Роман "11/22/63" заслуженно считается одним из лучших в творчестве Стивена Кинга. От других произведений автора его отличает заметный акцент на документальности, ведь в основе сюжета лежит известный исторический факт - убийство 35-го президента США Джона Кеннеди.
Впрочем, это не означает, что "король ужаса" и мастер психологического триллера вдруг сделался архивным буквоедом и задался целью как можно более точно отразить известные события. До него это делали много раз. Кингу интереснее другое - переосмыслить прошлое, вовлечь читателя в увлекательную игру "А что, если...". Это он и делает в первых главах романа, вложив ключевой вопрос в уста одного из персонажей: "Кеннеди умел менять свою позицию. Джонсон и Никсон - нет. Из-за них мы потеряли во Вьетнаме почти шестьдесят тысяч солдат. Вьетнамцы, северные и южные, потеряли миллионы. Получился бы счёт мясника таким же длинным, если бы Кеннеди не убили в Далласе?".
А далее - всё по канонам научной фантастики. Главный герой "11/22/63", учитель литературы Джейк Эппинг находит временной портал - ни куда-нибудь, а в 1958 год, - и получает возможность предотвратить убийство, которое часто называют переломным моментом не только в американской, но и в мировой истории.
Учитывая знаковость фигуры Кеннеди, в романе не мало рассуждений о правах человека, толерантности или феминизме. Но ценность представляют не они (философствовать ведь можно и на пустом месте), а прекрасно подмеченные детали прошлого, яркие картинки безвозвратно ушедшей эпохи, которые выстраиваются перед нашими глазами в ностальгический калейдоскоп.
Вот здесь-то мы и возвращаемся к документальности романа "11/22/63". Безусловно, она не в буквальном следовании историческим фактам. Разве можно требовать это от научной фантастики? Дело в другом. Кинг всегда славился своей любовью к артефактам прошлого. Ещё в "Нужных вещах" (1991), романе далеко не историческом, он мастерски описывал обычные предметы, сыгравшие мистическую роль в жизни его персонажей. Все эти бейсбольные карточки с редкими автографами, фотографии Элвиса, старые настольные игры...
Для Кинга вещи сами по себе являются порталами в прошлое, передающими его атмосферу. В "11/22/63" писатель достигает эффекта полного погружения в эпоху старой доброй Америки не за счёт точного следования букве исторических событий, а за счёт детальной реконструкции предметно-материального мира середины 50-х - начала 60-х.
Внимательно читая роман, мы познаём ту самую Америку через цвета, запахи, звуки, через присущие только ей модели человеческих отношений, которые уже не найдёшь в современности, через забавные странности, которые сегодня воспринимаются серьёзно, и прочие интересные детали быта. Всё это куда лучше иллюстрирует некоторые тезисы Кинга-демократа или Кинга-антирасиста, чем точные хронологии и социологические выкладки.
Запахи и вкусы Америки конца 50-х годов
Одно из первых впечатлений Джейка Эппинга от Америки 1958 года - старомодный рейсовый автобус, в котором "большинство пассажиров курит". Для выходца из 2010-х это и вправду непривычно. Тем не менее, именно такой была Америка Эйзенхауэра, Кеннеди, Джонсона и их многочисленных преемников, пока страну вместе с остальным цивилизованным миром не накрыла антитабачная истерия. Учёные уже обнаружили связь между сигаретами и раком лёгких, а также многочисленными сердечно-сосудистыми заболеваниями, но подобные отчёты ещё не получили распространения. Зато реклама табака с брутальными голливудскими звёздами типа Стива Маккуина была в ходу. Поэтому смолили все подряд - мужчины, женщины и едва оперившиеся подростки. Курение попросту не считалось вредным.
Впрочем, если запах Америки 1958 года был отталкивающим, то со вкусом всё обстояло иначе. В первом попавшемся на пути магазинчике Джейк Эппинг заказывает себе десятицентовый рутбир, чтобы освежиться, и сразу же отмечает про себя, что такого насыщенного напитка в наше время уже не найти:
"Этот мир, отстоявший от нашего более, чем на 50 лет, пах гораздо хуже, чем я мог себе представить, но рутбир вкусом отличался в лучшую сторону".
