сыном, слова я не знаю, но основную мысль я знаю, то есть я не знаю, я могу попробовать предположить, подсказать. Основная мысль должна быть такая – сыночек, мой дорогой, я твоя мама, и я тебя буду защищать всегда и от всего. И нет ни одной причины у любого человека терпеть унижения, даже, если что-то ему в ситуации, в которой одна часть печальная нравится, все равно унижение это, в общем, красная черта. Если тебе от этого становится плохо, и если ты чувствуешь, ну, вот так поговорите, и так далее, то даже, когда у тебя есть друзья, надо собираться с силами, придумывать вместе, как сделать так, чтобы друзья остались друзьями, друзья, к счастью, не зависят от школы или, во всяком случае, не напрямую зависят, не уходить, потому что это очень-очень по-человечески.
Ну, вот так вот, ну условно говоря, использовать это, как такой, если хотите, даже педагогический такой повод для разговора искренний. Потому что он рассуждает ровно так, как положено рассуждать молодому человеку в 7 лет, все правильно. Он рассуждает следующим образом – ну, вот я в школе, но я же не один страдаю, все вокруг тоже страдают, так, может быть, жизнь так устроена, может, надо потерпеть, на самом деле. А зато вон у меня друзья.
ДАРЬЯ: У меня такое ощущение, что он даже не понимает, что, в принципе, может быть по-другому. Возможно, он пока первый учитель такой, возможно, он думает, что так оно и нормально.
Д.ЗИЦЕР: Мне кажется, что ваша задача как раз рассказать ему о том, что бывает иначе. Нет, нет, мир совершенно не похож на зону, огороженную колючей проволокой, разные люди бывают. Семь, да, вы сказали ему?
ДАРЬЯ: Да, ну, почти 8.
Д.ЗИЦЕР: Семь, ну, почти восемь, тем лучше. Почему я уточнил еще раз, потому что это же вот тот самый возраст такого отделения, про который мы говорили, когда мы понимаем, на самом деле, мы в 7 лет, что вот они люди разные, и люди бывают, как ни странно, хорошие и плохие, и нам не обязательно должны встречаться только те, которые будут нас гладить по головке. Но у нас есть много прекрасных инструментов, для того чтобы с ними взаимодействовать или не взаимодействовать. И один из лучших – это отойти.
Так что вот на эту тему, я думаю, что с ним надо разговаривать, то есть надо говорить ему постоянно, что он большой молодец, и вы понимаете, почему он так рассуждает и так далее, но как его мама и как его друг, в общем, вы считаете, конечно, что надо собираться с силами и уходить и думать параллельно, как сделать так, чтобы друзья остались друзьями, и в гости их звать, и вместе гулять, и так далее.
ДАРЬЯ: Все поняла, спасибо, Дима.
Д.ЗИЦЕР: Я уверен, что все будет нормально, вы действуете абсолютно правильно, Дарья. Я еще раз хочу воспользоваться нашим разговором и обратиться ко всем – друзья, позиция, про которую мы говорим: «а, мы люди подневольные, поменять ничего нельзя», это позиция, которая ведет в тупик, чтобы не сказать ведет в ад. Чем больше родителей, нет, не поскандалят, а скажут: «Ребята, мы считаем, что можно иначе». Чем больше учеников вот этой самой учительницы, у которой учится сын Дарьи, встанут и уйдут, тем быстрее сменятся учителя. Совершенно не обязательно действовать революционным путем. Мы люди, мы умеем договариваться, мы умеем меняться, мы стараемся менять других, мы можем менять обстоятельства вообще совершенно без войны, без революции, спокойно, просто потому что речь идет о наших любимых людях. Дарья, удачи вам огромной.
Екатерина из Подольска, здравствуйте.
ЕКАТЕРИНА: Здравствуйте. Дима, я хотела, во-первых, поблагодарить за передачи, с огромным удовольствием слушаю их.
Д.ЗИЦЕР: Спасибо вам большущее.
ЕКАТЕРИНА: Пожалуйста. И хотела вам задать вопрос про своего двоюродного брата, ему сейчас 19 лет, но уже несколько лет, в принципе, такая ситуация, что он не хочет общаться, не хочет ничего делать. Он последний год после окончания школы провел, лежа в кровати с выключенным светом и ни с кем разговаривать не хочет, ничего делать не хочет, ни учиться, ни работать, ничего, даже друзей нет.
Мама у него очень тяжело работает, одна в семье и ей не дает тоже покоя, что он бездействует, она его выпихивает учиться, хочет в платный институт, ему этого все не надо, ну, такая какая-то заварушка.
Д.ЗИЦЕР: Я все понимаю. Смотрите, Екатерина, вот, что я скажу. Во-первых, я должен извиниться, потому что я дельный ответ вам дать не смогу, это, в общем, не моя область, потому что, во-первых, ему 19 лет, и, в общем, он совершенно дееспособная личность, во всяком случае, с точки зрения закона, да и возраста тоже. А, во-вторых, мне кажется, что вам вообще-то нужно обращаться к врачу, а не ко мне. То есть, даже мне не кажется, я в этом уверен.
ЕКАТЕРИНА: К какому? К неврологу?
Д.ЗИЦЕР: Думаю, что даже к психиатру, если честно. Подождите, давайте я сначала вас успокою, потому что у нас очень боятся слова «психиатр» всегда, поэтому я на всякий случай смягчу эту историю. Я не имею в виду, что он психически не нормален, я не имею это в виду. Психиатр занимается совершенно не только шизофренией, шизофренией тоже. Я имею в виду, что нужно исключить, например, депрессию, вот, что я имею в виду. Потому что, если вы описываете, вот то, как вы это описали, я совсем не врач и к этому не имею отношения. Но я рассуждаю сейчас, как обыватель, который, конечно, в силу моей деятельности сталкивался с подобными проблемами, а дальше отправлял людей к врачам. Вот, как обыватель я бы исключил, в первую очередь, депрессию, потому что вы описываете стопроцентную апатию, человек лежит на диване в темноте, не хочет ни пить, ни есть, ничего не хочет.
ЕКАТЕРИНА: Он в компьютере, но что он там делает, никто не знает, как-то так. Он в компьютере, просто отстаньте, никто не трогайте.
Д.ЗИЦЕР: Если есть с ним связь, если можно его убедить сходить к врачу, не потому что он ненормальный, я еще раз говорю, он не ненормальный, речь идет о том, что я думаю, что в этом случае надо исключить определенную болезнь. Болезнь психическую с точки зрения, не ненормальность, а болезнь, которая, так или иначе, связана с личностью, потому что просто так такие вещи не происходят. В любом случае, короче говоря, вот я вам говорю к врачу. Хотите, начните с невролога, потому что, может быть, действительно невролог скажет – вот тебе таблеточка волшебная или что-нибудь и все будет хорошо. Но я думаю, что серьезнее, 19 лет человеку.
ЕКАТЕРИНА: Ну, он вообще закрытый такой, замкнутый, и лет с 15, в принципе, начиналось такое что-то похожее, просто оно усугубляется.
Д.ЗИЦЕР: Конечно. Просто видите, какая штука, если бы, Кать, вот мы поговорили, когда ему 15, может быть, мы что-нибудь бы и придумали. Я не к тому, что ай-ай-ай, что же вы не поговорили, вы пропустили время и так далее, нет, не в этом дело. Но тогда просто мы говорили бы о ребенке и говорили бы о том, что что-то можно поменять в школе или в отношениях и так далее. А сейчас мы говорим о совсем взрослом человеке, который, судя по тому, что вы описываете, попал в сложное положение, значит, ему надо помогать, да, он не справится сам.
ЕКАТЕРИНА: Ну, да, спасибо. У него еще активная очень мама и она его с детства немножко, может быть, заставляла на велосипеде учиться заставляла, все заставляла, его заставить можно. Она сейчас хочет заставить его учиться, чего он не хочет, это все видят.
Д.ЗИЦЕР: Ничего у нее не выйдет в 19 лет. Слушайте, может быть, это была эта причина, а, может, не эта причина, но в любом случае мой совет однозначный вот такой – идите к врачу, проверяйте. А дальше, если врач скажет все отлично, у нас все прекрасно, дальше можно идти к психотерапевту, дальше очень много чего можно придумать.
ЕКАТЕРИНА: Спасибо огромное.
Д.ЗИЦЕР: Спасибо, удачи. Не пугайтесь, спокойно идите к врачу.
Ольга из Москвы, здравствуйте.
ОЛЬГА: Здравствуйте.
Д.ЗИЦЕР: Слушаю вас.
ОЛЬГА: Я хочу рассказать историю про нашу дочь, ей как раз в отличие от предыдущего оратора ей 1,5. У нее, у дочери нашей Варвары, у нее есть сильная страсть к мобильному телефону. Но она там пока особо ничего не смотрит, очень любит нажимать и вообще всячески с ним взаимодействовать. И мы ее как бы понимаем, понимаем, что это от нас идет, то есть мы очень зависимые.
Д.ЗИЦЕР: Ну, не иначе. Слушайте, человеку 1,5 года, откуда же он мобильный телефон взял.
ОЛЬГА: Зависимые от мобильного телефона. Но, в общем-то, проблема у нас сейчас в том, что, ну, то есть она уже так тоталитарно к этому относится, то есть, когда папа возвращается с работы, она сразу требует у всех входящих мобильный телефон себе, и тяжело даже уже совершить какой-то звонок даже срочный. Мы уже, и дисциплина у нас уже совсем у всех сильная, мы лишний раз не пользуемся телефоном при ней, но невозможно даже лишний раз позвонить, уже до истерик доходит, то есть срочно надо ей отдать, кричит, прям категорически невозможно, когда она именно видит смартфон. И вопрос, собственно, как нам, то есть я понимаю так, что есть две противоположные стратегии, как-то просто перетерпеть и ей давать и дальше телефон, чтобы она его изучала, когда есть возможность или, наоборот…
Д.ЗИЦЕР: Нет, есть несколько стратегий. Оль, поскольку мы сейчас уйдем на новости, подготовьте, пожалуйста, небольшой доклад для других радиослушателей тоже, как вы попали в эту ловушку, это прямо интересно и полезно. А дальше мы поговорим, вот как вы оказались в такой ситуации.
