Каждый человек достоин любви, но порой он сам отказывает себе в праве на счастье. Оправданно ли?
Добавив для полноты картины большой стакан малиново-красного компота, Катя осторожно подняла поднос со стола и развернулась лицом к залу - он был катастрофически переполнен. Вот что бывает, когда приходишь обедать не в свою смену, да к тому же оказываешься в целой толпе таких же "умников". Катя со вздохом отправилась в неспешное путешествие по залу в поисках не то что свободного стола - об этом речи не шло - а просто стула, чтобы присесть. Ей пришлось сделать не один круг, когда вдруг неожиданно с находившегося в двух шагах от нее сиденья кто-то поспешно вскочил и унесся прочь, оставив поднос с грязной посудой, что, однако, вовсе не смутило девушку: она отодвинула все это чуть в сторону и водрузила на стол свою еду.
- Осторожно! - воскликнул сидевший по другую сторону юноша, которого Катя сначала не заметила, и только теперь увидела, что своими манипуляциями толкнула его поднос, разлив суп прямо на салфетку с хлебом.
- О, простите! - поспешно извинилась девушка и невольно посмотрела на молодого человека.
Это был парень среднего телосложения, с коротко остриженными русыми волосами и внимательными серыми глазами. На его верхней губе не наблюдалось той первой растительности, которой, по всей видимости, очень гордятся катины сверстники и которая выглядит всегда катастрофически отталкивающе. Выражение его обычного, ничем не примечательного лица, было довольно приветливым, несмотря на происшествие с супом, а вот поза, пожалуй, чересчур вальяжной: он сидел на стуле развалившись и вытянув одну ногу в сторону, словно желая подчеркнуть свое пренебрежительное отношение к окружающим. Катя знала достаточно людей такого сорта и не имела ни малейшего желания заводить знакомство или вообще как-то продолжать диалог. Юноша, кажется, напротив, был расположен к общению. У него был достаточно приятный голос и манера выражаться, которая никак не вязалась с позой, но первое впечатление, как известно, очень сильно.
- Ты с какого направления? - невозмутимо спросил парень, легко приняв катины извинения и убрав с подноса мокрые салфетки.
- С художественного, - нехотя пробубнила девушка сквозь откушенный хлеб.
- А я с математики, - сообщил юноша, хотя Катя и не думала его ни о чем спрашивать. - В первый раз здесь?
- Угу, - кивнула она, даже не глядя на него, мучительно соображая, как бы еще дать понять, что разговор ей не интересен.
- А я уже в третий, - снова поделился ненужной информацией молодой человек. - Тут классно, много интересных людей и занятий. Ты вообще не бывала в подобных местах?
Катя только помотала головой, сосредоточенно жуя котлету с картошкой.
- Я Никита, - сказал парень, и Кате пришлось-таки на него посмотреть.
Ну почему, почему она так до сих пор и не научилась говорить людям нет, даже если они ей настолько неинтересны? Ведь семнадцать лет, сколько можно идти на поводу у каждого индивидуума, пытающегося завязать диалог? И дело не только и не столько в самоуверенных юношах - не так уж много их пыталось познакомиться с Катей (благо, она в достаточной степени не прикладывала усилий к своей внешности, чтобы не быть объектом постоянных домогательств), но вообще в любых навязчивых людях, будь то глупые одноклассницы или ворчливые старушки. Никогда и никому Катя не могла сказать в глаза, что не хочет продолжать общение, а вместо этого только отводила глаза и бормотала что-нибудь односложное, а такие сигналы, как известно, могут быть легко проигнорированы навязчивыми людьми.
Катя принципиально не красилась и неброско одевалась. При этом она не считала себя дурнушкой, или толстой, или еще что-нибудь в этом роде - просто она жила в уверенности, что все люди, которыми стоит дорожить в жизни, должны принимать ее как есть - натуральную, без прикрас и побрякушек. Ее родители были достаточно религиозны, чтобы поощрять в ней скромность, а близким подругам было в самом деле все равно, как она выглядит. Конечно, отношений с противоположным полом (возмутительно жадным до мини-юбок) как таковых в ее жизни не было, но ее мама всегда безапелляционно заявляла, что мужчина, любящий женщин за мини-юбки, не стоит переживаний.
- Катя, - нехотя выдавила девушка, с неудовольствием заметив воодушевление на лице Никиты.
"Интересно, - думала она, - он правда не замечает, что я не хочу с ним знакомиться и разговаривать, или ему просто все равно..." А впрочем, по опыту она знала, что люди вполне искренне не обращают внимания на те вещи, которые не хотят видеть.
- Давно рисуешь? - спросил Никита, не снимая с лица торжествующую улыбку.