Кстати, рожденным в СССР эту всеобщую закономерность буржуазного мироустройства объяснять не надо. Мы то знаем, что советский пломбир тоже был не в пример нынешнему, а газированный лимонад из уличных автоматов вообще был напитком божественным. И только закономерная концентрация капитала в руках корпораций с их вечной страстью к наживе оптимизации загубила вкус легендарных продуктов. Вот и Америка не стала исключением.
Между прочим, про страсть к наживе можно и без иронии. Если о вреде курения старая добрая Америка 50-х ещё не знала, то злоупотребление алкоголем в ней считалось страшным пороком, а потому власти всячески старались этот порок обуздать. Купить горячительные напитки можно было только в специальном "зелёном доме", который работал по строгому графику. И только десятилетия эволюции капитализма привели к тому, что алкоголь - это безусловное достижение цивилизации - стал доступен повсеместно. Как рассуждает герой Кинга, "кому теперь нужен зелёный дом, когда можно зайти в любой продуктовый магазин штата и выйти оттуда с пинтой "Джека" или квартой кофейного бренди?"
Сегрегация в США и антирасистское движение
Для Кинга-антирасиста очень важно достоверно показать те проблемы, с которыми ежедневно сталкивалось чернокожее население США в середине ХХ века. Местами в романе встречаются весьма любопытные зарисовки, как, например, эта:
"В Северной Каролине я свернул на заправочную станцию "Хамбл Ойл" и, пока в бак заливали бензин, отошёл за угол, чтобы воспользоваться туалетом. Увидел две двери и три надписи. "Мужской" - на одной двери. "Женский" - на другой. Третью сделали на дощечке со стрелкой которая указывала на заросший кустами склон. Надпись гласила: "Для цветных". Повсюду был ядовитый плющ. Кабинки для чёрных не предусматривалось. Все "дела" следовало делать прямо на берегу реки, рядом с кустом".
Впрочем, таких вопиющих свидетельств расовой сегрегации с годами становилось всё меньше. 60-е с их бунтарским духом стали пиковым периодом движения за равноправие и даже убийство Мартина Лютера Кинга не смогло сломить чернокожих оппозиционеров. Оно только подлило масла в огонь. Под натиском масс официальные власти отступали медленно, но неотвратимо. Эта постепенная эволюция показана и в романе:
"На дворе стоял 1961 год, и в больших городах сегрегация начала давать слабину: негры добились права сидеть у стоек закусочных в универмагах "Уолворт" в Далласе".
Если государственные институты постепенно поворачивались к чернокожему населению лицом, то в сознании большинства белых бывшие рабы по-прежнему оставались людьми второго сорта. Трудно представить, но ни о какой толерантности в Америке 50-х - 60-х годов даже речи не шло. И это касается не только расизма. Кинг пишет:
"Если ты с кем-то торговался, не считалось зазорным сказать, что ты объевреил их (или они обцыганили тебя). Среди дешёвых сластей имелись "горошинки", "восковые губки" и "негритосики".
Кстати, россиянам понять авторский пафос в этом фрагменте нелегко. Сознанием-то мы, конечно, понимаем, а вот душой никак не получается, ведь для нас все эти "объевреил" и "негритосики" - детский лепет, невинная шалость. Однако для рядового американца подобные словесные вольности сегодня вполне могут закончиться потерей работы или судебным разбирательством.
Перемены в отношении белого населения США к чернокожим происходили постепенно, и начиналось всё в молодёжной среде. Те, кому в середине ХХ века уже стукнуло за сорок, вряд ли были способны поменять сознание под влиянием конъюнктуры. А вот передовая молодёжь с её пластичным мышлением со временем отбросила все расовые стереотипы. Не последнюю роль в этом сыграла музыка.