Мы продолжаем разговор с Ольгой. Ольга, доклад готов?
ОЛЬГА: Да, я здесь.
Д.ЗИЦЕР: Рассказывайте.
ОЛЬГА: Склонны, конечно, винить нас самих в сложившейся ситуации.
Д.ЗИЦЕР: Нет, винить никого не будем, нет, Оль, винить мы никого не будем, а то мы не выберемся из этого комплекса вины. Мне кажется, просто вы можете сейчас радиослушателям рассказать очень поучительную историю, вот прямо интуиция. Давайте.
ОЛЬГА: Ну, у нас такая политика очень расслабленная, наверное, родительская, мы мало, в чем ограничиваем ребенка, то есть все, что ей интересно, мы ей позволяем изучить, ну, кроме ножей и чего-то такого, что может принести ей физический вред прямой. Поэтому, когда она стала проявлять интерес к телефону, мы, собственно, не препятствовали, ну, и, более того, конечно, злоупотребляли в тех ситуациях, когда нам нужно было ее экстренно отвлечь, ну, например, у врача. И, конечно…
Д.ЗИЦЕР: Если бы только. Вот она…
ОЛЬГА: Да, да.
Д.ЗИЦЕР: Справедливо, вот она, между прочим, хотела бы внести свою лепту в этот разговор, я так понимаю.
ОЛЬГА: Да, видимо, да.
Д.ЗИЦЕР: Оль, давайте поймем таким образом, что произошло. Вы говорите, что, еще раз, мы не будем ни в коем случае вас обвинять. Но произошла такая довольно обычная история. Вот она, значит, потянулась к телефону, телефон оказался у нее в руках, дальше она же не сама вошла в YouTube, например, мультики смотреть или в игру в какую-то, дальше вы ей помогли. Дальше оказалось, что у телефона есть обратная сторона, которая, в общем, поначалу кажется такой положительной, ну, потому что дал человеку в руки телефон и все, и практически можно заниматься своими делами, и так далее. Ловушка почти захлопнулась, да? Такая история.
ОЛЬГА: Ну, в общем, да, за маленьким исключением, что никаких мы, то есть мультиков она у нас не смотрит там и в игры не играет, она просто ходит по меню, включает, выключает разные приложения, то есть ей нравится, что можно перелистывать фотографии, например, просто ей нравится само, как устройство, не знаю.
Д.ЗИЦЕР: Слушайте, мне кажется, что мы не будем драматизировать эту ситуацию, но несколько идей, конечно, есть. Есть идея номер один. Во-первых, мне кажется, что может оказаться случайно, что у вас недостаточно совместного времяпрепровождения без телефона. Вот исправьте меня, если я не прав. Потому что мне кажется, что в 1,5 года очень много, и не в 1,5 года тоже, но в 1,5 года уж точно очень много, чего хочется делать с мамой и с папой вместе без этого самого телефона. Я не знаю, что это, это может быть почти все, что угодно. Ну, действительно почти все что угодно. Вот сейчас первое, что в голову приходит, и мячик швырять друг в друга и что-то такое собирать, и чего-то где-то копаться, и ковыряться во время готовки, и так далее. То есть в этом возрасте вместе намного сильнее, чем по отдельности. Нет?
ОЛЬГА: Да, наверное, да. Хочется надеяться, что да.
Д.ЗИЦЕР: Отлично. Нет, почему я спрашиваю «нет», потому что вы бы сейчас могли поставить меня в трудную ситуацию и сказать: «Дима, да мы все это делаем, но все равно она отшвыривает в гневе кастрюлю с фаршем для котлет и тянется к телефону».
ОЛЬГА: Ну, понимаете, так мы делаем, но телефон всегда с нами, скажем так. То есть я с ней вот сейчас, но телефон со мной тоже. То есть, поэтому, наверное…
Д.ЗИЦЕР: Оль, ну, вы же в этом смысле… Это приводит меня к мысли, что вы знаете ответ и без меня, но как-то хотите услышать его от меня. Ну, конечно, между вами должны возникнуть отношения без телефона, это довольно просто. Мы играем сейчас, потому что мы просто играем в мячик, или мы просто играем в куклы, или мы просто лепим из пластилина, или мы просто с сачком носимся по лужайке, просто телефона нет в этот момент. Пусть она почувствует вот эту сумасшедшую радость непосредственного общения. Она ее и так чувствует, я уверен, что вы очень хорошие родители.
Но в тот момент, когда у вас есть некоторая зависимость или нервозность вот такая от телефона возникающая, конечно, это оказывается сильнее, тем более, что мама на телефон реагирует эмоционально, и она, как человек, который хочет быть похожим на маму, тоже понимает, что это какая-то важная часть человеческой жизни .Значит, это история номер один. И это довольно просто, просто много времяпрепровождения без телефона. Вопрос, насколько вы справитесь. Справитесь?
ОЛЬГА: Ну, придется работать над собой, а как же.
Д.ЗИЦЕР: Да не надо работать над собой. Это ответ, которого я боялся. Нет, вас ждет великое будущее, потому что вы сами откроете, какое это удовольствие просто общаться с любимой дочечкой. Вот я честно вам сейчас говорю. Не заниматься своими делами, а она такая милая и прекрасная, но пусть она пока чего-нибудь там такое покрутит в руках. Нет, нет, это сумасшедшее удовольствие просто с ней быть, просто с ней что-то делать. Это для вас будет действительно удивительным открытием, это для вас будет реализацией много-много чего. На первом этапе хотя бы вот это.
Теперь, что касается того, что она у вас увлечена, что можно всякое перелистывать и заглядывать и так далее, слушайте, идете вместе в магазин игрушек и находите такие игрушки, которых полно, на самом деле, где можно нажимать на кнопочки, перелистывать, смотреть и так далее. Мне кажется, что сочетание этих двух факторов… И играйте в это вдвоем, кстати, извините, играйте в это вдвоем. Сочетание этих двух факторов изменит эту ситуацию.
Но, Оль, конечно, и это ответ, которого вы опасаетесь, но я его, тем не менее, даю, конечно, если вы постоянно при ней будете находиться с телефоном и играть с ней, но при первом звуке смски вы будете бросать игру и бросаться туда, ну, что, это очень-очень сильный пример. Не потому что вы плохая, а потому что вы хорошая и она хочет быть на вас похожа. И выясняется тогда для нее, для человека 1,5 лет, что телефон-то самое главное в жизни, ради него даже бросают игры с любимой мамой. Да?
ОЛЬГА: Понятно, спасибо.
Д.ЗИЦЕР: Действуйте. Да будет прикольно так, еще будете звонить, благодарить и говорить, как это здорово играть с 1,5-летним человеком, моим самым-самым любимым. Все, телефон забрасываю и теперь только леплю из пластилина. Пока, удачи вам.
Светлана из Омска, здравствуйте.
СВЕТЛАНА: Здравствуйте, Дима. Мне вашу передачу посоветовал мой дорогой супруг и теперь регулярно слушаю записи. Спасибо, что есть такая возможность.
Д.ЗИЦЕР: Подсадил, то есть. Спасибо вашему супругу, что уж тут говорить.
СВЕТЛАНА: Да, я ему тоже об этом говорю. У меня такие переживания по поводу отношений с дочерью. Ей 6 лет и у меня как-то нет радости от ее детства, скажем так. Я вот предыдущий ответ слушала ваш, наслаждения общением я не могу испытывать, потому что я нахожусь в постоянном стрессе от ее поведения, от своих эмоций.
Д.ЗИЦЕР: А почему же? Расскажите.
СВЕТЛАНА: Не слушается, балуется.
Д.ЗИЦЕР: Ну, например?
СВЕТЛАНА: Ну, элементарно не выполняет просьбы с первого раза, со второго, с третьего даже не выполняет. Пойти помыть руки…
Д.ЗИЦЕР: Что вы говорите?
СВЕТЛАНА: Да.
Д.ЗИЦЕР: Ой, ужас какой. Господи, Светлана, пугаете.
СВЕТЛАНА: Это простой пример.
Д.ЗИЦЕР: Как же она жить-то будет, господи. Давайте сложный пример, напугайте меня как следует.
СВЕТЛАНА: Сложный пример. Ну, мы занимаемся, ходим на дополнительные занятия, арифметику, и учим, так скажем, уроки, 4 раза в неделю, они небольшие, то есть это не сильно загружено у нас получается. Чтобы сделать одно задание, в общем, нужно сделать одно задание, чтобы перейти к следующему, перепрыгнуть не удастся. И вот когда что-то не получается или что-то какое-то нелюбимое занятие у нее, она упирается – не хочу, не буду делать. Я не могу ей объяснить, что это нужно, что мы сейчас вот закончим это занятие…
Д.ЗИЦЕР: А вы объясните мне, Свет. Опыт подсказывает, что, если вам удастся объяснить это мне, вам удастся объяснить это ей. Вот зачем вы ходите заниматься арифметикой, расскажите мне?
