Анна повернулась лицом к темному окну, прижалась лбом к холодному стеклу. Под веками закрытых глаз закипали слезы. Рядом начала всхлипывать старшая дочь, Вера, в дверях кухни стояли младшие. Сын смотрел исподлобья, а младшенькая просто улыбалась. Она еще не понимала, что сказали дедушкины друзья.
А мужчины переводили взгляды с нее, Анны, на свекровь –Марию Исаковну. Анна резко повернулась и как можно более спокойно произнесла, стараясь, чтобы не сорвался на крик голос:
- Я поняла все. Скоро придет Коля и мы с ним приедем, куда будет надо. Спасибо вам.
-Да, – улыбаясь во весь рот, повторила свекровь, скоро Коленька придет, а за ним и Яша.
Анна мельком увидела лицо старшей дочери, ее удивленно и испуганно взлетевшие брови. Анна покачала головой, и пошла провожать гостей. Уж лучше бы не приходили они. Или не сейчас. Не сейчас…
Свекор со свекровью приняли Анну сразу. Выбор делал их сын, и значит, этот выбор был хорошим. Разве их сын плохой человек? Разве он мог выбрать плохую девушку? В конфликтах, которые случались у молодых, родители мужа принимали ее сторону. Только одни раз, вспомнила Анна, с ней, а не с Колей строго говорил Яков Илларионович. Свекор. Тогда их позвали в гости. Коля выпил лишнего, беременная Аннушка пришла домой одна.
Свекровь, всегда смешливая, спокойная, только головой покачала, а свекор свел к переносице густые рыжеватые брови и произнес:
- Нюра, - тяжело вздохнул свекор, - Не гоже так. Вы вместе ушли. Вместе и приходить домой должны. Так не красиво, все дома можно обсудить.
Аннушка сделала выводы. Больше такого она себе не позволяла. А свекор со свекровью казалось, стали к ней еще более внимательными. Да и много ли жизни у них было до войны? Поженились они 31 декабря 1937 года, в 1939 родилась дочка, Верочка. Потом в 1940 – сынок. Прожил он не долго, месяц. Тогда свекровь гладила ее по волосам, утешала, как могла. А свекор, сам сооружавший домовину для младенчика, все повторял «Нюша, ну и так бывает, Нюша, ты держись!» И все к ней в семье мужа относились хорошо. Братья мужа, про которых свекровь, сверкая белыми зубами, гордо говорила. «У меня вот три сына. И все на «М» - Миколай. Микита. Митрий» и даже его сестра, Таисия, которая поначалу ревновала младшего к жене.
Вспомнила Анна, машинально чистя картошку к ужину, чтобы накормить мужа и как-то рассказать ему, сообщить, что у него не стало отца и тот страшный день конца августа 1941, когда ее, беременную, с дочкой и племяшкой на вокзале провожал свекор и ее, Аннина, сестра Феоктиста. Свекор сажал их на поезд – Коля не смог вырваться с завода, - пихал ей чуть ли не за пазуху деньги, завернутые в платок, целовал Верочку, просил ее беречь детей и беречься самой, и писать, как только будет хоть какой-то шанс написать.
Анна знала, что когда Физа вернулась с вокзала домой,то ее дома уже не было – прямое попадание бомбы, свекор ее, Аннин, Яков Илларионович предложил Физе пожить с ними, но Физу не отпустили с завода и она осталась жить при заводе. Знала, что после того, как на Физиного мужа пришла похоронка в 1942 году,ее свекры поддерживали Физу, как могли.
Анна не понимала, каким таким чудесным способом приходили письма от них – писал Яков Илларионович. Писал всегда по делу. Коротко. Иной раз в письме была приписка от Марии Исаковны. Дескать, живы мы. Нюша , детей береги. Как шли письма из блокадного города – одному богу ведомо. Но доходили.
Из них Анна узнала, что из всех сынов свекрови к 1943 году остался один Николай. Дмитрий и Никита погибли. Семьи их умерли от голода в блокадном городе. А сестра их выжила, наверное, только потому, что ушла на фронт.
