Читайте Часть 1, Часть 2 рассказа "Туман над полями" в нашем журнале.
Автор: Александр Седнин
Бухло…. Для кого-то «водяра»…. Кто-то просто называл это пойлом. Понятие это было весьма широкое, поскольку под «бухлом» подразумевалось всё от самогонки до технического спирта.
Но на этот раз Цыган притащил нам бутылку водки. Настоящей водки из магазина. Возможно, из-за неё так злился тот мужик. Но в этот день нам было плевать. Мы сидели в нашей избушке, которую когда-то смастерили сами. Эта была тяжёлая работа, поскольку наши начинания поначалу ломали зареченские пацаны, потом местные синяки воровали наши доски, которые мы собирали по всему посёлку, и пару раз строение разваливалось само.
Но, в конце концов, мы поострили маленькую избушку с земляным полом и двумя скамейкам, что-то вроде шалаша, только намного лучше. В ней мы могли сидеть часами, и нас никто не видел и не трогал.
Я сидел рядом с Матвеем, который из-за роста головой упирался практически в самую крышу.
Цыган и Косой сидели напротив и откупоривали бутылку.
- Пить будем из горла, - произнёс Цыган, - только не перебарщивайте, а то всё здесь заблюёте, дохляки.
- Не заблюём, – отмахнулся Матвей, – я уже три раза у мамки самогонку пробовал, пока она в отключке валялась.
- Ну, и как оно? – поинтересовался Косой, возившийся с бутылкой.
- Первый раз было плохо, думал, что сдохну. А потом - ничего, хорошо пошла.
- А ты, Рыжий, пробовал? - спросил Цыган.
- Да, много раз, - соврал я, стараясь не смотреть ему в глаза.
На самом деле водку я пробовал всего два раза, и в первый раз меня стошнило так, что я думал, что всё нутро наизнанку вывернет.
- Опа, приступим! - крикнул Косой, наконец, откупорив злосчастную бутылку.
Цыган сделал первый глоток, немного поморщился и передал её Матвею.
Матвей тут же ухнул большой глоток и закашлялся. Косой захихикал и протянул руку за бутылкой.
- Давай сюда, ханурик, а то ещё чего доброго выплеснешь половину.
Матвей отдал ему бутылку, и Косой тут же жадно присосался к ней.
- Куда ты столько лопаешь, чёрт косоглазый? – возмутился Цыган, сейчас забуреешь, я потом тебя домой не потащу, здесь на холодной земле спать будешь. Отдавай рыжему.
Вот и настал мой черёд. Мне стало немного страшно. Если стошнит, то точно получу по ушам от них.
Я аккуратно взял бутылку, но рука всё равно подрагивала. Мои губы почувствовали холодное стеклянное горлышко.
- Пей, давай, не тяни, а то тут холод собачий, глотнуть ещё разок надо, чтобы согреться, - начал ворчать Косой.
Я делал вдох, зажмурился и глотнул. Мне тут же обожгло горло. Я с трудом смог проглотить водку и изо всех сил начал пытаться не закашлять.
Пока я жмурился, кто-то начал вырывать у меня бутылку. Я расцепил руку и понял, что она летит вниз.
- Рыжий, твою ж мать! - услышал я крик Цыгана и открыл глаза.
Цыган в последний момент поймал бутылку и теперь со злобой глядел на меня своими чёрными колючими глазами.
- Не умеешь пить, нечего соваться, - огрызнулся он, - если бы разлил, я бы тебя покалечил. Не получишь больше, криворукий.
Ну, и чёрт ним, не очень – то мне и хотелось.
Они продолжили пить. После третьего глотка отказался пить и Матвей.
Цыган и Косой продолжили вдвоём. Когда водки оставалось меньше половины, Косой попытался добить бутылку.
Вдруг Цыган вскочил и ударил его по лицу. Косой упал со скамейки на землю. Цыган со всей силы пнул его несколько раз в живот.
- Ты оборзел? - прохрипел Косой, хватаясь за живот и извиваясь как червяк.
- Это оборзел, гнида косая! – закричал Цыган не своим голосом, - моя водка, мне и допивать. Он уже хотел вцепиться Косому в горло, но тут вскочил Матвей и принялся его оттаскивать.