СВЕТЛАНА: Мы ходим заниматься арифметикой, чтобы у нее выработалась какая-то усидчивость, подготовка к школе, что будут подобные уроки только в большей степени. Ну, плюс это еще арифметика, там у нее логика развивается, очень хорошие занятия, разные там полушария, подготовка к школе, можно так сказать. Но ей интересно, ей интересно считать.
Д.ЗИЦЕР: Света, Света, кто научил вас плохому, господи? Слушайте, ну, давайте я скажу то, что я думаю, сейчас меня привычно часть слушателей проклянет, но, надеюсь, потом простят и все будет хорошо. Слушайте, ей 6 лет, она имеет право с мамой просто на хорошее, приятное времяпрепровождение.
Что касается подготовки к школе, вы рассуждаете примерно следующим образом. Ну, вот я сейчас очень-очень гротескно приведу вам пример. Вот есть у нас поговорка «от сумы и от тюрьмы не зарекайся», да, ну, ничего не поделаешь. Ну, так давайте устроим ребенку тюрьму на всякий случай уже в детстве, потому что вдруг он туда попадет, как же он туда придет непривычный? Со школой то же самое. Спокойно. Когда ей будет 7 лет или 8 лет, или 10 лет, будет востребована ее так называемая усидчивость, это очень условное качество, к слову сказать.
Вообще-то это работа учителя и учитель наверняка, я надеюсь, что учитель у вас будет очень хороший. Я надеюсь, что он или она умеет сделать так, чтобы не ломая человека и не делая человеку неприятное, так или иначе, научить его той самой усидчивости, хотя я, как учитель и директор школы, вообще не знаю, о чем идет речь. Какая усидчивость? Слушайте, дети должны бегать, прыгать, беситься и так далее.
Это правда, что, в общем, вырастая или развиваясь, они приобретают новые качества и учатся произвольному вниманию. Слушайте, но это длинная дорога. Зачем же нам сейчас портить отношения с вашей дочкой замечательной, нам – это вам, ради того, чтобы к школе когда-нибудь через год, может быть, ей было полегче, а, может быть, наоборот, потяжелее. Понимаете, какая штука?
СВЕТЛАНА: Дим, арифметика это только один такой небольшой пример, скажем так, проблемы начались раньше.
Д.ЗИЦЕР: Руки у нас есть еще.
СВЕТЛАНА: Лет с 3, наверное, и все только становится хуже. Я уже и книжки разные читала, и вас слушаю, все это применяю.
Д.ЗИЦЕР: Светлана, подождите, мне кажется, что… мы сейчас попробуем с вами распутаться. Вы используете такие слова, что я все время жду, что вы мне расскажете что-нибудь, не дай, бог, трагическое. Но ничего не получается. Ну, что, ребенок не хочет мыть руки после прогулки, а вы хотите мыть руки сразу после прогулки?
СВЕТЛАНА: Нет, это не трагическое, конечно.
Д.ЗИЦЕР: Ребенок то, что ему неприятно и не интересно не хочет делать. И мне-то человеку взрослому не до конца понятно, почему 4 раза в неделю надо заниматься арифметикой, честное слово, не до конца понятно. Я не против знаний, как вы можете себе представить, но в 6 лет с мамой прикольно валяться на диване. Ну, давай, задачки порешаем, ну, давай это поделаем. Ну, надоело? Ну, надоело, хорошо, займемся чем-нибудь другим. Она успеет еще повыполнять чужие требования. Давайте еще, вы хотели еще, давайте еще.
СВЕТЛАНА: У нее поведение, она постоянно балуется. Если в чем-то там, допустим, неправильно сделала, я пытаюсь ей объяснить, что, Полина, понимаешь, ты можешь обидеть кого-то, вот брата, младший брат у нее есть. Он может баловаться, ему еще 2 лет нет, он не может еще толком рассказать, что он хочет сам, а ей хочется поиграть, она начинает злиться, его дергать. Вот недавно была ситуация, он сидел на машинке катался, она со злости его взяла и толкнула, он ударился затылком, с машинки упал.
Д.ЗИЦЕР: Это никуда не годится.
СВЕТЛАНА: И вот сегодня дернула его за руку так, что я его поймала, что он с дивана чуть не упал, хорошо рядом я стояла.
Д.ЗИЦЕР: А почему она так себя ведет, как вам кажется?
СВЕТЛАНА: Мы потом сели, с ней поговорили. Она говорит – я хотела с ним поиграть, он не хотел. Я говорю, хорошо, не всегда же бывает, как ты хочешь.
Д.ЗИЦЕР: Мне кажется, это недостаточная причина. Значит, смотрите, нет, нет, мы уходим на рекламу, вы остаетесь, потому что нам обязательно надо договорить.
СВЕТЛАНА: Да, да.
Д.ЗИЦЕР: Светлана, у меня назрел вопрос за это время. А вот скажите мне, пожалуйста, ну, вот у вас ребенок действительно 6 лет, а что такое быть ребенком 6 лет? Вот давайте пофилософствуем. Какое поведение мы от нее ждем?
СВЕТЛАНА: В любом случае, это игры какие-то, времяпрепровождение рисование, лепка, просмотр мультиков, игры, мячики, не знаю, что.
Д.ЗИЦЕР: Фи, как скучно. Это правда. Но, не правда ли, проверьте меня, человек 6 лет – это человек беспокойный, это человек, который прыгает, бегает, это человек, который довольно много шумит, это человек, который пробует разные способы взаимодействия с миром и так далее. Согласны?
СВЕТЛАНА: Да, согласна.
Д.ЗИЦЕР: Согласны. Мне кажется, что ваша замечательная дочь именно эти способы взаимодействия с миром демонстрирует. Ну, вот, например, ей нужно заниматься арифметикой, вы говорите, что это ей нравится, и тут же говорите, ну, нравится не всегда, потому что иногда мы должны сделать уроки, уроки в 6 лет, уроки, так вот, должны сделать уроки, и ей не очень нравится то, что она должна сделать, но она же должна? Это такая странная история.
СВЕТЛАНА: Ей не нравятся ее ошибки, что у нее не получается где-то правильно посчитать.
Д.ЗИЦЕР: Это вам не нравятся ее ошибки?
СВЕТЛАНА: Нет, ей не нравятся.
Д.ЗИЦЕР: Да Полина понятия не имеет, на самом деле, что по этому поводу надо расстраиваться в 6 лет, если ее никто не научит этому. Полина имеет право не понимать что-то про математику и вообще совершенно не должна, вот просто я говорю это с полной уверенностью, совершенно не должна мерять свою жизнь по задачам, которые перед ней ставят и решением этих задач, ну, и обламываться или расстраиваться, когда у нее не получается чего-то такое решить.
СВЕТЛАНА: Ну, я ей то же самое говорила, что это нормально, ошибки это нормально.
Д.ЗИЦЕР: Ну, так зачем вам с собственной дорогой любимой дочечкой вступать в поле, в котором вы портите отношения, и в котором ей становится грустно, печально и так далее. Это совсем не является обязательной частью жизни, честное слово.
СВЕТЛАНА: Не является.
Д.ЗИЦЕР: Ну, не ходите туда, не ходите. Забейте, извините меня за такой совет по радио неприятный.
СВЕТЛАНА: Ну, а в обычной жизни, как без арифметики?
Д.ЗИЦЕР: Ну, подождите, ну, кто сказал, что она будет без арифметики, господи, она в школу только пойдет. Нет сегодня ребенка, который не умеет считать базисно, перестаньте. Может, ваша дочка будущая Софья Ковалевская, все может быть. Но то, что происходит сейчас, она гарантированно начнет ненавидеть математику. Вот просто проверьте меня. Ну, зачем?
Давайте поймем, как это устроено. Потому что математика будет у нее ассоциироваться с плохим настроением, с давлением, с расстроенной мамой и так далее. Ну, зачем нам это? Ну, она ходит куда-то там, на какой-то кружок, в этом кружке, если ей нравится, пусть она получает от этого удовольствие. Да, руководитель кружка получает за это зарплату, правда, возможно, и вы что-то платите, но вы-то зачем это переносите на свою территорию? Вам-то это зачем?
СВЕТЛАНА: Ну, я согласна, что это ей не нужно, да. Но это не основная эта проблема, понимаете.
Д.ЗИЦЕР: Вот, смотрите, давайте я немножко поговорю, давайте только активизироваться, потому что иначе мы не успеем, а нам надо успеть, конечно, закончить разговор. Получается, что эта проблема, близкая к основной. Почему? Потому что вот то, что вы успели описать, я сейчас отложу в сторону на время отношения с младшим братом, мне кажется, что я угадываю, что там происходит, но давайте пока отложим.
Как бы все время появляются какие-то поводы для недовольства Полиной. Поводы могут быть разные, повод может быть немытые руки, повод может быть нерешенная задачка, повод может быть нежелание что-то сделать и так далее. Мне кажется, что это такая тоже, вот я использовал это слово сегодня, такая ловушка, в которую вы попали, но из нее есть выходы, совершенно не обязательно в ней крутиться. Ну, например, если вы пришли домой, совершенно не обязательно говорить «помой руки». Можно просто пойти и мыть руки, например. Или просто сказать: «Полиша, слушай, иди сюда, я тут как раз буду плескаться, новое мыло купила», и так далее, и помыли руки, все, это вообще не является поводом даже для отношений, не то, что для плохого настроения. Потому что как только вы сказали это в форме «Полина, помой руки», Полина заигралась или что-нибудь произошло, как бы надо повышать градус, переходить на следующую ступенечку. «Полина, я же тебе сказала помыть руки» – «Мама, мама, я сейчас». Проходит еще 4 минуты или 6 минут, мама начинает закипать, как старый самовар и говорит: «Полина!», ну, я не думаю, что вы разговариваете так, но, тем не менее, но это устроено вот таким образом.
