Шаг! Шаг! Шаг!.. Быстрее! Быстрее! Шаг! Шаг! Шаг!.. Ты можешь это сделать. Среди этих фальшивок он слишком реален. Шаг! Шаг!.. Я не могу ошибиться. Шаг!.. Шевели ногами, чертов везунчик! Там впереди наше спасение! Шаг! Шаг! Шаг! Шаг!.. Там ГОРОД! Шаг! Шаг! Шаг!
В двери даже не было щеколды. С грохотом она открылась настежь. Только вот старый дьявол даже не вздрогнул! Как же я хотел свернуть эту старую тощую шею! По лицу текли обжигающие струи пота, легкие обжигал горячий воздух, по рукам тек желтый гной из лопнувших волдырей. Жар нестерпимо жег шею, плечи, спину. Жег всё, но только не Бату. Старый мерзавец пил горячий чай!
- Ты знаешь, в чем дело.
- В годы моей молодости было принято здороваться с хозяином дома, юноша, – словно издеваясь, Бату говорил размеренно и беззлобно.
- Ты знаешь, в чем дело.
- Ты, видно, готовился к серьезному разговору. Но начинать его, ломая чужую дверь – дурной знак…
- ТЫ ЗНАЕШЬ, В ЧЕМ ДЕЛО!
Моё лицо пылало от ярости. Разорвать! Надо разорвать на куски это чудовище! И всё прекратится… Капля его крови, а завтра – струи дождя на изможденную землю… Одного взгляда хватило, чтобы решимость моя рассыпалась в прах. Напротив Бату стояла вторая чашка чая. Моя чашка.
Старик дождался, пока я сяду и сделаю первый глоток. Вопреки моим ожиданиям, горячая жидкость не обожгла горло. Чай ласково согрел и унял жажду. Бату удовлетворенно кивнул.
- Вот так-то лучше. В такой зной горячие головы – не редкость, но наш разговор требует хладнокровия.
- Ты знаешь, в чем дело, - обреченно повторил я.
- Знаю. И раз ты здесь, значит – тоже хочешь знать. Я прав, Майкл?
Я кивнул. Бату пристально всматривался в моё лицо. Он не уверен, думал я. Сомневается, готов ли я. Только сейчас я заметил, насколько выгоревшие у старика глаза. Бату был почти слеп.
- Вы слепы? – Бату ухмыльнулся.
- Вот уже 60 лет мои глаза способны различить лишь день и ночь. А вот ты – парень зоркий. Скажи мне, Майкл, что ты видел?
- Я видел, как умирает город. Видел, как февраль стал августом. Видел, как земля трескается под ногами, - каждое слово ложилось камнем на душу. Глаза начали застилать слезы. Старик же оставался спокоен.
- Это не то. Что еще ты видел?
Что еще? ЧТО ЕЩЕ?! Старый стервятник Бату издевался надо мной. Хотелось взять его за грудки и кричать ему в лицо. Кричать о том, как умирали мои родители, как я копал каменную землю и опускал их тела в эту проклятую серую пыль. На мгновение я представил, как своими руками выдавливаю эти слепые глаза из глазниц. Как бы это не звучало, мне стало легче. Благодари Господа, что к тебе пришел я, старик. Будь на моём месте Билли Ровер… Воспаленная спина вдруг похолодела. Билли Ровер. Эдриан Вонг. Гарри Вуденброк. Зак Ивчински.
- Их нет. В городе не осталось никого младше восемнадцати. Кроме меня. – Бату одобрительно кивал мне, словно я правильно разгадал загадку и вот-вот получу приз. Только слепые глаза оставались печальными.
- Где они?
- В Армии. Им пришли повестки.
- Майкл Зоркий глаз. Так звали бы тебя в мое время, - на лице Бату играла мягкая улыбка. – А что касается тебя – не волнуйся. О тебе не забыли. Просто выжидают удобного момента. Готов поклясться, повестка придет не позднее конца месяца. Ты им нужен.
- Зачем, Бату? Зачем нужен? И почему нет зимы? – впервые со дня смерти родителей я снова почувствовал себя маленьким и напуганным. Все внутренности говорили мне бежать из дома Бату. Потому что это страшная тайна, Микки-бой. Ты уверен, что хочешь её знать? Уверен?
Дети счастливы тем, что могут убегать от своих страхов. Взрослея, мы лишаемся этой возможности. И я остался. Бату раскурил трубку и долго смотрел в пустоту. А потом долго и хрипло рассказывал о своей жизни, больше похожей на детскую страшилку.