- Пусти меня, утырок, я ему кишки выпущу!
- Успокойся, Цыган, ну чего вы, из-за какого-то пойла…
- Пусти, хуже будет!
- Не пущу, сядь и успокойся.
Вырваться из железного захвата Матвея пьяному Цыгану не представлялось возможным, поэтому через некоторое время он утихомирился и обмяк. Матвей усадил его на скамью.
Я подошел к лежащему Косому.
Сначала он хихикал, а потом пробормотал заплетающимся языком:
- Туман над полями.
- Что-что? – переспросил я.
- Туман над полями. Я шёл тут недавно и видел, когда нег таял.
- И что с того?
- Ну, вот прикинь, мы умрём, а он всё равно там будет.
- Где?
- Над полями. Понимаешь, не зависимо от того, есть мы или нет на свете, он там всё равно будет, этот туман.
- И что с того?
- Да ничего, просто так. Туман вечен.
И он засмеялся тонким почти истерическим смешком.
- По - моему, ты перепил, Косой.
- Пошёл ты. Я не косой. Сам ты косой. А нет, ты рыжий. Рыжий-конопатый, убил дедушку лопатой.
И он захохотал так, что вся избушка заходила ходуном.
- Да, ребят, нам надо на воздух, - сказал Макар и кивнул на дверь.
- Я этот мешок с говном тащить на себе не буду, - огрызнулся Цыган и поплёлся к выходу.
Мы с Матвеем подняли Косого и тоже вышли.
Свежий воздух ударил мне прямо в нос. Шёл сильный снег. Небольшие снежинки плясали вокруг нас в безумном хаотичном танце, а вокруг простиралось заснеженное поле, заканчивающееся далеко за серым горизонтом. Лишь в одном месте тонким шрамом на нём темнела грязная речка, в которой мы иногда удили рыбу.
Цыган дал каждому по сигарете, а потом достал коробок спичек.
Мы курили и молча смотрели на затянутое тучами мрачное осеннее небо. В голове стало проясняться. Где-то вдали раздался протяжный гудок машины, но даже он не мог нарушить сложившуюся тишину.
Не знаю, почему так происходит. Иногда просто так получается. Обстоятельства всегда против тебя. Бывает так, что кто-то оказывается не в том месте и не в то время. Меня всегда раздражало, что это невозможно изменить. Ты просто отмахиваешься и плывёшь по течению: будь, что будет.
Мы стояли и курили, когда на дороге появилась маленькая фигура. Я сощурился и попытался рассмотреть того, кто приближался к нам. С каждой секундой его очертания становились более явными. Вскоре у меня не возникло сомнений, что по дороге беззаботно шагает Сопля. Он шёл легко и немного сутулился. Его тощая фигурка буквально колыхалась на ветру. Он почти по самые глаза был завёрнут в бордовый шарф, а его очки с толстыми стёклами были облеплены снежинками. Похоже, он не видел нас.
Я мельком взглянул на Цыгана. Честное слово, он вдруг стал смахивать на волка. Его глаза заблестели каким-то неестественным хищным блеском. Сам он весь напрягся, оскалился и упрямо глядел на приближающегося Соплю.
Меня била лёгкая дрожь. Всё внутри меня говорило о том, что ни к чему хорошему это не приведёт. Ей Богу, быть беде.
Косой стоял рядом с Цыганом, и на его рябом лице застыла глупая бессмысленная ухмылка. Матвей держался немного дальше от нас, но я видел, что и у него сердце не на месте.
- Стой, - закричал, что есть мочи Косой.
Сопля вздрогнул от неожиданности и застыл.
Цыган быстрым шагом стал приближаться к нему. Он стал охотником, ловким и беспощадным, понимающим, что его дичь уже никуда не денется.
Косой кивнул нам с Матвеем и тоже направился к Сопле.
Тот, в свою очередь, в нерешительности пятиться, но понимал, что бежать теперь бесполезно.
- Что вам от меня нужно? - спросил он дрожащим голосом.
- Заткнись, выродок! - рявкнул Цыган, - тебе разве разрешали рот открывать?!