Если вы знаете, что там ловушка в конце этой дорожки, давайте не будем туда ходить. Пощекотали ее, взяли на руки, поцеловали, она хихикает, вы хихикаете, помыли руки. Раз, два, три, помоет она руки, привыкнет, все будет в порядке, если вы снимете немножко такое напряжение, извините меня за это слово, немножко маниакальное на эту тему. Задачи это совсем чепуха. Ищите поводы в семье вашей, в вашей жизни ищите там, где вам хорошо гарантированно хорошо, вот точно хорошо. И не лезьте некоторое время туда, где возможно будет плохо. Ну, что вы делаете с ней с удовольствием, что не подорветесь ни на какой мине, можете привести пример?
СВЕТЛАНА: Ну, даже не могу сказать.
Д.ЗИЦЕР: Света, ну, слушайте, значит, мы делаем следующее, сейчас у нас закончится программа, даже не так, мы уйдем на новости, а вы в это время садитесь и пишет списочек всяких занятий, которые вы с удовольствием проводите с Полиной. Это может быть все, что угодно – лежать на диване и грызть орехи, бегать наперегонки, играть в догонялки, готовить, плескаться в пруду, все, что угодно. Делайте с ней то, что доставляет вам удовольствие, и не делайте по возможности, есть критические точки, вы их не перечислили, я не буду вам подсказывать, не делайте то, что удовольствия не доставляет, это можно не делать.
Теперь успею в последние 15 секунд сказать, мне кажется, что отношения с братом вытекают из этого, потому что где-то ей надо быть ребенком, где-то ей надо себя доказывать, где-то ей надо быть шаловливой, где-то ей надо быть веселой, дерзкой, шумной и так далее. Мне кажется, что, если начнет меняться первое, изменится и второе. Но брата обижать давать мы не будем.
Анна из Москвы, здравствуйте.
АННА: Здравствуйте. У меня ситуация такая. У меня доченька, ей 2 года с копеечкой, есть няня. В конце сентября у нас появится второй малыш. Я еще до того, как узнала об этом, планировала ее в сентябре отдать на короткую группу в садик, для начала на короткую группу. И вот так выяснилось, что это такая мощная накладка. Насколько я много читала и слышала, очень и очень не рекомендуют совмещать такие моменты, как появление второго малыша и отдавать ребенка, чтобы у него не было ощущения, что от него, от бедолаги избавились.
Острой необходимости у меня нет, поскольку няня остается в любом случае в нашей семье, и как бы она такая, что будет справляться и с одним, и с двумя. Но я просто хочу понять, не упущу ли я что-то сильно, если передвину это на другое время. И, если на другое время, то аж на год или просто сделать, когда малышу будет полгодика, как поступить правильно?
Д.ЗИЦЕР: Скажите, пожалуйста, а что вы боитесь упустить? Чтобы я понял, в чем опасения?
АННА: Ну, просто я с ней очень много занимаюсь, много сама времени провожу, няня у нас такая душевная, то есть не протокольная. Из внедомашних развлечений и увлечений есть занятия гимнастикой, но это для физической активности. Ни на какие развивашки я особо не хожу, потому что я с ней занимаюсь сама. При этом она обожает на площадках, естественно, с детками общаться, у нее отлично все это получается. И поэтому мне как бы хочется ее дальше, то есть, чтобы у нее было это общение, она даже спрашивает про садик, что у нее старшие друзья ходят в садик, потом приходят на площадку. Вот она хочет и вроде как надо, не знаю, типа социализации.
Д.ЗИЦЕР: Кому?
АННА: Ну, люди говорят.
Д.ЗИЦЕР: Да какая социализация. Анна, я вас успокою прямо сейчас. Прямой вопрос – прямой ответ. Должна ли она в 2 года пойти в детский сад? Нет.
АННА: Ну, ей будет 2,5 на тот момент.
Д.ЗИЦЕР: В 2,5 тоже можно не ходить смело.
АННА: Так, а если она пойдет в 3,5?
Д.ЗИЦЕР: А если она пойдет в 3,5 беды никакой не будет.
АННА: Понятно.
Д.ЗИЦЕР: Я вам даже больше скажу по секрету, даже, если она пойдет в 4, тоже не будет никакой беды. Потому что все, что касается социализации это верно, но она общается с другими людьми, она общается на детской площадке, она общается где-то там на занятиях гимнастикой и так далее, она нарабатывает все модели. В тот момент, когда она окажется в каком-то коллективе, в любом случае, ей придется учить что-то новое и пробовать какие-то пристройки, ну, все отлично. На это нельзя опоздать, вы же не говорите, что это в 15 лет произойдет.
АННА: Ну, да, да. То есть я вроде как интуитивно чувствую, что ничего страшного, с другой стороны, так немножко давит общественное мнение. Но у меня тогда вопрос, то есть мне лучше это откладывать прямо тогда до другого сентября или сделать это, допустим, после нового года, где-то в середине года?
Д.ЗИЦЕР: Вам лучше делать это в тот момент, когда это удобно вам и ей, вот когда вам это лучше делать.
АННА: То есть просто родится малыш, смотреть, как дела идут и там посмотреть.
Д.ЗИЦЕР: Родится малыш, тусоваться с ней, извините за выражение, вот просто без остановки и сейчас и потом, насколько будет хватать сил, но потом у вас сил будет меньше, а сейчас все-таки они есть. Как мы его ждем, и что мы ему покупаем, и какой он будет, вот это вот все. И дальше получать максимальное удовольствие, насколько это возможно, а дальше вы посмотрите, как у вас с теми самыми силенками и как вообще эту ситуацию она прошла. Эта ситуация очень-очень приятная, но вы правы, там есть какие-то особенности.
АННА: Подводные камни.
Д.ЗИЦЕР: Чего ее дергать лишний раз. Ну, да, особенности, но все понятно. В общем, понятно даже, как это происходит. Вот и все.
АННА: Спасибо.
Д.ЗИЦЕР: Что касается общественного мнения, слушайте, на любую тему у нас есть общественное мнение. Вот есть в эту сторону общественное мнение, в ту сторону.
АННА: Да, я знаю, я умею этим отмахиваться, но иногда они давят.
Д.ЗИЦЕР: Ни от чего не надо отмахиваться. Общественное мнение это просто привычка большого количества людей делать определенные действия. Чаще всего привычка глубоко консервативная. То есть, что такое общественное мнение – всегда было так, значит, у нас должно быть так. Нет, совершенно это не так устроено. Все люди живые и у вас ситуация особенная, да и у всех ситуация особенная. Нет, ни от кого не надо отмахиваться, со всеми надо дружить. Ну, конечно, если у вас есть возможность быть с ней, это лучшие годы.
АННА: Да, спасибо вам большое. Всего доброго.
Д.ЗИЦЕР: И вам. Пока, до свидания. Идем дальше. Надир из Москвы, здравствуйте.
НАДИР: Добрый день. Вопрос такой. У меня ребенок, у меня трое детей, и младший, ему 6 лет сейчас на текущий момент, я пытаюсь его приобщить немножко к спорту. Меня хорошо слышно?
Д.ЗИЦЕР: Да, слышно.
НАДИР: Так вот, такой у нас с ним периодически разговор возникает. Я ему предлагаю пойти на плавание, потому что у меня старший ходил, средний ход сейчас с удовольствием, а младший говорит, что, если пойдешь ты, то, пожалуйста, а если там будет тренер, не пойду однозначно.
Д.ЗИЦЕР: Понятная позиция.
НАДИР: Ну, в общем, вот эта достаточно жесткая позиция, я не заставляю его поэтому идти туда заниматься, но и сам тоже не могу всегда быть рядом. И, в общем-то, то, что может дать тренер, я это не смогу. Вот у меня вопрос соответственно.
Д.ЗИЦЕР: Сможете. Больше сможете, чем тренер.
НАДИР: Я не могу научить вас правильно аргументировать, потому что я согласен не с вами, а с вашим сыном, понимаете, в чем история? Поэтому я в этом смысле могу выступить только адвокатом противоположной стороны. Я могу пояснить свою позицию зато, если хотите. Он, ваш сыночек говорит: папа, я хочу быть с тобой, мне интереснее всего на свете быть с тобой, и если ты считаешь, что нам вместе будет хорошо заниматься спортом, давай заниматься спортом. Я сходил на плавание, я не почувствовал там никакой сумасшедшей любви к тренеру и не почувствовал особого такого увлечения к плаванию, что я хотел бы быть там без тебя. Но с тобой я готов на все. Что не так в его позиции? Она абсолютно логична.
НАДИР: С одной стороны, да, с другой стороны, он не ходил на плавание. То есть у него просто категорическая позиция, что тренер это злой человек условно.
Д.ЗИЦЕР: А, то есть это вообще разговор теоретический весь.
НАДИР: Ну, как бы я с ним теоретически разговариваю, конечно, потому что я не заставляю его идти.
Д.ЗИЦЕР: Подождите. Вы сходите вместе с ним спокойненько, поплавайте и познакомьтесь с тренером по ходу. И дальше, если завяжутся отношения, он и сам будет туда ходить, а если не завяжутся, так и хорошо.
НАДИР: Понятно. Я примерно так делаю, просто не хватает…
Д.ЗИЦЕР: Понимаете, просто, Надир, проверьте, понятно ли, почему я это говорю. Я совсем, естественно, не против спорта. Ну, то есть я про спорт не знаю, но я уж точно не против физической активности, физическая активность это здорово и полезно, и хорошо, и так далее. Но опять, если класть на две чаши весов – прекрасные отношения с папой и удовольствие от плавания вместе с папой или какую-то необходимость неизвестную, которую мы сами придумываем, ну, конечно, первое перевешивает. Нет, нет, не заставляйте.
