После того «памятного» совещания по итогам олимпиад Кружелица несколько дней была не в своей тарелке, пока, наконец, не поговорила «по душам» с Сириной Борисовной. Глобина убедила ее в том, что не произошло «ничего страшного», что все было закономерно:
- Понимаете, Асият Иосифовна, нашим теткам нужно иногда давать возможность спустить пар, иначе они действительно перегреваются и у них начинает срывать крышу.
Кружелицу посмотрела на Сирину с тем же выражением «легкого недоумения» и недоверия. Ей все чаще в последнее время приходило в голову, что завуч ведет за ее спиной не только «свою игру», но играет даже и «за нее» и при этом не считает нужным ставить ее в известность о результатах этой игры.
- Но, Сирина Борисовна, разве так можно вести себя на совещаниях?.. Ведь это же полный подрыв авторитета…, я не знаю, директора, да и вообще исполнительской дисциплины.
- Да, не переживайте так…. Мы теток быстро прищучим – будут они как миленькие и с одаренными заниматься, и все другое делать…. Но я бы все-таки посоветовала вам выдать им премии…. Уже не за горами весна, восьмое марта. Вот там и можно было бы их порадовать, чтобы они чувствовали заботу…. Они же, как дети – с ними нужно где кнутом, а где и пряником…
Кружелица, наконец, кивнула более менее удовлетворенно. Последний тезис ей больше пришелся по нраву.
Однако с началом второго полугодия у нее были и другие хлопоты, не дававшие ей покоя.
Запила и три дня не выходила на работу Голышева. Об этом Кружелицу поставили в известность добровольные «доброжелатели» из учителей, особенно ненавидевшие «Голыша». Ее кое-как замещали другие математики, а когда она появилась, вся опухшая и с еще невыветрившимся перегаром, тщетно «зажовываемым» мятными жевательными резинками, Кружелица вызвала и сделала ей «устный выговор». При этом она тщательно избегала смотреть в глаза «провинившейся». В ее голове никак не укладывалось, что учителя могут «пить», да и еще так «запойно» - она просто не могла вообразить никакой причины к такому «странному» поведению.
Но через пару недель «дело» снова получило продолжение. Часа в три после обеда к Кружелице в кабинет с коварным видом заглянула биологичка Эльвира Даниловна Штыг и «настоятельно пригласила» ее в кабинет математики, бывший по соседству с ее собственным кабинетом.
Когда Кружелица туда поднялась, застала не просто «невозможную», а поистине «безобразную картину». Сирина держала за руки куда-то рвущуюся Голышеву:
- Зае….ло все! Пошло все на ….! Не мог…гу больше!..
- Ташка, успокойся!.. – увещевала ее Сирина, не отпуская ее руки. (Она Наталью Игоревну по-свойски так окликала.)
- Нет! Я ска…жу ей!.. А – вот и она сама!.. – Голышева увидела вошедшую в кабинет Кружелицу. – Вот она!.. Ишь! Яви…ась – не запылилась!..
- Заткнись, дура!.. – озабоченно, с тревогой и даже как будто с испугом зашипела на нее Сирина.
- Нет!.. Я скажу!.. Пришла тут, перцо…вская промокашка!.. Что, думаешь не знаю, как ты от Перцова отмаз…ываешься!?.. Что думаешь - зятек твой минь…естерский тебе ж…пу защитит от него!.. Х… там!..
И она засмеялась диким хохотом, от которого у Кружелицы волосы едва не встали дыбом. Они впрочем уже у нее почти стояли, когда она неосторожно взглянула в лицо «Голыша». Растопыренные губы с налившейся кровью бородавкой, растрепанные волосы, лицо, покрытое пятнами, но самое страшное – это взгляд…. Собственно, это даже не был взгляд, потому что оба глаза с размазанными остатками туши, были расфокусированы и смотрели в разные стороны. А зрачки…, точнее, зрачок одного из них, увиденный Кружелицей, - поглотивший почти всю роговую оболочку и расширенный до черного провала…
«Наркотик!» - сквозь сковавший ее ужас, мелькнула у нее в голове мысль, и она, едва не убежала, торопливо поспешив выйти за дверь.
На следующий день Кружелица вызвала Голышеву к себе. Она не рисковала оставаться с ней один на один, и та сидела в приемной до тех пор, пока к директору не пришла и вызванная ею «срочно» Сирина.
