Я не являюсь дипломированным философом, но многие проблемы философии меня волнуют. Мои размышления в данной статье стоит рассматривать исключительно как суждения человека, интересующегося теми проблемами, о которых он высказывается.
В чем же проблема?
Трудная проблема сознания является одной из самых актуальных и обсуждаемых проблем современной философии. Что такое сознание? Как оно возникает и как проявляется? Ответив на эти вопросы, мы сможем найти ответы на многие другие, которые уже в этом столетии будут пытаться найти различные науки, работающие в области междисциплинарных исследований. Что лежит в самой глубинной основе функционирования разума человека? Возможно ли создать сильный искусственный интеллект? И даже что представляет из себя реальность?
Сразу вначале оставим вопрос, что же такое сознание, так как пока четкого ответа на этот вопрос ни философы, ни нейрофизиологи дать не могут. Будем отталкиваться от вопроса, связанного с его проявленностью в наблюдаемой мире, так как в этом затруднительно усомниться любому человеку, даже достаточно сильно далекому от этой проблемы. Попробуем выявить эмпирические признаки сознания путем наблюдения взаимодействия потенциально сознающих систем с другими системами (на первый взгляд не обладающие сознанием).
По причине того, что сознание субъективистски ориентированно и квалитативно, а наука всегда была и продолжает быть объективистски ориентированной, совершенно нет никаких шансов включить сознание в научную картину мира, кроме как не решиться сделать его фундаментальной частью этого мира. Мы можем частично подойти к обоснованию того, почему мы можем предполагать, что сознание фундаментально¹. Для ответа на так называемые трансцендентные вопросы: будь то вопрос всемирного сознания или вопрос переноса сознания - ответы на которые невозможно получить в рамках субъективного восприятия, мы должны удалить наблюдателя, чтобы увидеть обнаженную кантовскую «всебяшность» вещей. То есть мы сможем ее воспринимать только тогда, когда нас уже нет, как наблюдателей. Соответственно, мы не можем обосновать само явление сознания с точки зрения эмпирического опыта.
Но в связи с этим встает главный вопрос: должен ли все же субъективный опыт (в качестве некоего разворачивающегося фильма: не только с видением вещей, но и с ощущением того, каково это - видеть вещи¹) также быть явлением трансцендентным и совершенно не перекладываемым на имманентную плоскость? Здесь феномен сознания стоит обособленно между двумя этими полями универсума. Конечно, феномен сознания нельзя отнести к вопросам трансцендентным, так как оно существует и мы это знаем, ведь у нас есть субъективный опыт, который мы фиксируем изнутри. Но в то же время его нельзя внедрить в редукционисткую изучаемую наукой имманентную часть мира. Если пойти путем признания сознания фундаментальной характеристикой неких систем (почему мы имеем право это сделать — об этом будет сказано далее), мы сможем связать его с наукой путем наблюдения этих систем и выявления признаков проявленности сознания. Наиболее близкий путь — отталкиваться от поведения человека, так как единственный сознательный опыт, в каком мы можем быть уверены — только наш собственный. И если данный сознательный опыт проявляется у людей в наблюдаемом внешнем мире по сценарию, схожему с нашим, мы можем исходя из веры в то, что окружающие люди не являются плодом нашего воображения, заключить, что у и окружающих людей, как и у нас, есть сознание, оставив пока вопрос философского зомби, ставящему окончательный запрет на изучение возможных проявленностей сознания, так как в таком случае доказать наличие сознания у любых других систем, кроме нашего собственного мозга, в котором мы все живем, невозможно. В то же время стоит сказать, что доказать проявленность во внешнем мире таких ноуменов как «всемирное сознание» или «перенос сознания» в отличие от наличия самого сознания как качественной характеристики некой части (как минимум) этого мира не представляется возможным. Решение этой проблемы находится за пределами эмпирики и нашего опыта, их действительно стоит оставить на суд религиозным деятелям, так как стоит признать, что они имели и продолжают иметь небезосновательную тенденцию навсегда остаться вопросами именно трансцендентного поля.
Как внедрить сознание в науку?