Очень у многих моих знакомых и у меня, кстати, тоже первые воспоминания про бассейн очень-очень плохие. Я думаю, что у вас тоже есть такие знакомые. Да, вот такие воспоминания, как пришли, как от мамы отодрали, бросили, тренер жестко, нет, тренеры бывают разные, да, но, тем не менее, и дальше очень многие люди боятся воды. Ну, зачем нам это надо? Нет, нет, ходите с ним. Вы не должны говорить: «Я же не могу всегда быть вместе с ним». Всегда не можете, всегда не должны, но пока вы можете себе позволить с ним раз в неделю, пару раз в неделю плавать в удовольствие, это лучшее. Вы можете научить его большему, чем научит тренер, потому что он на папу хочет быть похож. Удачи вам.
НАДИР: Да, спасибо.
Д.ЗИЦЕР: Ну, и отлично. Анастасия из Москвы, здравствуйте. У нас прямо Москва сегодня проснулась в полном составе, чувствую.
АНАСТАСИЯ: Здравствуйте, Дмитрий.
Д.ЗИЦЕР: Привет, Анастасия. Я не Дмитрий, но пусть вас это не смущает. Давайте. Димы достаточно, поверьте.
АНАСТАСИЯ: Смотрите, такая ситуация. Ребенок 10 месяцев требует постоянного внимания. В каком плане, он постоянно хочет сидеть на руках. То есть, если мы с ним находимся в одном помещении, и если он меня видит, все, только ручки. В противном случае он начинает закатывать истерику, он прямо садится и плачет до того момента, пока я его не возьму. Я понимаю, что он маленький, что ему хочется внимания. Мне как в такой ситуации сделать? Как я рассуждаю, что он малыш еще совсем, он хочет маминого внимания, но, с другой стороны, не скажется ли это потом на более взрослом возрасте, что он будет постоянно также висеть у меня на руках, не будет никакой самостоятельности.
Д.ЗИЦЕР: На шее сидеть у вас, конечно, свесив ножки.
АНАСТАСИЯ: Я боюсь, что у него не будет самостоятельности.
Д.ЗИЦЕР: Нет, не будет, о чем вы говорите. Ладно, это я просто хихикаю. А скажите мне, пожалуйста, как он засыпает?
АНАСТАСИЯ: Ну, он со мной спит.
Д.ЗИЦЕР: А почему он спит с вами?
АНАСТАСИЯ: Ну, как-то так у нас сложилось, что он начал спать в нашей кровати с мужем и соответственно его выпихнуть, скажем так, очень тяжело, потому что он опять-таки устраивает истерику, он отказывается есть.
Д.ЗИЦЕР: Ну, конечно.
АНАСТАСИЯ: Он хочет только с мамой.
Д.ЗИЦЕР: Слушайте, я скажу вам правду. Я не хочу брать на себя большего, чем я могу, я не считаю себя специалистом, на самом деле в том, что касается отношения или педагогики до года, специалистом не считаю, это важная фраза. Ну, а дальше я скажу, что я думаю, но отнеситесь к этому довольно критически и почитайте, что еще на эту тему умные люди пишут, хотя я вроде тоже читал.
Значит, смотрите, во-первых, нормально ли это? Да, нормально, конечно, потому что бывают разные люди и разные характеры, и вообще все разное. Это первое. Второе, я известен тем, что я не фанат ситуации, когда дети спят с родителями. Меня много довольно за это ругали даже в этом эфире и так далее. Я не говорю, что категорически дети должны спать отдельно, но я говорю, что постепенно надо выруливать на то, что у каждого человека, конечно, есть свое место, на котором он спит. И, на самом-то деле, я связываю ту историю, которую вы рассказываете, с этим самым сном вместе. Ну, вот, правда, ничего не поделаешь.
Теперь, что мы с этим будем делать. Да ничего мы с этим не будем делать. Он чуть-чуть, совсем чуть-чуть еще подрастет, ну, буквально месяц, другой, можно будет вместо ручек просто проводить время вместе потихонечку, это будет следующая стадия. Мы просто сидим и играем, и он очень быстро поймет, если уже не понимает, может, уже понимает, что не во все игры можно играть, когда он у мамы на руках. Есть, правда же, много-много занятий веселых, прекрасных, интересных, которые невозможно делать, когда я у мамы на руках. В кубики нельзя играть, когда я у мамы на руках. Правда же?
АНАСТАСИЯ: Правда.
Д.ЗИЦЕР: Что-то такое пересыпать из одной баночки в другую нельзя делать, когда я у мамы на руках. Рисовать рано, конечно, но когда-нибудь будет и это, рисовать нельзя, когда я у мамы на руках. Даже хихикать вместе с мамой и щекотать друг друга не всегда удобно, когда я у мамы на руках. Мне кажется, что вот эта зона должна потихонечку расширяться. Не надо на эту тему, на мой взгляд, абсолютно точно, не надо на эту тему нервничать, ничего страшного, все в порядке. Тем более, что, слушайте, он рядом с вами проводит огромное количество времени, например, в кровати, когда вы заходите в комнату он, конечно, хочет с вами общаться, хочет таким образом, ну, а мы чего хотим? Чтобы он просто издалека махал нам ручкой и призывно улыбался.
АНАСТАСИЯ: Нет, ни в коем случае, он же личность, ну, как же мы его так будем. Я понимаю.
Д.ЗИЦЕР: Правда же? Потихонечку, не переживайте, но потихонечку вводите в ваши отношения вот эти самые игры, игрища и игрульки, в которые удобно и прикольно играть, когда вы рядом, но не обязательно друг на друге сидите.
АНАСТАСИЯ: Хорошо, поняла, спасибо огромное.
Д.ЗИЦЕР: И про сон вместе, проверьте, вот поверьте мне, то есть я не буду радикально говорить вам, что надо бы, не надо бы, но проверьте, потихонечку, еще чуть-чуть времени пройдет и ему будет интересно свое. У него кроватка-то есть своя вообще?
АНАСТАСИЯ: Да, конечно.
Д.ЗИЦЕР: Вообще есть, да, ну, я не знаю, может быть, у вас вообще там, как на полатях, как бывает.
АНАСТАСИЯ: Нет, есть, он ее очень не любит.
Д.ЗИЦЕР: Есть кроватка. Он ее очень не любит, конечно, а за что ему ее любить, вот скажите мне, дайте мне одну причину. Нет ни одной, если я с мамкой, с папкой, у нас все хорошо, полная любовь и взаимопонимание, и тут меня сажают в кроватку. Это как в камеру буквально меня отводят. И в тот момент, когда появляется мама, я скандалю немного. Ну, и мама, конечно, сердце мамы не камень, она меня на ручки берет, что правильно. В общем, короче говоря, вот такой кружочек у нас получается довольно забавный, не опасный, все в полном порядке, тусуйтесь.
АНАСТАСИЯ: Я вас поняла, спасибо большое.
Д.ЗИЦЕР: Удачи вам, растите на здоровье. Александр из Новосибирска, здравствуйте.
АЛЕКСАНДР: Доброго времени суток. Очень благодарю за такую передачу. В общем, вопрос такой, дочке 7 лет, активный ребенок, не обделена абсолютно вниманием, очень близок с ней в общении, и вот буквально недавно услышал от нее такую фразу, что, ну, она очень негативно относится к ребенку из садика. Начинаю выяснять, в чем причина, и она говорит о том, что на общих каких-то мероприятиях, тренировках этому ребенку оказывается большее внимание со стороны воспитателей в силу того, что у того ребенка что-то лучше получается. И в ходе общения я для себя делаю вывод, что у моей дочки появляется чувство зависти что ли, что у кого-то что-то лучше получается.
Д.ЗИЦЕР: Понимаю.
АЛЕКСАНДР: И эта зависть, то есть это чувство у нее порождает некую злость. То есть она прямо взяла, знаете, такой, меня насторожило, она написала имя и перечеркнула его. Вопрос в чем, как объяснить ей доступными словами, что с ней сейчас происходит. Потому как я начинаю объяснять, какое чувство у нее сейчас появилось и она не очень меня понимает. Вот какими ключами, какими фразами можно донести.
Д.ЗИЦЕР: А я расскажу. Отличный вопрос прямо вообще, давно такого не было. Скажите мне, пожалуйста, у меня есть подвопрос только. А кто говорит, что этот ребенок делает что-то лучше, чем она, вот интересно?
АЛЕКСАНДР: Ну, воспитатели, скорее всего. Воспитатель дает оценку, наверное.
Д.ЗИЦЕР: А что имеется в виду? Что, например? Вот мы и пришли в мою любимую точку и очередной раз радиослушатели могут это услышать, как оценка и сравнение начинают разъедать душу человека, это поразительно. А что такого в 7 лет они могут делать один лучше другого? Вы знаете, о чем речь вообще?
АЛЕКСАНДР: Объясню. Ситуация в чем, из общей группы в саду были выбраны, как мне кажется, более активные дети, ребята, и они ставят какую-то постановку там, какой-то танец. И вот в этом танце из этой уже выбранной группы детей кто-то более активно или как-то более лучше что-то делает. И воспитатель говорит, что Полина молодец, ты там такая, сякая. И у моей дочки это вызывает такое вот негативное отношение.
Д.ЗИЦЕР: Я понимаю. Слушайте, Александр, мне кажется, надо параллельно сделать несколько вещей. Во-первых, я бы с воспиталками поговорил, вот ей богу. Я понимаю, что осталось полтора месяца, и дальше вы в школу пойдете. Но вообще-то надо с ними поговорить.