Он смотрел на Соплю дикими глазами, как будто вот-вот собирался броситься на него.
- Ребят, ну отстаньте от меня, я же ничего вам не сделал…
- Деньги есть? - хихикнув, поинтересовался Косой.
- Двадцать пять рублей.
И сопля бросился рыться в карманах.
- Закрой пасть, Косой, - огрызнулся Цыган, - мне не нужны его деньги.
Косой опешил. Он начал бешено моргать глазами, не понимая, что тогда Цыгану от Сопли нужно.
Цыган подошёл чуть ближе и хлестко ударил Соплю в живот. Тот согнулся, и тогда Цыган ударил ему кулаком в подбородок так, что очки отлетели в сторону. Сопля осел на землю и заревел.
- За что? – спросил он сквозь слёзы.
- Заткнись, падаль! Я не велел рта раскрывать! - завизжал Цыган не своим голосом и стал лупить Соплю ногами.
Тот лежал на земле кричал и корчился. А нам всем тало страшно. Такого Цыгана мы ещё не видели. От водки он совсем потерял голову. Я начал бояться, что он забьёт Соплю до смерти, а после примется за нас.
Но через минуту Цыган успокоился.
- Поднимайся, - тихо приказал он.
Сопля не шевелился.
Тогда Цыган пнул его и повторил приказ.
- Вставай, а то мы все вместе продолжим.
Сопля стал подниматься.
- Раздевайся.
- Что?
- Раздевайся, кому говорят.
- Не буду.
- Повтори.
- Не буду.
Цыган ударил Соплю по носу, сразу же брызнула кровь.
- Цыган, хватит, это уж слишком, - попытался остановить его Матвей.
Цыган развернулся к нам. Лицо его перекосило от гнева. Он залез в карман куртки и достал оттуда складной нож.
- Кто полезет, тому кровь пущу, ясно? А ты давай, раздевайся до трусов, а то на ремни порежу, - обратился он к Сопле и показал ему нож.
Сопля вытер кровь рукавом и начал стягивать куртку.
- Ботинки не забудь.
Мы все застыли и не могли сдвинуться с места. Я чуть не плакал. Ухмылка сошла с лица Косого, и теперь на его лице застыл лишь животный страх. Матвей сжимал кулаки и трясся. Сопля, путаясь в рукавах и штанинах, кое-как, наконец, разделся.
- Теперь по снегу, бегом - марш!
Сопля стал наворачивать круги по заснеженной поляне.
- Цыган, не надо, - еле слышно выдавил из себя я.
- С ним рядом хочешь? Я вас уродов всех положу, если кто настучит родителям или в школе проболтается, усекли?
Мы как бараны, закивали головами. А Сопля продолжал реветь и бегать по снегу. Черт дёрнул его пойти по этой проклятой окольной дороге. Такого ужаса я не испытывал даже сидя за забором цыгановского дома.
На глаза у меня стали наворачиваться слёзы. Я ненавидел себя за то, что ничего не мог сделать. Нас было трое, и мы все боялись смерти, боялись острия ножа, которое может в нас попасть. А коли страх оказался сильнее тебя или тех, кто рядом с тобой, стой и смотри, другого выхода нет.
- Ладно, хватит с тебя на сегодня, одевайся, - крикнул Цыган, и Сопля наконец-то остановился.
Он стал натягивать штаны, затем свитер, потом потянулся за ботинками, но Цыган ударил его локтём по спине.
- Ботинки - в последнюю очередь.
Когда Сопля закончил одеваться, Цыган взял его за шиворот, заглянул прямо в глаза и сказал:
- Нажалуешься мамочке, я тебе нос отрежу, поверь мне, я тебя везде найду.
Сопля закивал головой, вырвался и заковылял подальше от этого проклятого места.
Цыган внезапно начал хохотать. Он смеялся громким противным смехом, брызгая слюной так, будто не мог остановиться.
Перестав, он поднял голову на нас и произнёс:
- Что встали, ссыкуны? Валите домой к мамочке и помните, что я вам обещал. Ненавижу стукачей.
Домой мы шли втроём, не говоря не слова. Перед самой развилкой Матвей остановился и схватил меня за руку:
- Рыжий, ну это же кошмар, так же нельзя! Ведь так же нельзя!