Для снятия чувства вины с современной науки, связанной с невозможностью использовать феномен сознания без его сущностного описания, необходимо признать, что тот этап развития, на котором сейчас находится наука, не позволяет нам сделать этого. А в пессимистичном варианте (по причине, описанной выше), возможно, не позволит сделать никогда. Но уже сейчас необходимо без стеснения признать феномен сознания через его наблюдаемые проявления в сложных системах. Признать сознание, как одну из частей фундаментальных характеристик мира, каким является, например, электрический заряд и которая наблюдается при определенном взгляде на его признаки, через которые он в нем проявляется для наблюдателя. Ведь невозможность сущностного описания самого заряда, который осуществляла (и продолжает осуществлять) квантовая физика, не являлось препятствием для использования всех благ электричества.
Первый шаг на пути использования знаний о сознании определенных систем и как следствие дальнейшее развитие этих знаний — это четкое признание его частью научной картины мира и формирование новой (а вернее, легитимизация уже давно существующей) области науки, наряду с математикой и физикой — Общей теории сознания, объединяющей факты из областей знаний, описывающих различные сложные системы: синергетики, нелинейной динамики и др., скрепляющихся четкой уверенностью философов, занимающихся проблемой сознания, в необходимости именно такого нового взгляда на давно или совсем недавно сформированные научные дисциплины, развитие которых сейчас в определенном смысле зашло в тупик: новая проблема заключается в простом накоплении информации (что осуществляется в наше сверхкоммуникационное время абсолютно беспрепятственно) без знаний о том, как преобразовать данную информацию в качественно новые формы, а не использовать ее для дальнейшего, пусть и многообещающего, но лишь эволюционного и никак не революционного развития науки. Бритва Оккама должна быть, наконец, введена в современный методологический научный аппарат.
Как обнаружить сознание?
Возможно, нельзя зарегистрировать само сознание, а возможно лишь регистрировать его внешние проявления. Но в этом нет большой проблемы. Мы также не можем непосредственно зарегистрировать длину объекта, ведь её регистрация происходит лишь косвенно: через наше взаимодействие с миром через наблюдение. И в то же время мы видим, как протяженность объектов проявляется в наблюдении за ними и без лишних вопросов о том, что же на самом деле такое «длина объекта» используем эти знания для практических приложений. Точно также, как и зеноновская апория дихотомии не накладывает никаких ограничений на наше постоянное движение в пространстве и, собственно, на существование возможности такого движения.
Поэтому мы можем изучать сознание через его возможные проявления (о них будет сказано ниже) в системах потенциально им обладающим. Но как обнаружить эти системы? Рассмотрим для примера любой простой, известный и широкого распространенный объект, хотя бы камень. Камень в отличие от человека не обладает сознанием (как цельная неделимая структура), так как наблюдатель (в лице человека) не находит внешних признаков сознания (камень не ведет себя, как человек). Но в то же время система камней, спускающихся с горы или волочимых по реке, обладает некой характеристикой, похожей на некоторые характеристики сознающих систем (хотя бы социальных, если пока что рассматривать человека, как единственного носителя сознания и способного проявлять его), так как мы наблюдаем внешние проявления, в основе которых лежат математические закономерности, определяющие законы распределение камней при их взаимодействии друг с другом и c окружающей вмещающей их системой внешних по отношению к ним объектов (река, гора) и показывающими, что один камень потенциально обладает некоторой характеристикой, которая не проявляется при замкнутости камня «в самом себе», но раскрывается при включении камня в систему объектов, с которыми он взаимодействует (как происходит и при включении отдельного человека в социальные структуры, подчиняющиеся статистическим законам). Иначе говоря, система из одного объекта начинает обладать некими характеристиками (а скорее здесь депозицируется изначальная способность проявлять уже заложенные характеристики) только при ее расширении до хотя бы двух и взаимодействии этих внутренних объектов (конечно, только в рамках способности некоего наблюдателя отделять объекты друг от друга, ведь тот же камень обладает этими характеристиками в системе взаимодействия его составных частиц: к примеру, молекул; а сам камень начинает существовать в опыте наблюдателя только тогда, когда отделяется от горной породы и становится видим, как отдельный объект). И чем больше количество