АЛЕКСАНДР: Дмитрий, я перебью вас, дело в том, что я очень близок с дочкой, и я ей задаю вопрос, а почему, она говорит, меня это обижает. Я говорю, хорошо, давай тогда я, если ты считаешь, что тебя беспочвенно как-то обидели, давай я пойду и там разберусь. Но не столкнусь ли я с тем, что…
Д.ЗИЦЕР: Она говорит «нет».
АЛЕКСАНДР: Она говорит – нет, не иди.
Д.ЗИЦЕР: Но это все дети так говорят, не все, конечно, но большинство детей так и говорит, потому что большинство детей стремятся к стабильности и боятся так или иначе и опасаются, что они окажутся плохими, что из-за них будет волноваться папа, мама и все остальные. Вы, если слушаете нашу передачу, вы очень часто слышите такое, правда же?
АЛЕКСАНДР: Да.
Д.ЗИЦЕР: Сегодня вот даже мама говорит – я понимаю, что моему сыну плохо, хочу перевести его в другую школу, а он говорит – нет, мама, не пойду, хотя ему явно плохо. Слушайте, так дети устроены. И в этом смысле, если их надо защищать, надо объяснять им – дорогой друг, мы тебя защищаем. Я скажу, почему, я скажу, о чем речь, потому что, так, между нами, ну, в детском саду это такой бред говорить о том, что один танцует лучше, а другой хуже. Танцует и хорошо, а не танцуют, значит, занимаются чем-то другим.
Вся цель этого самого детского сада, если это серьезное учреждение, сделать так, чтобы человек понял, что ему интересно, что ему важно, чтобы он не боялся себя проявлять по-разному. Потому что следующий шаг, не дай, бог, но вы уже не успеете, к счастью, ваша дочка оттуда уйдет, следующий шаг, она скажет – нет, я плохо танцую, я вообще не буду никогда танцевать. Ну, кому это надо? Не буду математикой заниматься, не буду петь.
АЛЕКСАНДР: Да, я понимаю. Я перебью, просто хочется до сути дойти. Дело в том, что в моем общении, я просто достаточно творческий, и она открыта в этих вещах, и как раз я переживаю за то, что вот сейчас как бы донести до нее то чувство, которое у нее происходит на сегодняшний день…
Д.ЗИЦЕР: Подождите, Александр, я дойду до чувства. Но у этого всего есть некоторые причины базисные, поэтому я сейчас говорю о причинах. А причины именно такие – не хотите идти к воспитательницам, не ходите, но мысль, которую нужно донести до вашего ребенка, до вашей любимой девочки, это о том, что тогда воспитатели говорят полную ерунду, к сожалению. Не может кто-то, ну, правда, не может, кто может судить о том, как 7-летние дети танцуют? Барышников? Ну, действительно, что мы несем вообще, вы понимаете? Мы взрослые, я имею в виду. Что же мы говорим-то такое? Получается, что они достигают обратного эффекта. Вместо того чтобы человек в школе, в саду умел сметь, я смею пробовать, я смею в хорошем смысле слова петь, танцевать, все, что хочу, то и пробую, вместо этого они достигают чудесного эффекта номер один – я не смею, потому что я могу оказаться хуже другого. Эту мысль прямо важно до нее донести. Потому что главное, чтобы на эту тему, чтобы это у нее не украли, вот это право.
Теперь, что касается чувства история следующая. Первое, как только вы поговорите с ней и донесете вот эту идею о том, что все люди разные и это прекрасно, что мы разные и по-разному танцуем и не воспиталке судить, кто танцует хорошо, а кто плохо, как только вы донесете до нее эту мысль, во-первых, станет полегче. Второе, разговаривать с ней, мне кажется, нужно о ее физических ощущениях. Не о том, что ты думаешь, а о том, что ты чувствуешь. Вот пусть она расскажет вам и опишет вам, как у нее устроена ее злость. Ну, что такое злость? Злость это когда у нее в горле комок, когда у нее пальчики сжимаются крепко-крепко, когда зубки начинают скрипеть друг о друга.
АЛЕКСАНДР: Да.
Д.ЗИЦЕР: Отлично, теперь, значит, мы с вами сейчас раскроем прямо в прямом эфире один секрет. Каким образом я могу избежать этой злости и уйти от нее? Пальчики разжать, зубки расслабить, водички попить и удивительным образом это проходит. Если мы хотим заниматься ее вот этим зажатием и так далее. Более того, когда мы находимся в состоянии, когда у нас сжаты кулаки, сжаты зубы и так далее, по себе проверьте и вспомните, мы вообще не очень можем рассуждать, мы просто злимся, мы хотим написать имя этого человека, перечеркнуть его, вообще-то мы хотим, чтобы этого человека не было просто. Не то, что мы хотим его убить, я не об этом, но просто не было, я не хочу, чтобы он был в моей жизни.
АЛЕКСАНДР: Да, я понимаю.
Д.ЗИЦЕР: Да, вот это вот все. Теперь, если я, вы ее погладите, по ручке погладите, ручки разожмутся, и вы подышите вместе глубоко, и водички попьете, вы сможете спокойно про это поговорить, и тогда она услышит первую часть совсем иначе. Да, нельзя ей сказать, на мой взгляд, ты не должна завидовать, потому что у нее очень сильная подпитка, то, что я называю. Как нельзя завидовать, если есть тетка, которая для меня важна вроде как, и она говорит – ты хуже, чем кто-то, ну, что я должна хотеть, как этот кто-то? И что мне для этого надо делать? Грубые взрослые скажут – ты должна научиться танцевать, как он. Да не должна она учиться танцевать, как он. Понимаете, какая штука?
То есть идти от тела, идти от телесных практик, идти от того, чтобы она для начала, это будет самое дорогое, что вы можете для дочки сделать, научить ее стать хозяйкой своих чувств через тело. Вот я сжата вся, я злюсь, ну-ка, разожмись, вот смотри, как волшебным образом ты перестала злиться, вот это да, смотри, как здорово. Ну, вот и все. Теперь идите и действуйте. Пока. Дочке привет.
Здравствуйте, Юрий из Ярославля. Так с места в карьер я начал.
ЮРИЙ: Здравствуйте, Дима. У меня такой вопрос. Как и когда маленькому ребенку можно говорить «нет» и что-то запрещать? Объясню ситуацию. У нас с женой первый ребенок, дочка, ей 1 год и 2 месяца, и зачастую она хочет что-то взять, взять ложку, которой ты собираешься размазать сгущенку по блину, взять телефон, взять часы, взять пульт от телевизора. Ты ей что-то запрещаешь, отбираешь у нее это, она начинает возмущаться, начинает плакать.
Д.ЗИЦЕР: Ну, еще бы.
ЮРИЙ: Начинает кричать, начинается истерика. А что в этой ситуации делать? Смириться с этими криками, либо можно как-то найти диалог, можно что-то ей не дать и при этом обе стороны останутся довольны?
Д.ЗИЦЕР: А скажите мне, давайте мы возьмем кейс какой-нибудь из того, что вы назвали. А почему, собственно, вы ей не даете это все?
ЮРИЙ: Ну, предмет, например, нужен. Либо такая ситуация, она забирается на стол, дальше карабкается на подоконник, на подоконнике находиться опасно. Ты подходишь, аккуратно снимаешь, конечно же, говоришь, Кира, не надо, ставишь ее на пол, а она плачет. Вроде ты сделал все правильно, ты избавил ее от опасности.
Д.ЗИЦЕР: Нет, значит, не все. Раз у меня любимая обиделась Кира, моя дорогая, значит, что-то я сделал не так. Надо ли в этот момент снимать ее с подоконника? О, да, я абсолютно в этом уверен. Но при этом, значит, в этот момент Кире не хватило вот этого самого теплого месседжа, Кирочка, котик мой, ой, слушай, что-то я так волнуюсь, что ты на подоконнике стоишь, давай мы с тобой сейчас, и так далее. Потому что, если вместо этого без объяснения звучит, ну, например, я усилю сейчас ситуацию, даже если вы так не делаете, Кира, так делать нельзя. Это очень обидно, ну, просто обидно и все. Почему это нельзя? Всем можно, мне нельзя, что я дура, что ли, какая? Поэтому в этот момент она имеет в свои 1,5 года право, как и любой другой человек, но она даже больше, на сюсюканье, на тепло, на облизывание, на поцелуи, на то, что ее снимут с подоконника и тут же предложат ей что-то, что увлечет ее внимание уж никак не меньше, чем подоконник, например.
Что касается вашего примера замечательно с ложкой, которой вы намазываете сгущенку на блины, вот несколько раз сегодня за программу разные слушатели употребили слово «социализация». Ну, так это же и есть социализация, когда Кира, глядя на то, как это делает папа, тоже немедленно хочет сделать так. Если папа назовет мне одну причину…
ЮРИЙ: Она хочет просто подойти ее и выхватить.
Д.ЗИЦЕР: Ну, нет, спокойно, в этот момент же можно просто сказать – ой, Кирушечка, мне так чего-то неудобно сейчас и неприятно, возьми, пожалуйста, возьми эту ложку. Ну, что она закапает платье себе? Ну, закапает, но зато в этот момент она поразмазывает сгущенкой блины. Более того, наученный этим опытом замечательный папа Юра в следующий раз, когда будет размазывать сгущенку по блинам, скажет – Кира, сейчас мы займемся с тобой нашим любимым делом, будем размазывать по блинам сгущенку. И он знает, что Кира, которой 1,5 года, ну, в 1,5 года она еще, не могу сказать, что прямо до конца понимает, до конца ее необходимые действия, они вместе будут что-то такое возюкать и так далее. И, как и положено человеку 1,5 лет или 2 лет, или 3 лет, Кира после этого будет вымазана сгущенкой, стол будет вымазан сгущенкой, папа немножко вымазан сгущенкой, но все будет в полном восторге в своих этих самых отношениях.
