Никогда не мог понять – насколько сильно мне хочется жить.
Точнее так. Когда возникала угроза, отчетливо понимал, что помирать не хочу. Побывал в паре серьезных драк. От призыва в Афган отделался легким испугом. Самолеты со мной на борту терпели бедствие. Как-то заснул за рулем. И всякий раз, как возникала реальная опасность - до стона, до крика понимал, как хочу. Жиииииить! Особенно в звонкий осенний день. Я же осенний по рождению. Дни поздней осени бранят обыкновенно, но мне она мила…
А то вдруг затишье. И, кажется, оно наступило навечно. Мне ничего не грозит. Ничего не болит. С работой норм. В семье порядок. Война далеко. И денег хватает.
В начале года впервые попал в больницу. Давление. С ворохом предписаний отпущен на долечивание. В поликлинике был отмщен за все годы, что не ходил по докторам, глупо полагая, что родился сверхчеловеком, что сотрудники и начальство в восторге от моей способности всегда быть в форме. Меня направили на десятки дорогущих и мучительных анализов. Но радости от того, что они бесплатны по полису ОМС, не испытал.
Всегда думал, что свои и чужие беды – как литература. Типа пролистнешь неприятное место, и нет проблем. Как Скарлетт О'Харра из "Унесенных ветром" Маргарет Митчел: "Эту мысль я буду думать завтра". Но тут пролистнуть не удалось. Накрыло. Звонит онколог, говорит: «Можем повидаться?». Увидел мои плохие анализы. Надо сделать серию новых, чтобы лучше понять.
А что тут непонятного? Это случается. Почти у всех.
Дико захотелось жить. Увидеть еще одну осень в Абрамцеве. Посидеть на берегу Красного моря. Покормить уток на Чистых прудах. Помириться со всеми, кого обидел. Сыскать подонков, отлупивших меня в Останкино в детстве.
Последние анализы показали, что не все так плохо. Доктор предположил, что я вообще могу помереть от другой болезни.
Ну, что – перелистнуть или не перелистнуть? И стоит ли горевать, что зимой 65-года меня били лишь за то, что нос с горбинкой?