Я не знал, что ему ответить.
- Надо же что-то сделать.
В глазах Макара была слабая надежда, что я смогу сказать ему что-то правильное, что поможет нам скинуть с себя всё это.
Но я по-прежнему молчал.
- Да, что мы можем сделать, - пролепетал Косой, - у него нож, он нас всех прикончит.
- Нас трое, а он один. Вы как хотите, а я в милицию пойду.
- Дурак, ты не знаешь, что у него батя там раньше работал, до того, как на Зону попал. Не Цыган, так батя его, нас порешит, Богом клянусь. Нет, вы как хотите, а в это впрягаться, не намерен.
Косой сплюнул и отправился восвояси. Мы с Матвеем переглянулись и тоже разошлись.
Выхода не было, оставалось смириться и молчать.
Я громко хлопнул входной дверью и попытался сразу прошмыгнуть в комнату.
- Где был, - раздался голос бабушка с кухни.
Я не ответил.
- Звонила твоя классная, ты сегодня опять уроки прогулял! Я всё отцу твоему расскажу, когда он позвонит, он приедет и тебя ремнём выпорет!
Я продолжал молчать. Бабушка показалась с кухни и поглядела на меня.
- Молчишь, сволочь неблагодарная? Бабушка тут вкалывает, как проклятая, ночей не спит, а ты лазаешь, где попало. Опять от тебя табаком несёт, курил?
- Нет, не курил.
- Брешешь! Марш в свою комнату, завтра тебя за руку в школу отведу. Благо на работу в ночь.
Я старался не смотреть на неё, а она продолжала, по обыкновению, бубнить.
- Пашешь тут на него, а он учиться не хочет, бездельник. Вырастишь ты бандитом и оборванцем, сдохнешь где-нибудь под теплотрассой. Мозгов у тебя нет, руки кривые. Ничего ты не добьёшься, будешь сопли жевать. да по помойкам побираться. Вон у Самойловых не ребёнок, а чудо, мать не нарадуется, а твоя, как я ей о тебе расскажу. только слёзы льёт. Сведёшь ты нас в могилу, трутень несчастный, потом сам будешь слёзки горькие лить, да без толку…
Я не стал дослушивать. Все эти речи слышал уже миллион раз. Я разделся, прошёл в свою комнату, закрыл дверь и упал на кровать. Перед глазами упрямо стоял избитый Сопля и никуда не собирался уходить. Я уткнулся лицом в подушку и тихо заплакал.
На следующий день мне очень захотелось поговорить с бабушкой. Я не верил в то, что мне это хоть как-то поможет, но отчего-то мне хотелось рассказать ей о том, что случилось. Но когда я пытался заговаривать с бабушкой, она так смотрела на меня, что мигом пропадало всё желание.
Ни за завтраком, ни по дороге в школу (куда она, как и обещала, отправилась провожать) я так и не смог выдавить из себя ни слова.
На улице опять была плюсовая температура, поэтому погода стояла препротивная: снег таял, и под ногами была сплошная каша. Его остатки ещё лежали на обочинах, но сквозь белые кляксы уже проступала жухлая трава. Дороги размыло, и я был вынужден подолгу ждать бабушку, пока она перебирала ногами по густой липкой грязи. Она была так увлечена поиском места «где почище», что я даже не решался открывать рот и мешать ей.
Лишь на пороге школы я отважился было открыть рот и вымолвить одну фразу:
- Баб, а можно у тебя спросить?
- Нет, нельзя. Опять жаловаться начнёшь, что что-нибудь болит. Нет, сегодня от школы тебе не отлынить, бездельник. Иди, учись.
- Баб, но это важно.
- Никаких «но». Я уже попросила завуча проследить за твоей посещаемостью, так что не смей сбегать. А рискнёшь – я всё родителям напишу, они сдадут тебя в какой-нибудь интернат или военное училище, и я, наконец-то, отмучаюсь.
Я понял, что смысла говорить с ней не было. Она бы просто не поняла, и чего доброго сдала бы меня в детскую комнату милиции. С учителями это тоже не обсудишь. Придётся терпеть и разбираться самому. Но мне было не привыкать.
