Сегодня я ездил на электричке к родителям, которые живут в Подмосковье, туда добираться около двух часов. Поездка началась как обычно. Потянулись толпы продаванов, впаривающих всякий мусор, за ними потянулись толпы попрошаек, затем появились контролеры и толпы оленей бегающих от них по всей электричке.
Все шло своим чередом. Народ скучал, динамик вещал о следующей станции. Единственная вещь выбивалась из распорядка - это отсутствие музыкантов без слуха, музыкантш без голоса и картавых музыкогаденышей. И вот на очередной остановке в вагон зашел мужичок, которому на вид можно было дать 60-70 лет. За спиной у него был мешок, в котором узнавались очертания гармошки. "Ну, сейчас начнутся песни и пляски...",- подумал я.
Но они не начались. В вагоне были контролеры, мужичок посмотрел на них с неодобрением, сел на скамейку и принялся считать мелочь в пластиковом стаканчике, которую он судя по всему сегодня заработал. Закончив считать, мужичок уставился в окно. Так ехали минут двадцать.
"Странно, почему он не идет дальше по электричке? Может там он уже народ окучил? Почему тогда не выходит и не едет в противоположном направлении? А может просто едет со свадьбы, похорон или какой-нибудь пьянки? Морда - вон синяя какая"
От размышлений меня отвлек очередной безбилетный олень, гонимый контролерами из соседнего вагона. Громко обматерив контролеров, олень ломанулся через их строй в хвост электрички. Толпа проверяющих ринулась за ним. В вагоне воцарилось оживление.
И тут мужичок поднялся со скамьи. Он не спеша расчехлил гармошку, встал в проходе и принялся наигрывать что-то понятное одному ему. Играл он чрезвычайно скверно. Настолько скверно, что нельзя было даже угадать мотив мелодии. Закончив одну мелодию, он начал играть другую, потом третью, четвертую... Я смотрел на лица пассажиров. Выражение их лиц в большинстве своем от равнодушия теперь демонстрировало полную неприязнь. Скорей всего у меня была такая же физиономия.
Один из молодых людей не выдержал: "Мужик, ну достал уже! Иди дома тренируйся!" Фраза прогремела, как выстрел. Весь вагон ее услышал. Мужичок вздрогнул, мгновенно прекратил играть, сжался и мне даже показалось, что уменьшился в размерах. Он быстро упаковал гармошку и направился прочь. Никто не предложил ему деньги, в нашем вагоне он не заработал ни гроша.
Пока мужичок шел к выходу я снова посмотрел на пассажиров. Теперь в большинстве своем они были довольны, их лица выражали облегчение и одобрение. Некоторые пассажиры хихикали и жестами показывали, да, достал по самые гланды. И я был с ними солидарен, так как внезапно свалившаяся тишина вызвала прилив неземного блаженства. Электричка продолжила свой путь, народ продолжил скучать, олени бегать, а продаваны впаривать мусор.
Через полчаса поезд добрался до моей станции. Я вышел, осмотрелся и тут мой взгляд остановился на толпе. Это была не та толпа пассажиров, которая ломится к переходу, а другая, мрачная, молчаливая и зловещая, которая никуда не уходит.
Я приблизился, начал протискиваться между людьми и вскоре заметил стоящий на земле мешок в котором угадывались очертания гармошки. Чуть дальше стояли санитары, а на скамейке лежал труп мужичка-гармониста. Врачи объясняли что-то молодому лейтенанту, тот что-то старательно записывал. Вроде бы здесь я был абсолютно ни при чем, но в сердце неприятно кольнуло и защемило так, что мне пришлось поспешно удалиться.
Что увидел тот мужичок-гармонист в последние минуты своей жизни? Что почувствовал? Равнодушие, непонимание, неприязнь, насмешки, жадность, унижение и злобу со стороны окружающих.
И мне стало стыдно. Стыдно не за то, что я сделал и почувствовал, а за то, что я и в будущем поступлю точно таким образом. И другие люди в своем большинстве поступят аналогично. Мне стало стыдно за гниль в душе, которую уже никак не вывести.
Какая мораль? Никакой. Будьте людьми, живите так, чтобы в последние минуты своей жизни вы могли испытать счастье, радость и спокойствие.
Всем добра! Подписывайтесь, ставьте лайки.