взаимодействий, тем больше порождается изначальных депозиций элементов системы и тем больше они проявляют себя не как отдельные самостоятельные части, но как части структуры, уже неотделимые от нее и втиснутые в определенные мат. распределения. То есть отдельный камень в системе камней уже нельзя рассматривать, как самодостаточный элемент, теперь он способен проявлять свою самодостаточность только, как элемент цельный системы. А между камнем и включающей его системой лежит «нечто», что заставляет их быть неотделимыми друг от друга. Потенциальная способность к такому переходу вполне вероятно была у него изначально (еще до включения в систему), так как любая подобная система переставляет отдельные свои составляющие по законам мат. распределений, которые действуют еще до их приложения к системам, свойства которых ими определяются. К примеру, если взять мешок и набросать в него красных и белых шаров в пропорции 50/50, то любой отдельных шар из красных либо белых шаров будет изначально обладать свойством быть вытянутым с вероятностью 50%, то есть еще до акта взаимодействия с тем, кто вытягивает, шар обладает свойством «быть частью» системы всех шаров. Но здесь можно возразить, что должен быть «некто», кто изначально распределяет шары в таком соотношении и помещает их в мешок. Можно предположить, что эти «нечто» и «некто» как-то связаны с сознанием системы, а возможно им и являются.
Признаки проявленности сознания
Возможно, есть много признаков проявленности сознания. Но нам нужно четко признать наличие хотя бы одного из этих признаков и опираться на него в построении и, самое главное, использовании Общей теории сознания, постепенно перенося философские модели в практическую область.
Исходя из рассуждений выше, главным претендентом на пост одного из признаков проявленности сознания, без сомнения, является фрактальность. Фрактальной можно назвать любую систему, которая воспроизводит свои части уподобляя их целому. Каждая часть фрактальной системы обладает знанием о своем месте в общей структуре, а общая структура обладает знанием о своем качестве вмещать структуры, подобные ей. Где-то между ними и лежит сознание, и чем вместительней структура и сложность фрактала, тем более распределенным, массивным и одновременно высокоуровневым становится сознание.
Сознание — это свойство системы, «затерявшееся» где-то между ее целостностью и частностью. Возможно, при некоем граничном значении фрактальности система приобретает свойство улавливать свое свойство наблюдать. В некотором смысле появляется один фрактал внутри качественно другого или их множественная вложенность. Как только один объект, который в рамках его наблюдаемых изменяемых свойств можно считать объектом, «замкнутым на себя» (не стоит путать с кантовским: «замкнутым в себе»), то есть не наблюдаются некоторые сильные (назовем их так) признаки его проявленности, вступает во взаимодействие с другим объектом, начинает проявляется их внутренняя информационная природа, потенциал которой фундируется самим возникновением системы этих объектов, и у системы и ее составляющих, новым качеством которых теперь является вложенность в систему, проявляется сознание.
Но фрактальность — необходимое, но недостаточное условие для признания системы сознающей. Например, фрактальные структуры корней растений говорят о проявленности сознания, улавливаемого корнями, но никак ни о наличии сознания у самих корневых структур. Сложные технические объекты (система зданий, дорог, трубопроводов в любом городе), создаваемые человеком, свидетельствуют о наличии сознания, которое улавливается ими, но сами эти объекты не будет правильным признать сознающими. Они являются лишь «холстами», улавливающими сознание. Художником же здесь является человек.
В мозге человека, вероятно, наблюдается катастрофически (здесь катастрофичность стоит понимать, как термин из теории катастроф) сложная фрактальность: катастрофично малая его часть приобретает свойство быть подобной целому. И здесь появляется способность системы к направлению наблюдения на саму себя. Сознание — это свойство сложных физических систем², фрактальных, но также, вероятно, не только их. Для создания сильного искусственного интеллекта, вероятно, необходимо создать не только фрактальную структуру из вложенных друг в друга нейронный сетей (переход к чему мы и наблюдаем на сегодняшний день), но и придумать «сосуд» для наполнения потенциально способным возникнуть в этой системе сознанием, каковым пока что служит только некое свойство мозга человека, пригодного для его улавливания. Возможно, это свойство определяется связью квантовых состояний микрочастей системы с макросостояниями всей системы. В связи с этим, возможно, не обойтись без квантовой теории гравитации.