Урок я просидел довольно неплохо, даже успел получить «четвёрку» по биологии. Биологичка сказала, что чудеса случаются, и завтра точно снова пойдёт снег.
На перемене мы немного постояли с Матвеем, а потом к нам подошёл Косой и спроси:
- Пойдёте курить?
Матвей покачал головой, а я ответил:
- Не могу, меня сегодня завуч пасёт.
Косой махнул рукой и отправился к старшеклассникам.
Время текло очень медленно, но на меня, впервые за два дня напало небывалое спокойствие. Казалось, что в этот день уже ничего плохого не случиться, и мне даже отчего-то захотелось, чтобы он тянулся немного подольше. Но как только ты успокаиваешься, как правило, жизнь лишает тебя этого приятного чувства, и заставляет вспомнить, что покой - лишь иллюзия.
Моё спокойствие нарушилось на второй перемене, когда мы пошли завтракать: в столовой я не увидел Сопли. И тут я поймал себя на мысли, что я вообще не видел его сегодня в школе. В принципе, это было не мудрено, но вдруг меня начала колотить дрожь. Непонятная тревога пронизывала моё тело. Мне стало казаться, что сегодня непременно что-то случиться. Мне захотелось сбежать, но я не мог, потому что боялся. Мне не хотелось в интернат.
Третий урок я едва высидел. А в начале четвёртого лучилось то, чего я так боялся. В кабинет физики вошла завуч, назвала фамилии меня, Косого и Матвея и попросила идти за ней.
Я шёл по коридору, и чувствовал, что ноги у меня становятся ватными. Я взглянул на Матвея. Тот был очень напряжён. Он тоже предчувствовал что-то не хорошее. Косой дышал мне в спину тяжёлым горячим дыханием, а перед кабинетом директора шепнул на ухо: «Ну, вот и приплыли».
В кабинете, помимо самой директрисы стояла какая-то заплаканная женщина, высокий темноволосый мужчина в милицейской форме и…Цыган.
Он был какой-то помятый, волосы его были взъерошены, а его пустые глаза, которые, как мне показалось, потеряли тот самый хищный блеск, смотрели в какую-то точку на потолке.
- Пришли, голубчики, - сказала директриса и легонько хлопнула в ладоши, будто убила комара.
Заплаканная женщина уставилась на нас, а потом завопила:
- Сволочи, душегубы!
- Успокойтесь, - тихо сказал милиционер твёрдым, с лёгкой хрипцой, голосом, - сейчас будем разбираться.
- Ну, что, будете сами говорить или мне вас в Отделение отвезти? – обратился он к нам, - там у нас все разговорчивыми становятся.
Я обратил внимание, что Косой вовсе глаза смотрит на Цыгана и молчит. На глаза у него наворачивались слёзы, а на лице его застыл неописуемый ужас. Он был готов выложить всё на духу, хоть сейчас, но страх того, что Цыган его убьёт, боролся этой готовностью.
Я тоже боялся, но вдруг что-то внутри меня оборвалось, странное неестественное тепло растеклось по всему телу. Я понял, что должен всё им сказать, и уже было собирался открыть рот, но меня опередил Матвей, начав быстро рассказывать, срывающимся голосом:
- Да, это были мы. Мы сидели в нашем домике за Красноармейской улицей, на отшибе и пили водку, а потом вышли покурить и…, но это не мы…, это,…в общем, бил только Цыган, а мы просто смотрели, но не били.
- Просто смотрели?! – крикнула директриса, ударив кулаком по столу от негодования.
- Ублюдки, садисты! – заголосила женщина, которая, как я понял, была матерью Сопли.
И тут Косой, рыдая, упал на колени и завопил:
- Да, это всё Цыган! Товарищ милиционер, спасите! Не били мы его! Цыган это всё! Он нас заставил, убить обещал! У него батя - уголовник, они все уголовники!
Косой уже не мог говорить, он просто рыдал, что есть мочи в унисон с женщиной.
- Тихо! - вдруг крикнул милиционер, - давайте разберёмся. Цыган, - это Михаил Алексеев?
Он кивнул в сторону Цыгана. Впервые в жизни я услышал его настоящее имя.
