Глава 4.
Признаюсь сразу – событий было куда больше, чем те, что отмечены ниже; но ведь цели-то такой я не ставил, чтобы фиксировать каждый шаг Бахметова. Мало того, сфера его банковской службы для меня и сейчас тайна за семью печатями – что он делал в банке, о чём думал и с кем говорил, понять мне если даже и интересно, то лишь для укрепления собственных выводов о том, что происходило с героем этого романа. Если бы даже я знал о Бахметове больше, чем знаю сейчас, не уверен, что смог бы разместить на страницах больше задуманного – в конце концов, каждая форма имеет предел прочности, а тем более такая хрупкая, как архитектоника текста, – вот я и вяжу лыко лишь в ту строку, что кажется мне нелишней именно для объяснения смысла тех самых событий. Бахметов в период нашей дружбы рассказал мне многое, но не всё – во всём, однако, я и не нуждался, – мне хотелось лишь разобраться в хитросплетениях ситуации, которая зацепила меня какой-то метафизичной сутью, растворённой в круговерти обстоятельств обыденности. Говорил же Лермонтов о том, что познавать историю любого человека дело ничуть не менее полезное, чем исследовать историю целого народа! Раз за разом всматриваюсь в сценарные повороты нашего безрассудного бытия и вижу, теменем чувствую, как в истории Бахметова тихой сапой сгустился поток непонятно кем предначертанных эсхатологических грёз. Сейчас я уже хорошо понимаю, что можно было браться за роман о чьей угодно жизни – Кати, Бельтского, Лары, – а результат был бы тот же, – всё равно бы мы упёрлись в вопросы стремительных перемен всего и всея; и, увы, перемен в хорошо известном нам направлении. Хватит прелюдий – пора браться за рассказ.
Продолжение - здесь.