Симметрия, вероятно, также является одним из признаков наличия сознания у системы. Даже если она не наблюдаема напрямую, то может быть скрыта в описательном математическом аппарате. Взять то же нормальное распределение (или любое другое симметричное поле вероятностей), определяющее количественно свойства очень многих и качественно разнообразных систем: рост, размер обуви и коэффициент интеллекта у людей, усредненное распределение светосилы отдельных пикселов фотоснимка, энергию элементарных частиц и т.д. И точно также не только видимые в реальности фракталы могут говорить о присутствии сознания (ветви деревьев, молнии, системы кристаллов, галактик, русла рек и т.д.), но и скрытые фракталы, забитые в реальность через математику: в пример можно привести фрактальность странного аттрактора Лоренца, описывающего сложные нелинейные системы и доказывающего невозможность предсказывать погоду на срок более недели даже при двукратном увеличении существующий компьютерных мощностей. Также одним из частных случаев фрактальности можно привести в пример пропорции золотого сечения, которое проявляется в живых (а вернее в тех, которые мы условно договорились считать живыми) системах: отношение вложенного в отрезок малого отрезка к большему отрезку таково же, как и отношение большого отрезка ко всему отрезку, то есть мы также здесь видим «вложенность» системы в саму себя.
Возможно, любая система, описываемая математикой, обладает сознанием, субъективным опытом. Описать математически шершавость некоторой поверхности в рамках слишком малой области сложно, но в большом масштабе мы видим определенные мат. распределения, определяющие вероятность попадания в отдельную «шершавость» тех или иных протяжения и глубины. Но и в малом (да и в любом) масштабе мы вполне можем их получить, если рассматривать систему с позиции бОльшего количества отдельных составляющих этой системы. Но признанием наличия сознания у любых систем, описываемых математически, мы не закрываем проблему, решение которой в силу абсолютной невозможности оторвать описательный научный аппарат от самой науки приемлемо только с опорой на четкие и ограниченные наборы вводимых нами признаков проявленности сознания. Необходима хотя бы грубая критериальная база, от которой мы можем оттолкнуться с возможностью дальнейшего разворачивания ее в глубину. Как при фрактальности и симметрии одна часть каким-то образом знает как расположиться относительно другой части, так и при запутывании квантовых частиц они знают, как расположить свои спины относительно друг друга, что происходит при наличии наблюдателя. Следует вывод, что у любой системы как микро, так и макромира есть некий наблюдатель для того, чтобы быть определенной в нем как сформированная субстанция. И уже в этом контексте где-то между наблюдателем и наблюдаемым расположено сознание. Здесь снова можно вернуться к фрактальности, как к достаточно сильному признаку проявленности сознания, ведь во фрактальной системе наблюдаемое в любой момент времени становится наблюдателем (оно наблюдает всю систему, чтобы стать подобным ей и внедриться в нее, как ее внутренняя часть) или потенциально может им стать (но здесь также не стоит также забывать о «затираниии» наблюдаемого, если вспомнить интроспекцию и присущие ее изучению трудности), что очевидно порождает именно ее фрактальные свойства или структуру.
Коперник, Дарвин, Эйнштейн… Кто следующий?
