В 1983 году Академия наук Советского Союза (АНСССР) была мощной структурой, уважаемой во всем мире. Сформировавшаяся в СССР научная среда представляла собой «государство в государстве» со своей относительной свободой, позволявшей ей выступать на равных с КПСС. Во многом создавшееся положение было обусловлено историческими обстоятельствами, когда страна встала на путь индустриального развития, а как писал в то время философ П.А. Флоренский: «…современная экономика всецело зависит от техники, а последняя обусловлена научным исследованием, то …научному …исследованию принадлежит значение решающее».
После второй мировой войны, когда две мировых системы сошлись в противостоянии холодной войны, советская власть поняла, что собственная наука обеспечивает эффективное развитие как военной техники, так и экономики. А сами научные исследования эффективны не в условиях научных «шарашек», с помощью которых она пыталась решать проблемы в конце 30х, а при экономической и даже политической свободе. В результате, научная среда СССР стала активно расти и развиваться, став мощной экономической и политической силой, а АН СССР элитой государства, от решений которой многое зависело. Именно тогда произошло деление науки на фундаментальную и прикладную, концентрировавшуюся в отраслевых НИИ.
К таким «прикладникам» относился и ВНИИТ, только что преобразовавшийся в «НПО КВАНТ», и его директор Н.С. Лидоренко, создавший и развивший институт на космической тематике, решил продемонстрировать успехи административным и научным руководителям СССР еще и в земных, и морских делах, и укрепить положение института.
Показ или, как бы сейчас сказали, презентацию, было решено провести летом в Геленджикской базовой лаборатории (ГБЛ) ВНИИТ, куда заманить руководство было все же легче, море летом - хороший стимул.
Надо отдать должное, к подготовке визита отнеслись серьезно, развернули строительство, построили столовую, правда без водопровода и канализации, стали достраивать лабораторный корпус, где должна быть расположена и моя лаборатория гидроакустики. За пару недель до визита наш коллектив направили для подготовки оборудования к показу. Денег не жалели, загрузили аппаратуру и направили нас спецрейсом Як40 в Геленджик.
Июньская погода не подводила. Море, пирс, корабль, лаборатория, это все рабочая обстановка, а на погоду внимание обращают мало, если работы много. Пораженный бурной деятельностью в ГБЛ, со спокойствием бывалого человека, направился из гостиницы ГБЛ на пирс, проверить оставленное на нем с прошлой командировки и законсервированное оборудование, его и надо было подготовить, поставить в море чтобы продемонстрировать работу высоким посетителям.
Пирс встретил почти стерильной чистотой, все было вычищено и покрашено, и он походил на причал у какого-нибудь престижного санатория, не хватало только кораблика с отдыхающими. Никаких бухт с многожильным кабелем, якорей, масляных тросов, каболок, капроновых фалов и других необходимых, но создающих беспорядок вещей, на пирсе не было и в помине. Оглядев все это и ничего не найдя, совершенно ошарашенный помчался в гору выяснять, как, где, что? Первый же встреченный сердобольный и информированный сотрудник ГБЛ доходчиво объяснил, что такому барахлу на пирсе не место, а место ему на свалке, где оно по справедливости и находится.
Это был первый, но не последний стресс в этой памятной командировке. На счастье, недалеко увидел стоящих и наблюдающих за строительной суетой начальника ГБЛ, добрейшего Бориса Ивановича Лимасова и его начальника, жесткого и умного директора краснодарского филиала ВНИИТ Скокова Юрия Владимировича. Со Скоковым мне уже пришлось встречаться у него в кабинете, когда пришел просить его дать указание срочно изготовить партию преобразователей и красиво, в красках, рассказывал ему какие замечательные приборы придумал, и что это просто переворот, да ни кто не скроется от чуткого преобразователя и т.д. и т.п. Молча выслушав мой монолог, он вздохнул и высказался в том духе, что как приедет разработчик из Москвы так, его изделие, ну просто гениальное, а как его сделаешь, то через полгода оно уже никому не нужно, кроме как самому разработчику. Пришлось все обратить в шутку, сказав, что у нас так принято рекламировать свои разработки. Потом, через лет 10, все это стали называть маркетингом. Но это позже, а сейчас было золотое время социализма и надо было срочно, что-то предпринять, время то в обрез.