- Мне было 18, когда повестка пришла в мой дом. С самого детства я грезил о небе. Представь себе мою радость, когда выяснилось, что служить я буду в авиации. Я бежал из родного дома вприпрыжку. Конечно, я еще не знал, что никогда его больше не увижу.
В летном училище равных мне не было. Десятки вылетов в неделю. Новые места, новые задания. Я быстро поднялся. Только вот связь с домом потерял абсолютно. Всем летчикам было запрещено писать домой. Но разве волновало это юнца, добравшегося наконец до облаков.
Бату замолчал, тяжело вздохнул и уставился в пол. Рассказ свой он продолжал, не поднимая глаз. Словно каялся.
- Первое «боевое» крещение у меня было в 21 год. Я совершил сотни таких вылетов, но первый запомню навсегда. Сначала казалось, что горизонт просто потемнел. Такое бывает с наступлением сумерек. Но я ошибался. Яркое летнее солнце сменилось чередой грозовых облаков. Земля становилась всё более яркой. Не прошло и часа, как за бортом самолета раскинулась искрящаяся пустыня. Никогда до того дня я не видел ничего более прекрасного! Огромные заснеженные вершины, переливающиеся во мраке глыбы льда. Я видел мириады снежинок, танцующих в небе. Океаны искрящегося снега…
- Это невозможно…
- Только кажется невозможным. Предмет для нас не существует, пока мы не оказываемся с ним лицом к лицу. Да и в этот момент он не станет реальным, если ему нет названия.
- Пусть даже и так,- рассказ Бату все больше казался детской сказкой. – Что за задание может выполнить летчик в таком месте?
- Всё просто, юный Майкл. Я прилетел туда за снегом.
У меня пересохло во рту. Ты ведь догадываешься, зачем нужен снег, Микки-бой? Снег – это вода. Почему там так много замерзшей воды, Микки-бой? Почему твои родители умерли от жажды?
Я вглядывался в лицо Бату, в поисках ответа. Почему там зима, Бату? И почему от нас никак не уйдет это проклятое лето? Почему, Бату?
- Просто наша планета не движется, - отвечал старик на вопросы, которые я так и не задал. – Спустя 5 лет непрерывных полетов я начал задавать вопросы. И сам на них и отвечал. Земля остановилась, и произошло это настолько давно, что об этом не помнит ни один из учебников истории. Планета выгорала. Попытки разогнать её провалились. И вот тогда был найден другой выход. На околоземную орбиту выпустили огромный термический экран. Он защищал поверхность планеты от перегрева и солнечной радиации. Кроме того, эта штука могла создать иллюзию смены дня и ночи. Гигантский зонтик от солнца. Половина планеты спасена.
- Бату, ты сказал половина? Почему…
Старик виновато поднял голову. Глупый Майкл Зоркий глаз! Конечно. Если одна половина планеты выгорела, то вторая… Вторая замерзла. Замерзла, что твой пломбир, Микки-бой! Со всеми маленькими человечками на ней замерзла!
Бату продолжал свой рассказ, но я его почти не слышал. Да это и не нужно было. Ребус решался сам собой. Летчики перевозили снег на освещаемую сторону. Он таял, вода испарялась и становилась облаками. Часть облаков относило за пределы экрана и приходилось лететь за новой порцией снега. Контролируемая климатическая система. Совершеннейшее безумие. И это безумие – твоя жизнь, Микки-бой.
- Зима не приходит, потому что экран испорчен, верно?
- Нет.
Я смотрел на старика и не понимал, зачем он врет. Нет, не врет. Правда. Страшная огромная правда, которая ужаснее маленькой лжи. Я беззвучно открывал рот, боясь произнести последний приговор.
- Они… Они…
- Они планомерно уничтожают нас. Может, нужен новый полигон для испарения воды, а может…
- Новые летчики.
«Какой длинный первый гвоздь». Черт, как же ты был прав! Старый слепой Бату видел дальше и больше любого зрячего юнца. Нет, не смертью города упивался старик, гуляя по улицам. Ты со всеми прощался, старый сукин сын. Прощался с теми, кто будет искать своих сыновей и задавать вопросы. С теми, кого проще сжечь.
Разговор был окончен. Медленно я вышел во двор и посмотрел на небо. Глубокое голубое небо, которое им вовсе не являлось. Нас лишили даже неба, думал я. Того самого древнего неба, на котором еще был Бог.
- Последний вопрос, Бату. Как ты сбежал?
Старик тихонько рассмеялся в тени своего дома.
- Я не сбежал, юный Майкл. Меня сбили, и я долго шел по пустыне.
Продолжение следует...
Подписывайтесь на канал. Оставляйте отзывы)