Я посмотрел в сторону Михаила, он, как ни в чем, ни бывало, продолжал стоять, облокотившись на рядом стоящий шкаф и продолжал смотреть на всё с необычайным равнодушием.
- Да, - ответил Матвей, - это он.
- Не наказывайте нас строго, у него ведь заживёт! Мы его больше пальцем не тронем! – вереща, стал умолять Косой, глядя поочерёдно на директрису, мать и милиционера, - только не надо в тюрьму…не хочу!
- Не заживёт! – зарыдав, тянув гласные, выкрикнула мать, - повесился он! Повесился мой Кирилл!
- Как повесился? - опешил Матвей, и сел на корточки, закрыв лицо руками.
- Действительно, Кирилл Самойлов, избитый вами вчера, вернулся домой и повесился в сарае, предварительно написав записку, где перечислил вас поименно. Так что, теперь не отвертитесь.
Теперь я узнал настоящее имя Сопли.
- Поделом, - как гром всколыхнул кабинет спокойный голос Цыгана. Он ухмылялся, глядя на нас всех, глаза его снова блестели.
- Что? – отойдя от шока, почти прошептала завуч.
- Поделом, - повторил Цыган, - естественный отбор. Сильный выживает, а слабый подыхает. Правильно отец говорит.
- Удавлю! – завопила мать, - и бросилась на Цыгана. Её схватил милиционер и попытался утихомирить. А Цыган не просто ухмылялся, он почти что смеялся, глядя ей в глаза.
- Что за поколение, - вполголоса проговорила директриса, - расстреляла бы всех у стенки. Не дети, а монстры.
Косой продолжал рыдать, Матвей сидел у стены, обняв колени, и бубнил себе под нос что-то вроде молитвы.
Меня обуял ужас, и захотелось бежать. Я поддался инстинкту, вышиб коленом дверь и что есть мочи бросился по коридору.
Вдогонку мне, донёся крик завуча:
- Стой, дурак, всё равно бежать некуда, хуже ведь будет. Ничего, бабушка определит тебя, куда надо.
Но я не остановился.
Я бежал по грязным окольным дорогам, падал, весь вымазался в грязи, насквозь промок, но не мог остановиться.
Только когда я добрался до края посёлка, решил сбавить темп. Я не мог понять, почему тогда я стоял столбом, не мог понять, почему я сбежал. Действительно, рано или поздно всё равно найду, идти мне особо некуда. Но на самом деле я не хотел скрыться от правосудия. Мне это просто напросто не могло прийти в голову.
На самом деле я не хотел видеть то, что я видел, не хотел быть там, где я был. Просто потому, что я был не в силах что-либо изменить.
Я стоял на том месте, где был избит Кирилл Самойлов.
Снег на полях неумолимо таял. Густой туман накрывал землю, и ничего в дали не было видно. Скрылось почти всё поля, утонул в белой пелене лес, и даже серое небо выглядывало лишь наполовину.
Тогда я ещё много не знал. Мне неизвестны были такие понятия, как «судьба», «злой рок», «сила обстоятельств» или «выбор», что «у каждого из нас свой путь» и прочие вещи, над которыми рассуждают люди, сами не понимая их настоящей сути.
Тогда я не знал, что, кроме Цыгана никого больше не накажут («Бог им судья», - скажет потом мать Кирилла, и никто из нас больше никогда не сможет смотреть ей в глаза). Не знал, что выйдя из колонии, буквально через месяц, Цыган нанюхается клея и попадёт под поезд. Не знал, что Косой, станет очень сильно выпивать, закончив девять классов, сразу после выпускного, разобьётся, катаясь на угнанном мопеде. Не знал, что Матвей, сам уйдёт в военное училище, а, когда ему исполнится двадцать два года, погибнет в горячей точке.
Тогда я не знал, что будет со мной. В тот момент для меня не было ничего. И меня самого больше не было. И только туман стоял над полями.
КОНЕЦ РАССКАЗА
Уважаемые читатели! Согласно правилу платформы Дзен сообщаем, что в тексте рассказа упомянуты табак и/или алкоголь, которые могут повредить Вашему здоровью.
Нравится рассказ? Поблагодарите журнал и автора подарком.