Итак, Скоков и Лимасов стояли рядом, вопрос был только в том, что лучше - просить у Скокова, или требовать у Лимасова, с которым у меня сложились добрые отношения за 8 лет совместной работы. Решил, что буду требовать от Лимасова, но так, чтобы услышал Скоков, с этим и подскочил к нему и стал очень громко возмущаться сложившимся положением, Скоков отвернулся и в разговор не вступал. Под конец, совсем распаляясь, заорал: «Вы действительно думаете удивить президента АН СССР своим убогим актовым залом?», на строительство которого и были брошены все силы, и продолжил: «Он ведь едет посмотреть то, что мы сделали, а вы все это буквально отправили на свалку!». Лимасов только и мог пробормотать, что было указание, правда не уточнив чье, но было и так понятно. Выступление сработало, к следующему утру все милые моему сердцу железки, кабели, фалы и т.д. были вывалены на пирсе, и он принял свой привычный вид, при котором по нему невозможно было пройти, не споткнувшись обо что-то, и не вымазывавшись о м.н.с. – морскую несмываемую смазку. Дальше была нормальная тяжелая, и часто грязная работа по сращиванию и герметизации кабеля, его проверка, подвязка к тросу в м.н.с., перекладка почти полутора километров кабельной линии, погрузка на борт судна, прокладка и установка на дно оборудования, настройка и проверка аппаратуры и все это при июльской жаре, на виду у многочисленных отдыхающих.
Но вот день показа настал. КГБ оцепил весь район, желтая выгоревшая трава покрашена в зеленый цвет, новые белые халаты получены и одеты, полы помыты, аппаратура красиво расставлена в новой лаборатории с видом на море. Донный модуль, установленный в море, работает и шумит в динамиках, плакаты развешаны, новые разработки выложены на столах, все готово. Гости уже на территории и продвигаются к нам, переходя из одной лаборатории к другой.
И вот тут-то, когда все было в полной боевой готовности, неожиданно возникла стрессовая ситуация, которую я буду помнить всю жизнь.
В лаборатории работал Владимир Гавриилович Голованов, кандидат, выпускник физтеха, который, придя к нам, честно предупредил, что у него «черный глаз». Действительно, своим внешним видом, с черной бородой, сутуловатый, с большими черными глазами под очками он производил несколько мистическое впечатление, но сотрудник он оказался великолепный, умный, образованный, работоспособный он доводил любое дело до конца, что для моего характера было очень ценно. Однако вскоре я убедился, что действительно, то, что он считал, что получится - не получалось, а то, что считал не получится, как раз и получалось, да и с приборами у него происходили чудеса, они зачастую работали не так как должны. Это вообще несколько мистично, но приходится признать, что есть люди, которые как-то влияют на неодушевленные на наш взгляд предметы или эти предметы чувствуют людей. Думаю, автомобилисты меня поймут. Работать приходилось с очень современной акустической аппаратурой, купленной за валюту через третьи страны. То было, так привычное для нашей страны, время эмбарго и санкций.
Итак, зная черный глаз Володи, я самым строгим голосом предупредил, что бы он ни до чего не дотрагивался и не включал. Вообще то он сильно обижался на такие мои выступления, но я решил не рисковать и не обращать на это внимания. Наша роль в этом показе должна быть пассивной, надо было сидеть с умным видом и отвечать на вопросы, если вдруг они возникнут, а высоким гостям все должен был говорить директор, ну, в крайнем случае, зам. директора. Особо о тексте мы не беспокоились, ведь все работало. Перед этим, поздно вечером все было подключено и еще раз перепроверено, а потом лабораторию опечатали и сдали под охрану КГБ, все было весьма серьезно.