Оцените эту прекрасную зарисовку из жизни среднего класса в Далласе:
"Жёны ветеранов коротали дни, протирая мебель политурой "Пледж" и закладывая, а потом вынимая одежду и бельё из стиральных машин "Мейтег". На семью в среднем приходилось 2,5 ребёнка. Подростки выкашивали лужайки, на велосипедах развозили "Таймс Гералд", натирали воском "Тертл уэкс" семейный автомобиль и слушали (тайком) Чака Берри по транзисторным приёмникам. Может, говорили встревоженным родителям, что он белый".
Американская музыка 50-х: от Бобби Дарина до Джонни Бернетта
Между прочим, именно музыку Кинг чаще всего использует, чтобы передать атмосферу ушедшей эпохи. Если посидеть час-другой с карандашом, можно выписать несколько десятков исполнителей и композиций, которые упоминаются в романе в том или ином контексте. Из всего этого вполне реально сделать хитовый саундтрек, который зайдёт даже самому притязательному ценителю ретро.
Один из персонажей "11/22/63", маленький Тагга Даннинг, собирается исполнять на школьном утреннике по случаю Дня Благодарения песню Бобби Дарина "Плюх-плюх" (в оригинале - Splish Splash). А ведь у этой композиции целая история. В 1958 году радиодиджей Мюррей Кей поспорил с Дарином, что тот не сможет написать хит, который начинался бы со слов "Плюх-плюх, я принимал ванну" ("Splish Splash, I was takin' a bath"). Певца это подзадорило, и летом того же года
"Плюх-плюх" уже поднялась на 3-ю строчку в чарте "Биллборд". Больше всего песня полюбилась американским подросткам. Поэтому нет ничего удивительного в том, что в романе петь её собирается ребёнок.
Иногда музыкальные отсылки помогают Кингу показать тонкую связь между реальным миром и миром символов. Каролин Пулин, вокруг которой разворачивается одна из ключевых сюжетных линий, получает свой школьный аттестат в 1965 году, сидя в инвалидном кресле. Как раз в том году, мимоходом замечает автор, когда на 1-е место в хит-парадах вышла "Держись, Слупи" ("Hang on, Sloopy") группы "Маккойс".
В других эпизодах романа музыка становится своего рода реалистическим фоном для выдуманных персонажей. Например, на свадьбе мисс Мими главный герой слушает выступление Дуга Сэма. Это реальная историческая личность, вундеркинд кантри, автора хитов "Медленно вниз" ("Slow Down") и "Мендочино" ("Mendocino").
Большинство упомянутых в романе "11/22/63" музыкальных исполнителей сегодня считаются классиками американского попа, рок-н-ролла или кантри. К перечисленным выше именам добавим Джонни Бернетта, Ли Дорси, Чабби Чекера и т.д. Впрочем, когда сюжетный фокус перемещается к середине 60-х, Кинг не обходит вниманием и британских рокеров, здорово набравших тогда популярность в США. Чего стоит одно только упоминание хита "Кабацкие бабы" ("Honky Tonk Women") легендарных "Роллинг Стоунз". Шокирующая лексика этой песни в то время была настоящей красной тряпкой для консервативной части американской публики. В романе этой песне даже отводится некоторая сюжетообразующая роль. Неплохой реверанс от короля ужасов - королям рока.
Америка до феминизма и Гарри Поттера
Американская семья времен Эйзенхауэра и Кеннеди сохраняла все признаки традиционной семьи - с жёсткой регламентацией ролей и строгой иерархией. Мужчина был главой и кормильцем. Женщина часто довольствовалась ролью домохозяйки. Дети должны были во всём слушаться родителей. И хотя эта универсальная формула иногда давала сбои, в целом она работала. А почему нет? Ведь вторая волна феминизма ещё не набрала обороты, а лозунг Кэрол Ханиш "Личное - это политическое" не стал для обременённых семейными заботами женщин сигналом к борьбе за равноправие.
Вот жизнь и текла своим чередом.
Женщины изо всех сил старались создавать домашний уют - стирали, убирали, готовили...По пятницам, когда их мужьям выдавали жалованье, толпы домохозяек отправлялись в магазины, чтобы сделать основные закупки (один из законов жизни гласил: "Мужья продукты не покупают").