Посмотрим на проблему включения сознания в научную картину мира с исторической точки зрения. Изначально в рамках пространственного поля человек ставил себя в центр вселенной, помещая в него Землю, затем возникла гелиоцентрическая система. В рамках временного поля он ставил себя в центр жизни, животного и растительного мира. Затем возникла теория эволюции. Время и пространство были сами собой разумеющимися простыми конструктами, обволакивающие человека и служащие его опыту. В двадцатом веке мы поняли, что это не так. Человек все больше и больше стал понимать, что не является носителем некоего только на него уникального статуса, вокруг которого разворачивается вся остальная картина кажущегося ему не таким совершенным и несколько отдаленном от его восприятия внешнего мира. В конец концов, Эйнштейн показал, что время и пространство не являются принадлежащими только человеку феноменами, о которых он мог рассуждать лишь по наблюдаемым признакам этих феноменов в своем восприятии, но являются принадлежащими всему универсуму, в котором человеческое восприятие времени и пространства является лишь малой частью глобального опыта, «растворенного» в нем. Настала пора признать, что и наш сознательный квалитативный опыт не является уникальным. Вероятно, некоторыми актами субъективного опыта с возможностью осознанного наблюдения обладаем не только мы, но и животные, растения, микроорганизмы, вирусы, а возможно и объекты неживой природы. Возможно, вопрос уже должен состоять не в том, есть ли субъективный опыт у мыши или камня, а в том, каково его количество.
Сознание и наблюдатель
Очень много проблеме сознания уделяет буддийское учение. Однако оно говорит о наличии сознания у систем, а не у составляющих этих систем, находящихся «самих в себе». Сознания нет у столбов, стульев или камней, но в целом есть у элементов универсума. Акт наблюдения (медитация) является катализатором сознания системы. Всякая система, способная наблюдать саму себя, обладает сознанием. Если при медитативных практиках акты наблюдения усиливают то, что буддисты называют осознанностью, возможно, стоит признать, что всякий акт взаимодействия системы с самой собой следует признать наблюдением и это порождает у результатов их взаимодействия признаки сознания. Вероятно, наш мозг эволюционно стал слишком наблюдательным, настолько, что смог перенести акт наблюдения на самого себя и уловить свою способность наблюдать, способность обладать сознанием.
Перенос сознания. Возможно или нет?
Но можно задуматься. Если все же возможно доказательство переноса сознания (или по-другому — наблюдателя), то как оно может выглядеть? Предположим, возможно будет подключить мозг одного человека к мозгу другого, но он не сможет погрузиться в субъективный опыт другого по причине того, что так или иначе будет просеивать его через свою субъективность, являющуюся неотъемлемым свойством его, как наблюдателя. Но даже если он сможет обменяться опытом со своим партнером, как мы узнаем, что наблюдатель опыта переместился из одного физического субстрата в другой при объективно полученной третьим сторонним наблюдателем абсолютной идентичности мыслей, воспоминаний и прочих проявленностей психики, которые мы сможем эмпирически зафиксировать, до и после переноса? Перенос, конечно, мог состоятся, но мы никогда объективно его не зафиксируем, как, собственно, и сами наблюдатели, ведь они будут верить, что они те же самые люди, что и были до переноса. Этот придуманный мной мысленный эксперимент может быть одним из доказательств того (конечно, в рамках верификации мысленных экспериментов непосредственно в философии), почему мы принципиально не можем помнить своих прошлых жизней, даже если перенос сознания в каком-то виде все же возможен. Но, пожалуй, оставим этот вопрос буддистам.
Заключение
Трудная проблема сознания сегодня начинает занимать умы всех, кто стремится подготовиться к новому качественному скачку в понимании функционирования глубинных процессов нашего мира. Это действительно сложная проблема, и пока не понятно, как прийти к её разрешению в рамках существующих научных парадигм. Новый методологический иструментарий пока не готов, а старый уже начинает показывать свою неэффективность для действительно качественных преобразований существующих моделей. Но ситуация начинает меняться, и уже сейчас есть люди, создающие почву для этих преобразований, которые неминуемо произойдут, как только появится человек, способный вновь перевернуть наше представление о существующей реальности. Как это происходило на протяжении всей истории человечества.
***
- Эта идея описана в книге «Сознающий ум. В поисках фундаментальной теории» (англ. The Conscious Mind: In Search of a Fundamental Theory) — книга философа австралийскго происхождения Дэвида Чалмерса
- Есть две основных модели включенности сознания в наблюдаемый мир: эмерджентизм и панпсихизм. Грубо говоря в концепции панпсихизма наш мозг является некой антенной для улавливания внешнего сигнала исходящего откуда-то, а в концепции эмерджентизма наш мозг не только улавливает данный сигнал, но и продуцирует его самостоятельно.