ЮРИЙ: Нам просто с женой кажется, что мы упустим, что мы сделаем ребенка капризным, можем сделать ребенка капризным, то есть будем потакать.
Д.ЗИЦЕР: Все наоборот. Ребята, ну, вот какие, я сейчас не вам говорю, я говорю всем радиослушателям, ну, вот это так интересно, когда мы оказываемся внутри, мы перестаем видеть то, что видно снаружи. Это я вас не ругаю, все родители в мире так устроены, я просто раз за разом этому поражаюсь. Но вы сами же мне рассказали, как вы делаете ее капризной прямо противоположным способом. То есть, еще раз проследите мою логику и если вы в чем-то не согласны, немедленно кричите и останавливайте меня. Логика следующая, сейчас я пользуюсь определенным способом – Кир, этого нельзя, или нет, или я не согласен и так далее, и Кира начинает капризничать, плачет и так далее.
ЮРИЙ: Да, иногда так.
Д.ЗИЦЕР: Наш опыт подсказывает, что так мы ее делаем капризной, потому что она начинает использовать потихонечку силовые методы, для того чтобы добиться своего. Еще нет, она не понимает какого своего. Пока ей просто неприятно, что с ней обошлись как-то непонятным для нее образом. На самом-то деле, если вы это будете делать вместе, но, правда, поскольку вы не назвали ничего даже близко опасного или сложного, или неприятного, так и действуйте вместе. И все, и тогда в тех редких случаях, когда будет ситуация опасности, например, она обязательно услышит слово – дружище, я не хотел бы, чтобы ты это делала, или дружище, я не могу сейчас тебе это дать, потому что эта вещь мне очень и очень нужна и так далее. Вот и все.
ЮРИЙ: Можем ли мы что-то предлагать ей взамен, например? То есть она хочет взять ложку, а мы берем и даем ей шарик какой-нибудь на столе?
Д.ЗИЦЕР: Нет, ну, что же она, опять-таки, я это скажу, что же, она дура что ли? Господи, если она хочет ложку, ну, какая чашка. Если вы хотите ложку, Юр, возьми не ложку, а пылесос. Слушай, дорогая, я хотел ложку, как-то это даже обидно немного.
ЮРИЙ: Ну, неловко, конечно.
Д.ЗИЦЕР: Нет, Юрий, просто взвесьте, прямо хорошо-хорошо взвесьте, а нет ли там запретов, ну, совершенно необоснованных. Среди всего, что вы сказали, я не услышал ни одного обоснованного запрета. Даже про подоконник, про который всем понятно, и мне, и вам, и радиослушателям, всем, что опасно, если ребенок один там стоит. Но ребенок в 1,5 года, в принципе, требует защиты и вообще-то, так или иначе, за ним нужен глаз, да глаз, извините. И если что-то происходит не так, значит, мы не доглядели, по большому счету. Поэтому можно ли стоять на подоконнике? Можно, если рядом стоит папа и обнимает изо всех сил, и мы смотрим в окошко, или кормим птичек или, не знаю, что делаем. А вообще, если на эту тему мы волнуемся, хорошо бы такие закрывашки на окнах сделать, чтобы это было не опасно и так далее. Ну, в общем, я не думаю, что у нее прям навязчивая идея лезть на подоконник.
ЮРИЙ: То есть отказывать и говорить «нет» можно, но только очень и очень учтиво, с пониманием того, что перед тобой тоже человек, который что-то хочет.
Д.ЗИЦЕР: Верно. Более того, и понимать. Юр, и успевать сделать глубокий вдох перед этим и задать себе вопрос – почему нет? Очень часто мы, все родители говорим просто – мам, а можно морожено? Нет. И через секунду мы думаем, а почему я сказала «нет». Мама, а можно? Нет. Почему нет? То есть, если мы успеваем получить вот этот люфтик в полсекунды и подумать, мы чаще всего вообще-то скажем «да». Потому что, если, ну, у меня на эту тему там полкнижки написано на тему «между можно и нельзя» это называется, что мы мечемся между можно и нельзя, а на самом-то деле большую часть всяких вещей на свете можно, если мы умеем с этим взаимодействовать. В частности, сгущенку по блинам я бы сам пришел поразмазывал, вот ей богу, вместе с Кирой, вами и самостоятельно. Ну, клево же. Телефон папа берет, так чего же не брать телефон теперь, как это? А почему ты да, а я нет. Или, я не знаю, ложку, карандаш, книжку и все остальное. Нет, нет, получайте удовольствие, ну, что вы. Все остальное верно.
ЮРИЙ: Спасибо большое, прислушаемся.
Д.ЗИЦЕР: Спасибо вам, Юрий, ура, ура. Привет семье. Евгений из Москвы. Евгений, здравствуйте.
ЕВГЕНИЙ: Дима, добрый день. Спасибо за передачу большое, внимательно очень слушаю постоянно. У меня такой вопрос, сын 4 года, Артем бьет маму. Причем я вас часто слушаю и, в принципе, мы следуем вашим советам, мы его отстраняем, говорим, что мы любим маму, мы друг друга любим и тебя очень любим и не позволим, как себя бить и никого бить вокруг себя, поэтому, пожалуйста, нас не бей. Ну, в общем, так ведем диалог. Но, тем не менее, это не помогает и все равно ребенок продолжает бить маму. То есть чувствуется, что он ищет какой-то…
Д.ЗИЦЕР: Ну, как это, слушайте, приведите пример, это что-то прямо удивительное.
ЕВГЕНИЙ: А еще самое прикольное, я с работы, например, возвращаюсь и он мне говорит: «Папа, я сегодня опять бил маму». Я говорю – как так?
Д.ЗИЦЕР: Оба-на. А он действительно бил?
ЕВГЕНИЙ: Ну, бить это, может быть, в игровой форме какой-то, но он перебарщивает, скажем так, и может ногой, например, сильно лупануть маму, и, в общем, заканчивается вся возня, игра заканчивается слезами обычно с маминой стороны, а потом и с ребенка стороны, когда его начинаем…
Д.ЗИЦЕР: Нет, это вообще никуда не годится совершенно. Никакими ногой лупануть или рукой лупануть, ответ «нет» категорический. И мне кажется, что мама в этом смысле, я целиком нахожусь, вот случай, когда я целиком на стороне взрослых. Мне кажется, что мама не должна себя бить просто, ну, что, очевидно, что она сильнее своего сына 4-летнего. Физически, это тот случай, когда надо останавливать его физически, не говорить ему, пока он ее лупит «мне неприятно». Неприятно-то неприятно, но я не дам тебе себя бить, я остановлю руку, если надо, твою ногу силой, не надо делать ему больно, но надо делать ему ощутимо, чтобы сила мамина и папина была ощутима. Не в смысле мы хотим тебя обидеть, а в смысле, поскольку по разным причинам, вот этот месседж, ты не можешь остановиться, мы тебя останавливаем физически, мы не позволим тебе этого делать.
В отличие от того, что я говорил предыдущему радиослушателю, это тот случай, когда мы говорим «мы не позволим, это наша красная черта в семье, мы не позволим тебе нас бить». Все, вот прямо вот так. И отдельно, конечно, маме с ним надо поговорить. Отдельно в ситуации, когда он ее не бьет и прямо сказать словами. И когда он встречает вас с работы разговором о том, что он бил маму, это повод для очень серьезного разговора, прямо для очень серьезного, прямо сели, разделись, сели вдвоем и говорите ему о том, что вам неприятно это слышать, вам неприятно об этом знать, что вы категорически не готовы к тому, чтобы это продолжалось. Прямо вот это тот редкий случай, когда, мне кажется, говорить надо твердо, очень понятно и однозначно по сообщению, по месседжу.
ЕВГЕНИЙ: Но тут факт уже свершившийся. То есть я пришел, он уже маму ударил, как бы я же не могу тут препятствовать этому факту, потому что он уже в прошлом. Разговаривать о будущем?
Д.ЗИЦЕР: Нет, дело не в будущем. Во-первых, мама сама не должна себя давать бить, это абсолютно точно. Ну, еще раз, мы говорим, к счастью, не о человеке сильном, мы говорим о человеке 4 лет, не должно быть ситуации «он меня бьет». Не должно быть. Если он замахнулся, я хватаю его руку сильно и останавливаю его. Нельзя доводить до ситуации, вот я и сказал слово «нельзя», нельзя доводить до ситуации, что мой ребенок меня пинает или меня бьет рукой. Нет, при этом надо говорить все то, что вы сказали – я тебя очень люблю, но я не готова категорически к этому. Это то, что должна сказать мама. Нечего ей плакать, это повод сердиться, и пусть он знает, что мама сердится в этот момент, что мама сердится и мама злится, и пусть она словами это говорит – я не готова.
Теперь смотрите, про вас, вы правы, что вы назад не можете сыграть, но раз он вам это говорит, это свидетельствует о том, что для него есть некая игра между вами, правда, иначе бы он этого не говорил? Это такая игра. Вот я сейчас опять дерну папу за ниточку, он опять у меня посердится или что-нибудь такое и так далее. И в этом смысле надо ему сообщить не что в будущем не делай так, ну, ну, ну, а в том, что вы вообще не готовы с ним в эту игру играть. Я не буду с тобой вести разговор на эту тему. Ну, вот я сказал бы взрослому человеку вот так и таким тоном. Давайте сделаем скидку на человека 4 лет и скажем, естественно, помягче, поспокойнее, и, может быть, другими словами, но смысл должен быть такой – я не буду с тобой на эту тему разговаривать, в этом нет игры, мне это неприятно категорически. Вот так и даже мысли не надо ему давать, что в будущем такое будет или не будет. Ответ – нет, мы тебе не дадим это сделать. И проверьте, пожалуйста, вот прямо проверьте, откуда это идет вообще-то? Это очень интересно, Евгений. Где-то, может, он подглядывает какую-то агрессию такую?