- С начальной школы, - мрачно ответила Катя и отхлебнула компот, который уже не доставлял ей никакого удовольствия.
- А что больше всего любишь рисовать?
Катя на минуту задумалась, сосредоточенно дожевывая котлету. "Уж точно не приставучих математиков!" - хотелось ей ответить, но дурацкая вежливость, въевшаяся в ее дурацкую интеллигенсткую натуру, вынуждала сказать правду:
- Декоративно-прикладные композиции с этническими мотивами.
- Даже не представляю, что это значит! - весело усмехнулся Никита, потянулся за булочкой и вдруг неловким движением зацепил стакан с компотом - точно такой же, как у Кати - и опрокинул его на пол.
- Черт! - неожиданно выругался юноша. - Ты не могла бы поднять?
Катя вспыхнула: ну это уж совсем ни в какие рамки не лезет! Если уж ты пристаешь к незнакомой девушке с расспросами, то мог бы хотя бы изобразить джентельмена, а то не успел даже малейшую симпатию в ней вызвать - уже служением занимает!
- Конечно! - со злой иронией воскликнула Катя, подняла валявшийся на полу стакан, водрузила его обратно на поднос Никиты, после чего нервно подхватила свой и быстрым, возмущенным шагом направилась к окну для грязной посуды. Она была почти в ярости от бесцеремонного поведения нахального юноши, когда, на секунду оглянувшись перед выходом из зала, увидела, как Никита встает из-за стола... при помощи костыля и довольно серьезных физических усилий. Его нога, так непринужденно и вальяжно выставленная во время сидения, очевидно, почти совсем не сгибалась. У Кати внутри все оборвалось - она покраснела с головы до ног (хорошо, что никто не наблюдал за ней в этот момент!), а в горящей от стыда голове пульсировала только одна мысль: как она могла не заметить костыль?!
Весь оставшийся день она не могла думать ни о чем другом, так что даже была не в состоянии сосредоточиться на занятиях по рисунку, и перед последним академическим часом сбежала из класса на берег. Море было неспокойно, а пронизывающий ветер и вовсе срывал шапку с головы. Белые барашки как-то тревожно бежали по серо-зеленым волнам, словно погода была внешним проявлением катиного внутреннего состояния. Что же теперь делать? Как подойти к нему и извиниться, не совершив еще большую бестактность, чем та, которую она уже совершила? Конечно, можно спрятаться в свою привычную скорлупу и сделать вид, что ничего не произошло, но так Катя тоже поступить не могла. Была у нее одна мысль, как можно было бы попытаться загладить свою вину и проявить дружелюбие, в остальном же приходилось уповать на счастливый случай и снисходительность Никиты.
На ужин Катя явилась во всеоружии, но юношу там не встретила (видимо, он поел раньше или придет в следующую смену). Девушка покидала столовую со смешанным чувством вины, тревоги и облегчения: все-таки попытка помириться с Никитой была делом довольно волнительным, а волнения Катя переживала тяжело - порой ей казалось, что поэтому-то она до сих пор и не дружила ни с одним мальчиком.
Дискотеки она, конечно, не любила - неинтеллигентное это дело, да и танцевать Катя стеснялась, поэтому легла спать рано, а утром поднялась ни свет ни заря и до построения решила прогуляться по берегу - проветрить голову. Погода стояла все та же - видимо, обычная для этих мест в это время года. Катя несколько раз прошла туда-сюда вдоль железобетонных блоков, а потом вдруг решила спуститься по полуразвалившейся асфальтово-бордюрной лесенке, видимо, пребывавшей здесь еще с советских времен. Лесенка заканчивалась узкой, потрескавшейся дорожкой, соблазн пройти по которой был слишком велик, словно она обещала какое-то приключение, а как известно, художники - народ романтический, ждущий чуда от каждого, даже самого маленького и незначительного приключения. Катя пошла вперед, огибая вслед за дорожкой большую кустоообразную тую, и вдруг ее взору открылась маленькая обшарпанная древняя скамейка, на которой сидел в глубокой задумчивости не кто иной как Никита. Рядом лежал прислоненный к скамье его короткий костыль.
- О, привет! - как ни в чем не бывало, улыбнулся парень, увидев ее. - Ты нашла мое тайное место! Здесь редко кто-то бывает, кроме меня...
- Привет, - коротко ответила Катя, заливаясь краской и опуская глаза.
- Что, не спится?
Катя кивнула, смущенно улыбнувшись.
- Я тоже рано ложусь, - продолжал Никита, словно не обращая внимания на ее смущение. - Не люблю дискотеки...
