Очень сильно развитой интуицией я отличалась всегда. Чаще всего и скорее всего моя психика просто могла сделать очень быстрый анализ ситуаций, поз, жестов, взглядов и выражений лиц, чтобы понять, о чём люди думают.
Но был в моей жизни случай, когда на человека я почти не смотрела, но даже физически ощущала вхождение его острых переживаний в свои мысли. Очень ярко я помню этот случай и сейчас, спустя более 30-ти лет.
Итак...
На дворе май. Моей дочери Полине 9 месяцев. Мы приехали к моим родителям в деревню, чтобы провести лето поближе к природе. На сессию в университет, где я училась заочно, решено было не ехать, а взять академ.
И вот я иду на сельскую почту, чтобы отправить документы с заявлением на академический отпуск в вуз. Дочку я взяла с собой и с лёгкостью несла её на руках, личиком вперёд. В парке, около сельсовета, я повстречалась с тётей Зиной, маминой подругой. Смущенно улыбаясь и делая вид, что очень рада, я поздоровалась. И вот тут-то меня и накрыло, как волной, чужими мыслями и эмоциями.
- Интересно, а ребёнок у неё нормальный? - думала тётя Зина. А я остро чувствовала эту её мысль, от которой мне хотелось спрятать личико дочки от чужого взгляда и повернуть её к себе.
- Почему, почему, она так думает? - пронеслось у меня в голове. Я шла дальше и мысленно ругала свою маму, которая могла сболтнуть лишнего про наши диагнозы на момент рождения. Мама у меня была настоящей советской женщиной и осуждала тех, кто что-то скрывает и недоговаривает. Она всегда говорила правду и только правду, даже ту, о которой лучше промолчать. Как же она была в этом не права. Лишние рассказы посторонним о детях и внуках сильно вредят энергетике наших дорогих и любимых чад!
Когда я сидела на почте, подписывала конверт и составляла опись вложения, сюда же пришла и тётя Зина. Она прошла к прилавку и разговорилась с нашим бессменным пожилым почтальоном дядей Колей. Я сидела к ним спиной и писала, а Полина постоянно мне мешала, пыталась схватить ручку, тянуть к себе документы.
- Ну, Полина! громко воскликнула я . И тут же почувствовала, что этим возгласом я будто вонзила нож в самое сердце тёти Зины и несколько раз его там повернула, словно в поэме Мцыри. Это чувство было подобно молнии, вслед за которой накатила горячая волна.
Я обернулась. Тётя Зина стояла у прилавка именно в той самой позе, будто с ножом в сердце, сжавшаяся от сильной боли. Но не от физической раны, а от более тяжёлой, душевной...
И тут только я вспомнила, что дочь тёти Зины, почти мою ровесницу, зовут так же, Полиной. Как живёт Полина, что у неё в жизни происходит, я не знала. Никогда не слушала сплетни и пересуды, кто, с кем, где и как!
Про Полину, дочь тёти Зины, мне мама вечером рассказала, хотя я о ней не спрашивала. Спросила о другом, о незнакомом парне с тем же годом рождения, что у меня. Странную могилу я увидела на кладбище, куда сопровождала подругу детства, прибраться у её отца. Фамилия у парня типично сельская, а я его никогда не видела и даже не слышала о нём, фото на памятнике тоже нет. Мама ответила, что у этого юноши был синдром Дауна, родители его стыдились и тщательно скрывали. Так и прожил он 26 лет, незамеченный обществом...
И тут мне мама сказала про Полинку, своего сына она растила целый год, но потом сдала его в спец. учреждение. Врачи настояли, сказав, что чем дальше, тем труднее ей с ним придётся. А внешне ребёнок был очень хорошенький. Какой у него был диагноз мама не сказала, возможно, что сама на знала.
Только теперь, став бабушкой, я в полной мере могу понять всю боль этой деревенской женщины, чьи горькие чувства я нечаянно прочитала.