Война успела выкосить и Анниных родных. Четверо ее братьев пали.
А Анна жила не далеко от той деревни, где жили ее мать, сестра младшенькая София и куда потом приехала умирающая от голода Феоктиста. Жила в сараюшке, вместе с детьми – Верой и крохотным сыном, родившемся в октябре 1941 года.
Коля не писал. От него вообще не было писем. О нем Аннушка узнавала от свекра. О том, как он получил бронь, как потом его с заводом отправили в Сибирь, как он оттуда пытался дважды бежать на фронт, как его, сняв в третий раз, чуть не расстреляли по Законом военного времени за дезертирство с рабочего места.
Аннушка не понимала, почему сам не пишет, но забот было много, а потом пришло от свекра письмо, которое все расставило на свои места. Свекор писал, что там, . в далеком городе Красноярске, куда был определен его завод, Коля нашел другую женщину, но они, Яков Илларионович и Мария Исаковна, сказали ему, что другой невестки, кроме Нюши, у них не будет. Чтобы он об этом помнил, что хоть он и их сын, но невестка у них одна и внуки от нее тоже одни. А ты, Нюша, писал свекор, иди в суд, подавай на алименты, у тебя двое деток. Их надо растить. И приписка от Марии Исаковны. Живы, мы, Аннушка, живы пока. Анна подала на алименты.
Анна мужа не осуждала. Понимала, что, наверное. не выжить там было по-другому Да и тут ей был не сахар. Она даже курить начала – курящим давали каждый час по десять минут перекура, отдыха. На перекурах ей Вася, отсыпал махорки и пихал в карман жакета то клубень картошки, то кусок хлеба для детей. Что же. У него та женщина, у меня Вася. Война.
Аннушка вспоминала, как в феврале 1944 пришло письмо, написанное Марией Исаковной – выжили мы. Аннушка, выжили, теперь твой день рождения у нас – двойной праздник, блокаду сняли именно 27 января. Тебя, Нюша, с днем рождения, а нас.- с избавлением. И деловая приписка свекра – собирайся, Нюша, у нас уже тоже теперь войны нет, не гоже тебе по чужим домам жить, мы тебя выписываем, едь домой, в мужнин дом, в наш то есть.
Когда уезжали, плакал Вася. Но Анна ехала домой. К родителям мужа. Она пока еще жена и должна жить в его доме. Да и с детками помогут свекры. А ей. Анне, работать нужно.
Коля вернулся в 1950 году. Один. Приняла его Анна, ни слова не сказала. Ни она ему. Ни он ей. Только один раз как-то тихонько сказала Мария Исаковна :
- Аня, не выжить бы ему было там, понимаешь?
Она понимала. Война все перемолола. Все повернула , всех показала. Да, и ей было бы не выжить. А сейчас что говорить – вернулись. Все, кто выжил вернулись по домам, Все, что было –то было, никто судить не в праве. И дочку они назвали Любовью, ту которая поскребыш, родилась после Колиного возвращения.
Анна задумалась так глубоко, что не услышала, как пришел с работы Коля. Его встретила Вера. Она, наверное, ему рассказала, что дедушка умер.
Вдвоем с Колей они стали собирать узелок, тот, с которым потом пошли в морг- вещи там дедушкины. Белье новое, одежда, в которой его будут провожать.
Старались не шуметь. Вера каким-то образом уложила всех спать, детей младших, и даже бабушку Марию уложила.
Обычно по утрам первой вставала Мария, Она собирала поноски с едой и мужу, Яшеньке, и сыну. Коле. Готовила завтрак для Анны и детей. Так было и на другой день. Анна посмотрела на стол, увидела там два узла с едой нехитрой –один мужнин, а вот второй..
Анна показала на узелок и спросила:
– Мама, а это вы зачем собрали?
Мария посмотрела на нее безмятежно и светло:
- Ой. И правда, Нюша, Яша же уехал в Колпино, вчера люди с работы его приходили, сказали, что его в Колпино в командировку отправили. Колпино, конечно, не Москва, близко, но все равно. Он уехал уже. Это я, Нюша, по привычке.