ЕВГЕНИЙ: Ну, вот это непонятно.
Д.ЗИЦЕР: Нет, я не подозреваю, я совсем не имею в виду, что…
ЕВГЕНИЙ: Таких нет позывов, то есть меня он как-то не бьет, даже позывов нет. А вот именно…
Д.ЗИЦЕР: Ну, да, защищайте маму изо всех сил.
ЕВГЕНИЙ: То есть, он не понимает, что маме больно, как-то так.
Д.ЗИЦЕР: Нет, нет, маме больно это все не аргументы. Это важно, это можно проговаривать, но для него это такое полусообщение, полумесседж, а настоящий месседж – ответ «нет». Вот мы тебя, наш любимый сын, мы не пустим тебя туда. Ты можешь злиться, можешь бесноваться, ответ «нет», мы физически тебя возьмем и не позволим тебе этого делать. В детский сад он ходит? Успейте мне сказать быстренько.
ЕВГЕНИЙ: Пока нет.
Д.ЗИЦЕР: Не ходит. Слушайте, ну, тогда, может, и действительно я и не прав, и нет никакой специальной подпитки. Будьте тверды, это все. Если сегодня очередной раз он скажет – а я маму побил, посадили его, сели и очень твердый разговор с ним провели на эту тему. Я не готов на эту тему играть, я не готов на эту тему шутить, я не позволяю так вести себя в нашей семье. Вот так.
До того, как мы перейдем к следующему разговору, хочу обратиться к тем, кто пишет сегодня сообщения. Вот, видите, день на день не приходится, сегодня сообщения очень глубокие, очень интересные. Не хватает у меня времени их прочесть. Но тут есть еще одна деталь, которой я хотел бы с вами поделиться. Бывают сообщения, на которые, ну, невозможно ответить без диалога. И даже кто-то из слушателей пишет: «Я и сам понимаю, что, возможно, без разговора вам трудно будет ответить». Ребят, если вы чувствуете, что ситуация сложная, что она влечет за собой какие-то вопросы, дозванивайтесь, пишите, мы будем стараться к вам вернуться. Но очень часто действительно серьезные, глубокие разговоры, конечно, требуют двух сторон. Извините меня, пожалуйста, те, кому я не отвечаю сегодня.
Анастасия из Звенигорода между тем ждет нас. Да, Анастасия, привет.
АНАСТАСИЯ: Добрый вечер. У меня дочь старшая 13 лет в этом году начала резать себе руки, ну, так царапать. Диалог идет, говорит, что делает это, чтобы не плакать. Это происходит из-за плохих оценок в школе, которые она считает несправедливо ей были поставлены, каких-то конфликтов дома, ну, постоянно то есть. Как нужно правильно себя с ней вести? Что я должна сказать? Понимаю, что агрессия только усугубляет все, искали колоссальный компромисс, что так делать нельзя, и я не могу с этим мириться, мне неприятно, мне тоже больно, когда она так делает. А что сказать, что сделать?
Д.ЗИЦЕР: Ох, какой у нас под финал программы вопрос. Слушайте, Анастасия, короткий ответ прозвучит очень банально. Я его дам, этот банальный ответ, а вы меня переспросите потом. Стать человеком, на самом-то деле, для нее, к которому можно прийти с любой проблемой и не столкнуться с тем, что что-то не так. Понимаете?
АНАСТАСИЯ: Ну, понимаю, стараюсь, конечно.
Д.ЗИЦЕР: Теперь давайте вопросы.
АНАСТАСИЯ: Сложно. Сейчас основной конфликт, из-за которого, вернее, основной камень преткновения, из-за которого все конфликты, это школа. Она просит ее поменять, считая, что все плохое связано с ней. Но, глядя со стороны, причем это уже вторая школа, мы уже меняли, я боюсь, что она все свои проблемы перенесет в другую школу. Вот как поступить? Поменять, остаться, попробовать разговаривать?
Д.ЗИЦЕР: Подождите. При этом отдельно у нас должен остаться маленький кончик времени, для того чтобы поговорить, в принципе, про порезы, так что я смотрю на часы внимательно. Скажите, а какие проблемы, собственно говоря, у нее есть, которые она может перенести или не перенести?
АНАСТАСИЯ: Ну, у нее очень сложно строятся отношения с одноклассниками, с ровесниками. Ну, она ведомая.
Д.ЗИЦЕР: Почему?
АНАСТАСИЯ: Ну, не знаю, наверное, чего-то не хватает, все есть и что находит там.
Д.ЗИЦЕР: Ну, приведите пример, ну, как это ведомая? Что значит она ведомая, как ведомая?
АНАСТАСИЯ: Ну, у нее постоянно друзья, которые, скажем так, не очень хорошо себя ведут, уже выпивают, курят, общаются подружки со старшими мальчиками.
Д.ЗИЦЕР: Это фу-фу-фу все, что вы описываете.
АНАСТАСИЯ: И все время она попадает в компанию наблюдателем. Потом осознает, что все было не так. Ну, сначала с нами ссорится, пытается из дома уходить, опять же шантаж, что я с собой что-то сделаю.
Д.ЗИЦЕР: Подождите, я хочу успеть ответить. А почему она уходит из дома? Как это связано с уходом из дома? Довершите эту ситуацию, чтобы она стала понятна.
АНАСТАСИЯ: Ну, потому что мы против такого отношения, пытались ее друзей…
Д.ЗИЦЕР: А что вы делаете?
АНАСТАСИЯ: Разговариваем, приводим примеры.
Д.ЗИЦЕР: Приведите пример.
АНАСТАСИЯ: Ну, как бы говорю, что, ты понимаешь…
Д.ЗИЦЕР: Ну, они же не при вас выпивают эти ее подружки. Вы откуда знаете, что они выпивают?
АНАСТАСИЯ: Она рассказывает это. Она в итоге все это рассказывает, что вот так-то так, я теперь с ними дружить не хочу. Тогда-то было то-то, тогда-то было это. Но сначала конфликты по поводу того, что оставит эту дружбу. Ну, вот она так мечется постоянно из одного места…
Д.ЗИЦЕР: Анастасия, подождите, вот мы благодаря вам сейчас, мы то, с чего мы начали, мы этим и закончим, и это очень здорово, я вам очень благодарен за это. Ну, вот, смотрите, она приходит к вам, вы хотите, чтобы она вам рассказывала о своей жизни?
АНАСТАСИЯ: Да.
Д.ЗИЦЕР: Честно. Честно хотите?
АНАСТАСИЯ: Да.
Д.ЗИЦЕР: Теперь давайте, мы сейчас с вами быстро поиграем в психологов педагогов и откроем способ, как сделать так, чтобы она рассказывала вам всегда о своей жизни. Давайте, говорите, ваша реплика.
АНАСТАСИЯ: Как дела в школе? Что было интересного?
Д.ЗИЦЕР: Ну?
АНАСТАСИЯ: Я теперь должна ответить?
Д.ЗИЦЕР: Нет, вы не должны ответить. Я отвечу за вас. Значит, если вы хотите, чтобы она рассказывала вам о себе, первое, надо рассказывать о себе, как идет ваша жизнь, а не задавать вопросы о ее жизни, это первый принцип. И второй принцип, как бы вам не было трудно надо принимать то, что она рассказывает. Потому что она приходит и говорит – мама, у меня подружка выпивает. А мама говорит – как это выпивает, ты что, такие подружки не годятся. Ну, на какой раз она вам не расскажет про это? Понимаете, какая штука? И в этом смысле надо попробовать занять другую позицию.
И если вам не нравятся ее друзья, ну, что же, так и говорят, слушай, ну, друзья это вещь личная, они могут мне не нравиться, но ты это решаешь. И дальше думать, что вы с этим делаете. Может быть, приглашаете их к себе в гости, может быть, делаете так, что она может привести их к себе и поражаются они, какая замечательная у нее мама, и мама с ними может разговаривать и получает доступ и так далее, понимаете, какая штука? Потому что иначе человек 13 лет оказывается один. Ну, вот, смотрите, она находится в школе, в этой школе у нее что-то такое не заладилось, единственные люди, с которыми она может оказаться вместе, это выпивающие эти подружки. Она приходит домой, а дома ей говорят – не будь с этими подружками. Возникает скандал, а ей делать-то что? Вот вы бы, что ей посоветовали сделать в этой ситуации? Вот она рассказывает, а представьте себе, что вы 13-летняя девочка и вам ваша подружка описывает вот такую ситуацию и говорит: «А чего делать-то?»
АНАСТАСИЯ: Ну, не рассказывать больше родителям ничего.
Д.ЗИЦЕР: Либо не рассказывать родителям, либо: «Слушай, да уходи ты вообще и наплевать на это». Эта ситуация очень тяжелая. Теперь мне кажется, Анастасия, что вы можете успеть это поменять, в 13 лет вы можете это успеть. Подумать хорошо, что вы хотите ей сказать, сесть с ней вдвоем и сказать: «Дорогая доченька, я тебя очень, очень люблю, я приму все, что с тобой происходит особенно ситуации, когда тебе тяжело. Я буду с тобой не согласна, я оставляю за собой право это говорить, но ты для меня очень близкий и родной человек, пожалуйста, не делай себе плохо, пожалуйста, не режь, не волнуйся, главное, чтобы ты была здорова». Это все. Пока, ребята, до завтра.