Катя покраснела еще гуще оттого, что в ее голове пронеслась мысль: "Конечно, какие уж там тебе дискотеки..."
- Садись, - предложил Никита, пододвигая костыль поближе к себе.
Катя не посмела не подчиниться. Она опустилась на скамейку и уставилась на море, не решаясь заговорить. Потом она вдруг вспомнила про свой план - правда, теперь он не казался ей таким уж блестящим, но нужно было что-то сказать или сделать, потому что молчание было очень уж неловким, а заводить в такие моменты непринужденный разговор ни о чем она не умела.
- Я хотела тебе кое-что показать, - пробормотала Катя, усердно копаясь в своей артистичной сумке.
- Очень интересно, - оживился Никита, с любопытством рассматривая катину сумку. - Ты сама ее сконструировала?
- Кого? - не поняла девушка.
- Сумку.
- А... нет, в магазине купила. Я шить не очень умею... Вот! - она с торжеством извлекла небольшой листочек бумаги с затейливым разноцветным изображением.
- Что это? - с интересом спросил Никита, беря листочек в руки и внимательно его разглядывая.
- Это Лакшми, индийская богиня процветания. Правда, это набросок, в нем маловато четкости... но все равно представление получить можно. Она вся в узорах и символах, каждая деталь имеет значение, цвета...
- Это и есть декоративно-прикладная композиция с этническими мотивами? - догадался Никита.
- Ты запомнил название, которое услышал в первый раз в жизни? - удивилась Катя. Она вдруг подумала, что Никита, наверно, очень умный: все-таки не зря он третий раз приезжает в этот лагерь по направлению математика.
- Это простой фокус, - рассмеялся парень, - каждое из этих слов в отдельности мне знакомо.
- Извини, что я так быстро убежала вчера из столовой, - вдруг выпалила Катя и снова покраснела. - Я... я... - она запнулась, не зная, как объяснить свое замешательство, не обидев Никиту.
- Да я все понял, - кивнул он непринужденно. - Ты не беспокойся, я не первый день на свете живу. Я знаю, что ты не видела мою палку, потому что я нарочно прячу ее, когда сажусь. Я бы, конечно, хотел, чтобы ее вообще никто и никогда не увидел, но это, к сожалению, невозможно. Мне просто было интересно, смогу я тебя разговорить, пока ты не узнала, что я инвалид, или нет. Но мне, очевидно, не хватает для этого фантазии...
Катя закрыла лицо рукой.
- Прости, - пробормотала она, желая провалиться сквозь землю.
- Не бери в голову. Жаль, конечно, что моя палка больше располагает людей к общению, чем моя способность строить диалог, но тут уж я сам виноват.
- Все совсем не так! - гневно возразила Катя.
- Может, и не так, - спокойно согласился Никита, - но люди вроде тебя всегда намного охотнее вступают в разговор со мной, когда узнают, что я инвалид.
- Что ты имеешь в виду под "люди вроде меня"? - возмущенно осведомилась Катя.
- Ну... такие... - юноша лениво помахал в воздухе рукой, подбирая слова, - интеллигентные, возвышенные...
Катя поймала себя на мысли, что Никита внезапно так глубоко задел ее за живое, словно он знает ее всю жизнь.
- С чего ты взял, что я такая?
- Да у тебя это на лице написано, - усмехнулся он. - Ну и реагируешь ты стандартно для такого типа людей.
Он говорил в некотором смысле возмутительные и ошеломляющие вещи - по крайней мере, Катя не привыкла, чтобы люди из ее круга общения выражали свои мысли так прямо, но отчего-то эта его манера ее завораживала. Правда, сам он перестал излучать доброжелательность и как будто немного поскучнел.
- Я не хотела с тобой разговаривать вовсе не из-за твоего косноязычия! - возразила Катя.
- А из-за чего?
- Из-за твоей позы! - выпалила она и тут же осеклась.
Однако Никита вовсе не обиделся, а наоборот - лицо его просветлело:
- Из-за того, что я сидел развалившись на стуле... - догадался он и у него даже вырвалось что-то вроде вздоха облегчения.
- Да, - кивнула Катя, не до конца его понимая.
- Это меняет дело... - пробормотал Никита.
- Какое дело?
- Да так, не обращай внимания, все математики время от времени разговаривают сами с собой.
Он взял палку и не без труда поднялся.
- Ну ладно, пора на построение.
Катя с готовностью кивнула, все еще пребывая в замешательстве, и затем последовала по узкой дорожке за хромающим Никитой. Он был очень высоким, и хотя катин рост тоже был выше среднего, юноша превосходил ее примерно на голову. Они расстались возле полосы железобетонных блоков, договорившись встретиться в столовой.