Анна смотрела в глаза свекрови и пыталась улыбнуться. Господи, что же происходит-то?
Анну всегда поражало, что свекровь чувствовала, тот момент, когда ее Яшенька ступал на асфальт из трамвая, когда приезжал с работы. Тогда она всем радостно объявляла – Яшенька из транспорта вышел, и открывала ему дверь тогда, когда он преодолевал последнюю ступеньку лестничного марша. Не важно было, задерживается он на работе или нет, все равно, она знала каким-то непостижимым способом, что Яша делает и где он.
А вчера же люди, пришедшие к ним в дом, ясно сказали – умер Яков Илларионович, сердце не выдержало у старого человека. Вот так вот, война позади, блокада пережита, детей, сынов похоронил. И прямо на работе. у станка, успел только станок выключить, опустился на табуреточку и отошел. И свекровь это слышала.
Следующие дни были похожи на кошмар. Странный. Абсурдный. Когда вроде и не страшно, а жутко до невозможности. Анна с мужем хлопотали о похоронах, А Мария Исаковна всем и каждому рассказывала, что вот что-то Яшенька с работы долго не идет.
На кладбище она вглядывалась в лица людей и у каждого спрашивала, где же Яшенька, если тут кого-то хоронят, явно не чужого им. Кидала землю на гроб, монетки в могилу, спрашивала,почему плачут Вера и Коля и все оглядывалась, искала Яшеньку.
На поминках Анна ловила на себе взгляды друзей свекра, сочувствующие. Коля был замерший деревянный, Вера шикала на младших, а на Аннушку смотрели, соболезнуя. Мария Исаковна веселилась. Он поднимала тосты, говорила всем,что жаль, что праздник празднуют без Яшеньки. Он что-то долго в Колпино на работе задерживается, но ничего. Она ему отложит и картошечки. И сала чуточку отложит, да и маслица постного в картошечку добавит. Яшенька у нее, знаете какой муж? Таких, как Яшенька, поискать – не найдешь. Он один такой. Она за ним всю жизнь , как за стенкой жила каменной, деток любил, на нее надышаться не мог, вот только с работы не идет. А давайте споем, Яшенька песни любит петь, особенно вот эту и затягивала песню «Не для тебя» Голос у нее хороший был, потом Анна слышала такие по радио, когда оперы передавали.
До девятин каждое утро Мария собирала Коле поносочку, и все время спрашивала,где же ее Яшенька, почему он с работы не приходит.
Минуло девять дней. Собрались люди. Тихо, помянули Якова Илларионовича за столом. Бабушка Мария была какой-то задумчивой.
Вечером, после застолья Вера, дочка, пошла мыть посуду, Ставила воду на печку греть, а Анна разбирала с комнате стол, снимала со стульев положенную на них доску, чтобы все сели. Когда входила в кухню, увидела, как бабушка подошла к Вере сзади. Обняв за плечи, повернула к себе и внимательно так посмотрела в мокрое от слез лицо внучки
.- Веруша, а ведь сейчас же мы Яшеньку моего поминали, так? И вот неделю назад его же хоронили? Нет моего Яшеньки больше. да, Верочка, умер он?
Вера закивала головой. А потом заплакала, уткнувшись в бабушкино плечо. Мария погладила внучку по голове. Она не плакала, но лицо ее вмиг потеряло все краски, она стала даже ниже ростом и еще тоньше.
- Нет моего Яшеньки больше, значит. Вот так. Ну что же, тогда и мне тут нечего больше делать, мне тут не надо. Пойду я к нему. Нельзя мне без него.
Она ушла в комнату и легла на свою кровать. Отвернулась к стене.
А через пару часов к ней подошел ее сын, Николай, чтобы укрыть пледом и коснулся ее плеча. Легкое тело старушки перевернулось с бока на спину. Лицо ее было спокойным, губы улыбались. Наверное, ее Яшенька уже давно держал ее за руку, за ту, в которой она сжимала, что есть силы его пропуск, с работы, с маленькой карточкой ее Яшеньки в уголке.