Официальным голосом Кружелица сказала, что поведение Голышевой не соответствует «образу учителя» и предложила ей написать заявление. Та сразу уперлась и потребовала объяснений. Асият Иосифовне очень не хотелось пускаться в объяснение, но, похоже, что это было неизбежно. Пришлось сказать ей о «пьянстве» и «пьяных выходках»…. Та тут же сказала, что «выпивает» не только она и назвала еще почти с десяток учителей, которые тоже «могут выпить» и делают это «в том числе и на работе». В ее списке фигурировали и Поделам с Борюном, и Котик, и Ниловна, и Женька с Полиной – в общем, практически вся массовая. Но она на этом не остановилась и стала перечислять и других «пьянчуг» - Острожную, Наконечную, Грузеву….
Кружелица вынуждена была остановить ее и предъявить ей «главное обвинение», связанное с наркотиками, чему она, по ее словам, «сама была свидетелем». Но «Голыша» не смутило и это, она сказала, что в таком случае, если ее уволят, будет «подавать в суд за клевету»…
Кружелица уже и не рада была, что ввязалась в эту перебранку и действительно, не знала, как себя вести, что дальше делать с этой «хамкой». А Сирина все время молчала, как-то «угрюмо» наблюдая из острых провалов своих глазниц за разворачивающейся «дискуссией», на глазах перерастающей в простую перебранку двух разошедшихся теток. Наконец, она велела Голышевой замолчать и выйти:
- Оставь нас одних…. Ну!? – с легкой угрозой добавила она, когда та позволила себе пару секунд помешкать.
- Нет, это как Сирина Борисовна?.. Как так можно – я не понимаю!?.. И что прикажете с ней делать?.. – причитала Кружелица, встав из-за стола и делая по нескольку шагов к окну и обратно. За ее спиной на обитой деревом стене во всю ширину был растянут флаг России, и когда она проходила мимо него, то отбрасывала на белую полосу полотнища легкую колеблющуюся тень.
- Асият Иосифовна! Давайте не будем ее увольнять – это не… - хотела, было еще что-то пояснить Сирина, но Кружелица ее перебила:
- Нет, я, конечно же, понимаю, что Наталья Игоревна – ваша подружка, но это…
Однако при этих словах оказалась в свою очередь резко «перебитой» Сириной:
- А вот это, как раз никого не должно волновать, кто чья подруга. В данном случае – это не имеет значения, я исхожу из простой целесообразности.
Кружелица прикусила себе губу, но снова «не поверила» Глобиной. А та стала развивать свои аргументы, впрочем, уже в каком-то «примирительном» тоне:
- Хотя Голыша нашего никто особенно не любит, но поверьте мне, Асият Иосифовна, - это не послужит укреплению вашего авторитета. Как ни трудно было предыдущему директору, и какие бы случаи не происходили с ней, - Сирина покачала головой, как бы давая понять, что все происшедшее сейчас, не идет ни в какое сравнение с тем, что было, - она никогда не позволяла себе подобные вольности…
Она так и сказала: «вольности», выделив голосом, и словно делая особенный акцент на этом слове. Как ни раздергана была Кружелица после «беседы» с «Голышом», но она уловила подтекст, ей адресованный. Окончательное право «казнить или миловать» не входит в круг ее «вольностей»…
- Но как вы не боитесь?.. – перешла почти на шепот Кружелица. – Ведь это же наркотик…. Это же чревато….
Она просто не находила слов, чтобы выразить свою тревогу.
- Да с чего вы взяли, Ас… Асият Иосифовна?..
Сирина чуть не назвала дирекриссу «Аськой». Ее прозвище уже достаточно широко распространилось по школе и везде – и в ученической, и в учительской среде – пришлось по вкусу.
- Но вы сами ее видели в…. этом состоянии?
- Да, колес…. Да, таблеток она наглоталась успокоительных – вот и все!.. Понимаете, дома у нее очень все не в порядке. С мужем…. проблемы…. Вот она и глотает их горстями…. А что на язык несдержанна – ну, бывает…. С кем не бывает?..
- Но Сирина Борисовна, как же дети, в конце концов?.. Если они увидят ее в таком виде – что они подумают?..
- Не волнуйтесь – не видели, и не увидят. И даже если увидят – простят. Я беру это на себя. Я вообще беру ее, ну, как бы сказали раньше на поруки - буду за ней сама присматривать….
Сирина Борисовна говорила об этом уже как о решенном деле, и вскоре перешла на какую-то другую тему. Кружелица тоже с облегчением заговорила о другом, хотя «хамка» по-прежнему не шла у нее из головы, но – странно – она уже действительно почти забыла, что час назад абсолютно уверенно решила ее «уволить».
(продолжение следует...)