Итак, мы ждем, и в это время Володя все же включает тумблер сделанного им маленького аппаратика для слухового контроля, чтобы послушать, что делается под водой, тут же происходит громкий хлопок и буквально вся аппаратура отключается и импортная, и наша, и все самодельные приборы.
Все! Показывать нечего!
Несколько минут проходит в беспорядочной суете, все щелкают выключателями, включают, выключают автоматы на распределительном щите, полный хаос. В принципе я был готов ко многому, но что бы такое случилось, трудно было даже предположить. Что произошло мы так и не разобрались, но факт в том, что от одного подключения вышло из строя все. В окно было видно, как длинной цепочкой вся делегация, а это человек 30, направляется в нашу сторону. Кому теперь, что и как объяснить, то, что мы и сами не понимаем, что случилось.
В это время очень медленно, по узкой лестнице на второй этаж, начинали подниматься высокие посетители. Надо напомнить, что это начало 80х годов и руководители страны отличались весьма преклонным возрастом и это придавало стране стабильность, не было рывков и потрясений. Было ощущение вязкого времени, когда все давалось с большими усилиями, надо было обладать фантастическим энтузиазмом, чтобы что-то сделать, но сделать было можно. А шаги по лестнице все четче, в это время погасший экран гордости лаборатории брюлевского спектроанализатора мигнул и на нем появился текущий спектр шумов моря. Постепенно ожила половина приборов, преимущественно импортных, а почти все самоделки сгорели. Отвлекшись на оживающую аппаратуру, я и не заметил, что кто-то вошел в комнату и обернулся только тогда, когда кто-то из сотрудников дернул меня за рукав.
Передо мной стоял член ЦК, Президент академии наук Советского Союза, академик Александров А.П., с очень характерным лицом и абсолютно лысой головой, за которую некоторые называли его «Фантомасом», популярного персонажа Жана Маре. Мы стояли друг против друга и молчали, я ждал, как было договорено, что подойдет директор и начнет докладывать Президенту о моей работе. Но директора не было, а в комнату очень медленно входили министры, академики, адмиралы. Пауза затягивалась, Президент недовольным голосом спросил: «Кто будет докладывать?», «Видимо придется мне» ответил я и от стресса начал просто рассказывать, что к чему. Мы стали ходить по комнате, а я, освоившись и понимая, что меня слушают, задают вопросы и понимают, что прямо скажем, в жизни было очень редко, рассказывал все, что знал. А знал уже немало, так как почти 3 года провел в Гаграх на сравнительных испытаниях приемников такого типа, предлагаемых различными предприятиями и хорошо знал проблему. Уже к разговору подключились академики Гапонов-Грехов А.В. и Ильичев В.А., адмирал флота Смирнов Н.И., наш министр Антонов А.К., а Президент все задавал и задавал вопросы, а я говорил и говорил. В это время почувствовал ощутимый толчок в спину, сзади стоял директор и шипел сквозь зубы: «Заканчивай!». Чтобы закончить я пообещал высоким гостям сделать не отдельный модуль в море, а целую комбинированную антенну и показать ее им.
На этом кошмарная для меня презентация закончилось и все, так же по одному, стали выходить из лаборатории. Потом, на мысу ГБЛ, в гостевом домике, высокие гости всю ночь пили коньяк и, если верить Ильину Б.И., Александров А.П. интересовался именно нашей работой, так что все же эта кошмарная презентация удалась.
После этого в НПО открылись новые морские работы, было приобретено еще одно, третье судно, расширился штат сотрудников, но на моей лаборатории это сильно не сказалось.
Не все, что плохо начинается, плохо кончается и, кстати, у меня часто то, что плохо и трудно начиналось хорошо получалось и наоборот.
Антенну через год мы сделали, больше уже никто не приехал её смотреть, но она позволила получить еще одну очень памятную встречу, о которой я напишу.
Владислав Дмитриев