Несколько лет назад я гуляла по городу и увидела, как на противоположной стороне дороги неспеша идет в сторону стареньких хрущевок бабушка возрастом древнее, чем эти дома. Шла она с трудом, опираясь на свою клюку, и путь ее проходил мимо девятиэтажки, в которой на первом этаже рабочие ставили балкон. На улице чувствовался приход первых морозов, прошли пробки и час-пик, поэтому машины торопились и шумели так, что речи на той стороне было совсем не слышно.
На той стороне
Чем ближе я подходила к переходу, связывающему наши тротуары, тем сильнее снег стал вытанцовывать с ветром, закруживая снежинки в метель. Хотелось поднять повыше воротник, спрятать упакованные в варежки руки в карманы, и забежать куда-то погреться.
Рабочий на той стороне дороги с головой погрузился в процесс установки окна, ругал других своих коллег, размахивал руками, что-то объясняя мужчинам. Начинающаяся метель для него не стала помехой, и рабочий торопливо снял свои черные перчатки, направил их в свой оттопыренный карман и протянул руки, чтобы поддержать снизу тяжелую раму.
Перчатки выпали и пропали где-то в быстро выросшем сугробе под пустующим без новых окошек балконом.
Переход
На пешеходном переходе загорелся зеленый человек, и сигнал протяжно повел обратный отсчет с пятнадцати секунд, которые мне давалось, чтобы перейти дорогу. Поземка под ногами прятала маленькие островки льда, по которым скользили не совсем внимательные пешеходы.
Бабушка с тростью поправила свое залатанное пальто, закрыла поплотнее шею теплым платком и, проходя мимо почти обновленного свежими пластиковыми окнами балкона, наклонилась над сугробом, что-то волнительно пытаясь там отыскать. Сажевые рукавицы ее намокли, руки и спина совсем не слушались, а разыгравшаяся метель строила, соревнуясь с домами, ввысь снежные кучи.
Окна наконец установили, фасад девятиэтажки засверкал обновкой, а монтажники начали торопиться уйти с этого объекта на другой.
Тротуар
- Сынок! - услышала я скрипучий голос. - Сынок, постой!
Бабушка скользя и суетно стуча клюкой, бежала за рабочим, обронившим перчатки. Мужчина кому-то звонил, кричал в трубку и даже не оглядывался на окликавший его голос. Он быстро шел в обратную от хрущевок сторону к своей машине и ругался на замаскированный обрушившейся поземкой лед.
- Сынок, обронил рукавички свои, - тяжело дыша схватила за край рукава рабочего пожилая женщина, - надень, а то руки заморозишь!
-Что тебе, бабка, не сидится дома, - прорычал, оторвавшись от звонка, мужчина, небрежно затолкал протянутый черный сверток во все тот-же оттопыренный карман и в одно движение прыгнул в Газель, громко хлопнув расшатанной дверью, на ходу отвечая на очередной звонок и заводя непрогретый автомобиль.
Газель уехала. Женщина постояв и отдышавшись поплелась еще медленнее прежнего в сторону своих хрущевок, а я остановилась на тротуаре неподалеку от перехода в ожидании сокурсников, с которыми мы часто оккупировали кофейню возле девятиэтажки.
В самом конце
Теплая придорожная кофейня и ее фирменный напиток хорошо отогрели меня, мы были там совсем не долго, но метель уже успела закончиться, на улице стало мягче и хотелось еще погулять. Я не сильно слушала разговоры неумолкающих и громко смеющихся одногруппниц, взгляд ложился то на балкон со свежим внешним видом, то на сугроб под ним, который начало разбрасывать во все стороны ветром.
Из снежной насыпи показалось что-то темное. Я подошла поближе, раскопала снег и нашла две перчатки: черные, вязаные, потертые и размером с большую мужскую руку.
Совсем потерялась нить разговора подруг и глаза мои стали искать пожилой силуэт. В самом конце нашей улицы, заворачивая к последней хрущевке, неторопливо шла бабушка, часто перекладывая свою трость то в одну, то в другую голую замерзшую руку.
