В парикмахерском зале всего два клиента, вокруг пустые кресла. Раздаётся перезвон от входной двери, возвещающий о приходе нового посетителя. У столика администратора завязывается и тут же прекращается беседа. Грубоватый голос вошедшего звучит отрывисто и, очевидно, не может закончить просьбу, а голос администраторши, вставляющей по возможности дежурные вопросы, обрывается и теряется в шуме работающего в зале фена. После затянувшейся паузы между говорившими администраторша голосом, срывающимся в фальцет, зовёт:
– Анатоль!
Из-за шторы, отгораживающей зал от подсобных помещений, появляется румяный молодой человек щеголеватого вида с шёлковым платком на шее. Из вестибюля парикмахерской в зал порывистым шагом входит администраторша с лицом, искривленным притворной полуулыбкой, и, поворачиваясь боком, приглашающим жестом указывает появившемуся в проёме человеку на Анатоля. Скороговоркой, прерывающейся придыханиями, она сообщает Анатолю:
– Кажется, это ваш клиент, Анатоль, – Быстро поворачиваясь в обратную сторону и, делая шаг в вестибюль, она говорит как бы себе под нос: «Всё!» Быстро выходит.
Анатоль, преисполненный дежурно-приветливой улыбкой, приглашает:
– Прошу вот сюда: кресло у окна...
Крупный мужчина мрачноватого вида в черной кожаной куртке трогается с места только после некоторого недоумения Анатоля и его указывающего жеста рукой, подтверждающего приглашение. Садится в кресло. Анатоль вьётся позади кресла, подготавливая принадлежности на дополнительном столике, надевает пояс с карманами, рассовывая расчески и ножницы.
Когда Анатоль обращается через отражение в зеркале к клиенту и открывает рот для традиционного вопроса, клиент начинает говорить сам, – грубо, быстро, отрывисто. По мере того, как Анатоль понимает, что обращенная к нему речь произносится на непонятном диалекте, не напоминающем ни один из европейских языков, улыбка из дежурной и приветливой приобретает оттенок смущенно-виноватой. Его румянец становится ещё ярче.
Мрачный тип, пронаблюдав за этим с некоторым даже удовлетворением, словно хотел убедится, что всё будет именно так, включает в речь скудные, такие же отрывистые, как и слова, жесты крупными руками. Его жесты настолько мало красноречивы, что с трудом угадывается даже то, что они имеют отношение к причёске клиента. После некоторого сосредоточения Анатоль просиял и одним движением корпуса, рук и ног, как опытный ныряльщик, кинулся к стопке журналов, лежащей у соседнего зеркала. С достоинством раскинув перед клиентом на узком столике у зеркала несколько глянцевых изданий с модными причёсками, Анатоль принял удовлетворённый вид.
Клиент угрюмо перекинув пару страниц толстыми пальцами, неаккуратно собрал стопку, помяв несколько обложек и резким движением выкинул их обратно, частично попав на столик у соседнего зеркала. Анатоль с растерянным видом изогнулся в лакейской позе, ожидая дальнейших указаний. Угрюмый, произнеся тихо не больше трёх слов на своём языке, слегка отлепил мощный торс от спинки кресла и неторопливым движением стянул куртку, отбросил её на соседнее кресло. Анатоль засеменил по направлению к предмету одежды, подобострастно поднял её и расправив в руках, чуть помедлил, словно пытаясь узнать у неё недостающую информацию о хозяине. Затем молодой человек повесил куртку поблизости на вешалку. Когда он вернулся к креслу, то снова напустил на себя вид собаки, не без надежды ожидающей полагающуюся кость.
