Из воспоминаний Франца Фриша, военнослужащего 557 артиллерийского батальона:
«В отпуске я был дважды – первый раз в 1942 году, а второй в феврале 1945 года (тогда я ездил домой чтобы жениться). Обычно нам давали двухнедельный отпуск раз в год. Армия оплачивала нам дорогу домой.
Начало здесь
Из Франции мы отправлялись в отпуск в перерывах между кампаниями. После отпуска мы либо возвращались в часть, либо оставались дома. Решение остаться дома и попытаться спрятаться означало, что если нас поймают, то мы умрем. Возвращение назад по крайней мере давало нам шанс выжить. Тогда у всех на слуху была такая поговорка: "Ты должен больше всего бояться своего начальника, чем врага». Начальство тоже боялось, что их пристрелят прямо на линии.
Моя мать была вдовой, жила одна, и мне казалось, что радиоволны с фронта ей вполне достаточно. Я молился за нее и старался поднять ей настроение. Примерно через три недели в районе обороны Ельнинского выступа под Смоленском, в России, я получил от нее письмо. «Что случилось у вас?» - спрашивала она меня. После этого я долго не мог уснуть и чуть не сошел с ума. И вдруг в такое-то время я снова стал совершенно спокоен. Что случилось? - Оказывается, она в тот критический момент нашего отхода из Ельни постоянно молилась за меня. Наверное, это было какое-то предчувствие.
На моем уровне нам почти ничего не говорили о ходе войны, и мы никогда не знали, чего ожидать. Только в самом конце мы узнавали что-нибудь о случившемся. Наша входящая информация контролировалась, а исходящая контролировалась и подвергалась цензуре. Ежедневные радиоволны о фронте приходили из Вермахтберихта (ежедневное коммюнике).
В конце концов лучшие новости приходили, когда некоторые из наших радистов прослушивали союзные станции. В Италии у нас было достаточно людей, которые понимали английский язык, чтобы слушать новости и получать сообщения помимо того, что мы слышали сами. Помню, когда у нас дома был радиоприемник, прежде чем прослушать иностранные новости мы следили за, тем, чтобы дверь была закрыта, шторы опущены, а громкость была очень низкой.
Мне платили регулярно, и большую часть денег переводили на мой домашний адрес. Мы несли столько личных вещей, сколько могли унести с собой. Официально у нас был турникет, который носился на спине как рюкзак. В нашей моторизованной части у нас всегда было немного места, чтобы брать с собой немного личных вещей, не так много, в основном книги.
Мы брали писчую бумагу, но не использовали марки, потому что почтовые расходы были бесплатными. Мы всегда могли найти бумагу. Во время кампании у нас с собой была зубная паста, зубная щетка, крем для бритья, бритвенные лезвия и мыло очень низкого качества. Мы также ежедневно получали сигареты. Рядом со мной всегда было несколько друзей, которые не курили и делились своим пайком. Для скатывания табака в сигары мы часто использовали газеты.
Качество еды в целом, как и одежды и снаряжения, было вполне терпимым. У нас было нечто под названием Feldküche (полевая кухня). Моторизованные части поставили Фельдкюхе на грузовик. У нас было горячее питание в Польше, Франции и Италии. У нас не было заранее приготовленных полевых пайков, как это было в американской армии. Мы ели на кухне или сами добывали себе пищу. Мы всегда могли найти курицу, за исключением зимы в России, но я никогда не был таким голодным, чтобы есть лошадь».