Девушки массово вступали в организацию "Будущие домохозяйки Америки", чтобы через несколько лет стать идеальными жёнами. Для этого они оттачивали необходимые навыки, например, готовя бисквитные пирожные к школьной дискотеке.
Пожалуй, дети полвека назад и правда были более послушными. Но мультфильмами, телешоу и игрушками из рекламы они интересовались не меньше, чем их современные сверстники.
Персонаж "11/22/63" Гарри Даннинг надевает на Хэллоуин куртку из оленьей замши, подражая Буффало Бобу из детской передачи "Хауди-Дуди" (шла по телевизору с 1947 по 1960). В 2000-е годы дети, чтобы выпрашивать сладости, чаще выбирали образ Гарри Поттера.
Впрочем, всё описанное выше - лишь разрозненные картинки из жизни семей, принадлежащих к пресловутому среднему классу. Образ Америки середины ХХ века будет неполным, если мы не проследуем вслед за Джейком Эппингом на Мерседес Стрит - ту самую улицу, где в 1962 году жил убийца Кеннеди Ли Харви Освальд:
"Кричали дети, все в обносках старших братьев и сестёр, домохозяйки жаловались друг другу на жизнь у почтовых ящиков или верёвок для сушки белья во дворе <...> но особенно шумной улица становилась ближе к 11, когда закрывались бары или заканчивались деньги на выпивку. Тогда я слышал хлопанье дверей, звон разбивающихся стёкол, крики боли, если какой-нибудь из папаш набрасывался на жену, или детей, или на всех разом".
Эта вторая - "изнаночная" - Америка существовала всегда. Но именно в середине 60-х ей посчастливится взять реванш у сытой глянцевой Америки, сошедшей с обложек журналов для домохозяек. Хиппи, "чёрные пантеры", многочисленные леворадикальные и пацифистские организации всего за несколько лет перепишут историю страны на свой лад.
***
Кинг никогда не создавал "чёрно-белые" миры, в которых добро и зло не пересекаются, а моральный выбор ясен и прост. Напротив, его миры сложны и неоднозначны, а персонажи всегда разрываются в поисках верного решения.
Прошлое и настоящее Америки в романе "11/22/63" тоже рассматриваются писателем во всей своей противоречивости. Америка середины ХХ века кажется невероятно грубой и варварской, когда речь заходит о расовой дискриминации, ущемлении прав женщин или тех же "курящих" автобусах. Но стоит сместить фокус на другие вещи, и та же самая эпоха может показаться раем.
Иногда Кинг совершенно открыто позволяет себе поностальгировать. Разумеется, устами Джейка Эппинга:
"Хотел бы я провести несколько лет в прошлом? Нет. Но я хотел бы вернуться туда. Хотя бы только для того, чтобы услышать, как пел Литл Ричард, когда его песни поднимались на верхние строчки хит-парадов. Или сесть в самолёт "Транс уорлд эйрлайнз", не снимая обуви, не подвергаясь сканированию, не проходя через рамку металлодетектора".
Да, именно так работали американские авиакомпании в то время. А в водительском удостоверении образца 1958 года не было места для фото. А в Техасе можно было смело ходить с оружием без специального разрешения, если вы не совершали уголовных преступлений. Такая вот святая наивность. И ведь поводов для того, чтобы действовать более осмотрительно, у властей США тогда действительно не было. До терактов 11 сентября 2001 года ещё почти полвека. О терроризме как таковом вообще говорят мало. Да и Кеннеди всё ещё жив, потому что Ли Харви Освальд не приобрёл свою Carcano 91/38 калибра 6,5 мм за смешные 20 долларов (на самом деле даже чуть меньше).
Современный мир уже не так наивен. Он бесконечно страхуется от внешних и внутренних угроз. Но является ли он более безопасным? И стал бы он более безопасным, если бы Кеннеди остался жив? Кажется, у Джейка Эппинга есть ответ на этот вопрос. Но для того, чтобы узнать его, читателю придётся пойти с главным героем до конца.
Денис Макабрин. АРТ-клиника ©
Интересуетесь литературой? Читайте ещё одну интересную статью:
Как американский писатель Джером Сэлинджер популяризировал православие