Угрюмый поглядел в упор на специалиста по причёскам, пошарил уверенным взглядом по фигуре Анатоля, явно сосредотачиваясь ниже пояса. Парикмахер невольно отпрянул. Человек проворным движением вынул из кармана, свисающего с пояса для парикмахерских инструментов, ножницы и ткнул ими в направлении Анатоля, тот недоумевая принял инструмент и приоткрыл рот, делая вопросительное лицо. Клиент резко повернулся вместе с креслом спиной к парикмахеру. Анатоль, втянул воздух и страдальчески поджал нижнюю губу, сдвигая брови по направлению к завитой чёлке. Напрягся он таким образом лишь лицом, а руки одновременно с этим сделали профессиональный уверенный взмах над головой клиента. Секунду Анатоль оценивал обстановку, сверяя по отражению в зеркале, может ли незнакомец видеть хотя бы отчасти боковым зрением, что происходит у него на голове. Затем обернулся к своему столику. Потом медленным движением он обвил закованную в мышцы шею клиента парикмахерской накидкой и, не встретив сопротивления, уверенно застегнул ее сзади. Затем, выдохнув, он защелкал ножницами и волнообразно замахал тонкой расческой над шевелюрой клиента. Он действовал так быстро, что могло показаться, будто он только изображает процесс стрижки, но при взгляде на выступающие из кресла плечи, были отчётливо видны толстые волоски длиной не более трёх миллиметров. Испуг и неуверенность на лице Анатоля быстро замещались профессиональной заинтересованностью. Изредка, однако, парикмахер взглядывал в зеркало убедиться, приглядывает ли клиент за работой. Угрюмое лицо сосредоточенно разглядывало улицу через окно, не выражая ничего кроме волевого безразличия, к которому очевидно привык его хозяин.
Анатоль закончил пассы над головой угрюмого и тот, не услышав щелканья ножниц, обернулся к зеркалу. Парикмахер с деланно- удовлетворённой улыбкой развел руками, представляя свой труд для клиентского суда. Суд был скорым и закончился новым тычком ножниц в сторону профессионала, жест заключал в себе некоторое нетерпение. Анатоль вновь поменял выражение лица на сочувственно-беспокойное. Но не встретив ответного сопереживания, он преисполнился обречённого вида и вновь сделал красивый взмах над свежеостриженной головой клиента, помедлил и осторожно принялся отсекать лишнее. Клиент не стал возражать и снова сосредоточился на окне. В процессе парикмахерского священнодейства лицо иностранца всё больше показывалось из обрамлявшей его шевелюры. Теперь можно было с уверенностью сказать, что человек подстрижен и выглядит вполне аккуратно. Анатоль с довольным видом представил своё новое творение. Клиент, на пару секунд задержавшись на собственном отражении, откинулся всем весом на спинку кресла и ровным голосом произнёс что-то, чему нельзя было возражать. Он снова уставился в окно.
Анатоль сделал круглые глаза, сложил губки бантиком и обернулся на коллег, которые уже давно наблюдали за происходящим. Раздался низковатый голос девушки средних лет, которая стояла на безопасном расстоянии, заложив руки в карманы, предназначенные для парикмахерских инструментов:
– Может, он совсем коротко любит?
Анатоль сузил глаза до нормы и поджал губы. Румянец на его лице сменился бледными пятнами. Он совсем медленно и предельно осторожно сделал свой коронный взмах профессионала, вытянув физиономию и скривив голову набок, попытался заглянуть в лицо клиента как бы издалека. Оно по- прежнему ничего не выражало. Анатоль аккуратно вздохнул и принялся за работу. Напряжение постепенно покидало его, он работал четко и слаженно. Руки мелькали быстро и уверенно, и только лицо стилиста выражало некоторое страдание, отчасти замаскированное вновь накинувшимся румянцем. Последние движения у затылка были сделаны чуть медленнее обычного, как бы наслаждаясь предвкушением конца и чувствуя вместе с тем тревогу за неопределенность финала. Анатоль убрал руки от головы клиента, быстро окинул взглядом всю причёску, накинул финальную улыбку и приготовился принять приговор.
За окном было видно, как остановившийся у салона автомобиль опускает тонированные стёкла, и в то же мгновение раздался звон стекла, глухой звук и, сделавший было движение встать, клиент навсегда остановился распростёртый в кресле. Кровь быстрой струйкой бежала по освободившемуся от густых волос лбу.