Все совпадения случайны…
Мама похоронена далеко и в другой стране, поэтому на годовщину ее смерти иду на кладбище положить цветы на чью-нибудь могилу, постоять будто у нее, «поговорить»… Пробираюсь среди надгробий, ищу женщину примерно ее возраста. Около одной из «свежих» могил – любовно ухоженной, огороженной, с черно-белым мраморным надгробием - сидит совсем молодая еще женщина, вся в черном, с потухшим взглядом, безвольно брошенными руками. Замедлив шаг, кладу два цветка к камню и… застываю от ужаса, мельком пробежав глазами строчку: «Я больше жизни мак люблю…». В жаркий полдень леденеют руки и мороз продирает по коже. Встречаюсь взглядом с ее пустыми, холодными глазами, она кивает и говорит глухо, едва слышно:
- Его последнее стихотворение. Сделала, как он просил… Завещание...
Не могу оторвать взгляда от этого проклятого камня. Годы жизни… Неполных девятнадцать… Портрет… Открытое, улыбающееся мальчишечье лицо … Роскошная челка… Да нет! Не челка, а чуб, густой, волнистый… Глаза сияют даже с могильного камня… И стихи…
Я больше жизни мак люблю.
И если умереть придется,
Не ставьте крест, поставьте шприц,
Чтоб я в могиле мог колоться…
***
Как же он мил, послушен! А уж талантлив! В шесть лет он рисовал, интуитивно чувствуя законы перспективы и сочетания красок. А если и нарушал их, то учитель в художественной школе охал от восторга: «Я бы умер от зависти». Писал стихи… Как сказал руководитель литературного клуба, куда Артем пришел сам в десять лет, «тютчевский взгляд на мир, пронизанный настроениями Бодлера». Подростком, он стал временами мрачно задумчив и меланхоличен, временами неудержимо весел, но при этом его благополучно миновали другие беды подросткового периода: дерзость и непослушание, желание самоутвердиться и настоять на своем. Мать и отец тихо радовались своему родительскому везению. Еще бы! Стоит оглянуться вокруг! У одних сын начал пить, у других состоит на учете в полиции, у третьих и вовсе сел за грабеж. А Темка – он просто ангел! Одно плохо – стал покуривать, но обещал бросить. Пару лет, как он всерьез увлекся компьютерной техникой, рассказывал, что стал писать программы на заказ, у него появились собственные средства и немалые.
***
- Маам! Я гулять! К ужину не жди!
- Ты поосторожнее там. Шпаны кругом полно…
Она поцеловала сына и привычно взъерошила его волнистый каштановый чуб. Сын, как и полагается шестнадцатилетнему подростку, попытался увернуться от материнской ласки.
- Ладно, я пошел.
Она смотрела в окно кухни, как он вышел из подъезда, к нему потянулась группа ребят, окружили, стали что-то говорить. Разговор явно какой-то напряженный. Среди них она узнала одного по кличке «Башка», туповатый качок. Он иногда приходит к ним домой, запираются с Темкой в его комнате, слушают музыку, спорят о каких-то книгах и журналах. Ничего так парнишка, хоть по уму он Темке и в подметки не годится, какие там книги!
Шорох за спиной заставил ее стремительно обернуться. Опираясь о край стола, белый, как мел, стоял муж. Она бросилась к нему.
- Что? Сердце? Что?
- Идем, - хриплым, не своим голосом отозвался он.
Замирая от нехорошего предчувствия, она пошла за ним в комнату сына. Вещи были разбросаны, на столе лежали какие-то пакетики с бурым порошком.
- Это у него в системнике спрятано было. А я просто хотел его компом воспользоваться. У меня ноут полетел. Открыл, а там на его странице… Смотри, - через силу выговаривал слова муж.
С экрана на них смотрели глаза Артема. «Отфильтрованная» автарка представляла собой жуткую посмертную маску с мучительно искривленным, окровавленным ртом. Ник - Тьма. В длинном ряду сообщений мелькали заказы, просьбы, мольбы о «дыме», стояли отзывы о «сене», вопросы о месте «клада».
- Этого не может быть! Не может быть! Этого не может… Это не он! Не смей в это верить! - шептала помертвевшими губами мать, уже понимая, что все это правда, что ее сын – наркодиллер и наркоман одновременно. Отец повернулся и, держась за сердце, медленно пошел из комнаты. На пороге, будто споткнувшись, рухнул на колени…
***
Похоронная суета отняла последние силы. Она лежала лицом к стене, сжавшись в комок, пытаясь заплакать. Слез не было. Артем подошел, стал на колени, прижался лбом к ее спине.
- Никогда больше… Слышишь - никогда. Клянусь тебе!
Она забилась в дикой истерике, плакала, кричала, обнимала и отталкивала любимого сына, чудовищного монстра, убийцу отца, разрушителя собственной судьбы.
Жизнь пошла своим чередом. Он курил, кололся, лгал ей в лицо с ясными, сияющими от эйфории глазами, обещая, что «это было в самый последний раз и больше никогда…». И снова - кололся, курил, толкал траву другим. Однажды на нее с кулаками и проклятиями бросилась женщина. Она плакала, кричала, проклинала ее и выродка-сына, который подсадил на наркотики ее дочь. Девочка не умерла, но впала в кому.
«Бежать, бежать, заткнуть уши, зажмурить глаза и бежать!» - кричал внутренний голос, когда она с трудом вырвалась из цепких рук той женщины и бежала по лестнице. Лишь захлопнув дверь, она почувствовала облегчение. Бросилась в комнату Артема. Она давно уже подобрала ключ к его двери, которую он всегда теперь запирал (дома или не дома), подобрала пароли к его страницам в соцсетях… Вот только ключ к его темной душе не удалось ей подобрать. В папке «Вирши» она наткнулась на вчерашнее его стихотворение.
Я больше жизни мак люблю…
А пониже - "вот такую надпись бы на памятнике..." Трель телефонного звонка прозвучала громом в ушах.
- Да, да! Да, это я. Областной наркологический… Я приеду. Я сейчас…
В приемном отделении на полу в рвотной зловонной луже лежало то, что когда-то было маминой радостью, папиным счастьем. Его били конвульсии, скручивая тело под самыми невероятными углами. Вокруг суетились врачи и медсестры. Она бросилась к сыну, но чьи-то сильные руки обхватили ее и вытолкали за дверь. Теряя человеческий облик, она колотила в дверь, выла и требовала впустить ее. Через полчаса ей открыли дверь. Она вошла, обессиленно прислонилась к стене и увидела неподвижный взгляд широко открытых глаз, мучительно искривленный окровавленный рот – маску смерти нарика по кличке «Тьма».
- Мы делали, что могли…
***
Я оцепенела, глядя на скорбную фигуру, застывшую перед камнем с богохульственной надписью. В кладбищенской тишине слышался только равнодушный стрекот кузнечиков. С ее безвольно опущенных плеч сползла черная накидка, открыв тонкие, бледные руки, на которых явственно виднелись многочисленные «дорожки» от уколов. Поспешно положив все цветы на их могилу, я ушла, не оглядываясь.
P.S. Дым, трава, книги, журналы, сено, клад – слэнговое обозначение курительных смесей, содержащих синтетические каннабиноиды JWH.
Вас тронула эта история так же, как меня? Комментируйте, ставьте лайки, делитесь своими историями. Считаю важным общение по такой злободневной теме.