1852
Открылъ тетрадь, но ничего не написалъ. Написалъ п[исьмо] Р[едактору], к[оторое] успокоило меня, но к[оторое] не пошлю. Ходилъ на охоту, въ баню, къ брату и, кажется, простудился. —
1856
Утромъ написалъ злое письмо В[алерiи], одно непослалъ, другое послалъ. Былъ у Дружин[ина] и Панаева, редакцiя Соврем[енника] противна. Гимнастика. Обедали съ Гончаровымъ и Друж[ининымъ] у Клесъ, вечеромъ сидели у меня и Ковалевской. Поехали къ Краевскому, чему я очень радъ. —
1857
Всталъ раньше, написалъ письмо Вал[ерiи]. Прiятно сказалъ себе, что это хорошо. Поехалъ на гимнастику съ С[ережей], онъ остается. — Обедали одни, немного почитали. Т[етушка] собралась въ театръ. Женихъ изъ нож[овой] л[инiи], ловкая пьеса. Сад[овскiй] прекрасенъ, ежели бы не самоуверенная небрежность. Поехалъ къ Сухотинымъ. Со всеми неловко, исключая съ А[лександрой] А[лексеевной]. Отличная. Вернулся во 2-мъ.
1889
Я. П. Встал поздно. Пытался писать об иск[усстве], не идет. Делаю пасьянсы — вроде сумашествия. Читал. Думал по случаю разговора с детьми о прислуге и письма Левы и всей нашей жизни: Нам кажется естественной наша жизнь с закабаленными рабочими для наших удобств, с прислугой.... Нам даже кажется, как дети сказали: ведь его никто не заставляет, он сам пошел в лакеи и как учитель сказал: что если человек не чувствует унижен[ия] выносить за мной, то я не унижаю его, нам кажется, что мы совсем либеральны и правы. А между тем, всё это положение есть нечто столь противное человеческому свойству, что нельзя бы было не только устроить, но и вообразить такое положение, если бы оно не было последствием очень определенно[го] нам известного зла, кот[орое]мы все знаем и кот[орое], мы уверяем себя, уже давно прошло. Не было бы рабства, ничего подобного нельзя бы было выдумать. Всё это есть не только последствие рабства, но само оно, только в иной форме. Источник этого есть убийство. И не может быть иначе. Лег поздно. Всё те же болезни. И та же тревога и та же моя апатия.
1890
Я. П. Еще раньше встал. Спал не больше 5 часов и потому слаб головой. Старался писать, но ничего не подвинул. Очень холодно. Ходил. Всё желудок болит. Думал при молитве о том, что «Возьмите иго мое на себя и научитесь от меня, ибо я кр[оток] и смирен сердцем» значит то, что дело божье, то, к[оторому] мы призваны служить, понять мы не можем всё, как не может понять лошадь, зачем и куда и даже что она везет; но если она смиренна и кротка — она участница труда, даже главная работница, и ей хорошо. То же и нам. Смутно мы знаем, что мы делаем дело любви, знаем, что мы везем любовью, и пот[ому] знаем, когда везем и когда не везем. — И везти есть счастие и радость. И лошадь радуется, когда ее запрягают и пускают. — Не мог долго понять стих послания Иоанна, IV гл[авы], 16 и 19, где говорится, что мы познаем, что Бог возлюбил нас, и о любви, к[оторую] он имеет к нам. А теперь начинаю понимать и сердцем чувствовать то благо, к[оторое] дает нам Бог, давая эту радостную, блаженную, неумирающую и вечно растущую жизнь.
Теперь 8 часов. Иду наверх.
1900
Моск. Е. б. ж.
1907
Я. П.
Казалось, что недавно записывалъ, а почти 2 недели. Дня три тому назадъ б[ылъ] въ Крапивне у Гусева. Очень тяжелое и значительное впечатленiе. Хочется писать объ этомъ и еще драму о Булыгине сыне. Очень радостное впечатленiе отъ ихъ жизни. Вчера были посетители: Соломко, бывшiй депутатъ — ничтожный, и Широковъ, раздраженный, но искреннiй человекъ. Записать:
1) Чемъ больше себялюбiе, темъ труднее понять другого, перенестись въ другого, а въ этомъ все. И на оборотъ.
2) Всякiй дурной поступокъ, а также и добрый оставляетъ главныя последствi[я] въ себе; последствiя: усиленiя дурной или доброй привычки.
3) Дело не въ томъ, чтобы у всехъ было ровно, а въ томъ, чтобы со всеми быть въ любви. Можно быть богатымъ и въ любви съ бедным[и], и быть равны[мъ] по имуществу и ненавидеть.
4) Если мозгъ занять научным[и] знанiя[ми], то въ немъ не можетъ быть места для религiозно-нравственныхъ. Этимъ объясняется нерелигiозность нашихъ высшихъ класовъ. Телесный трудъ оставляетъ мозгъ свободнымъ, но не то съ умственнымъ трудомъ.
5) Трагизмъ положенiя въ томъ, что нетъ иного выбора, какъ только грубая языческая церковность или истинное христiанство. Но въ истинно[мъ] христiанстве человекъ одинъ; нетольк[о] одинъ, но большинство враждебно ему. И люди не берутъ ни того, ни другого и остаются безъ всякой, какой бы то ни было веры.
6) Вчера, записывая, не понялъ о воскресенiи. Воскресенiе значитъ то, что изъ гроба своей личности выходишь посредствомъ любви въ жизнь Всего, въ любовное сознанiе всего, съ чемъ входишь въ общенiе, въ соприкосновенiе, въ готовность любви ко всему.
А всего этого, скрытаго отъ меня во времени и пространстве, и нетъ вовсе. Есть только Богъ, то начало безпространственное и безвременное, к[отор]ое во мне.
7) Я знаю, что те простыя и ясныя истины о жизни, к[оторыя] я пишу теперь, наверное будутъ определяться учеными читателями будущаго мистицизмомъ или еще какимъ нибудь названiемъ, дающимъ имъ возможность, не понимая ихъ, оставаться въ своемъ невежестве спокойно-самодовольными.
8) Я сердитъ, но вотъ начинаетъ действовать желудокъ, и сердце проходитъ. Матерiалистъ скажетъ: вотъ вамъ и духовн[ое] «я»: все отъ тела. Но ведь его разсужден[iе] основано на томъ, что человекъ зналъ, что онъ сердитъ, и знаетъ, что при действi[и] желудка сердитость прошла. Стало быть основа всего — сознанiе. A сознанi[е] не отъ тела.
9) Христiанство Константина, принятое народами, тоже, что принятое выгодное на видъ условiе, главныя требованiя к[отор]аго скрыты. Назвался груздемъ, полезай въ кузовъ.
10) Самое трагикомическое въ нашемъ христiанстве то, ч[то] оно вводится и распространяется между бедным[и] и слабым[и] — сильными и богатыми, теми самыми, существованiе к[отор]ыхъ отрицается христiанствомъ.
11) Божественное я есть то я, к[отор]ое сознаетъ себя. Рука, нога, носъ, животъ, мозгъ не сознаютъ себя. Не сознаетъ себя и соединенiе всего, какъ оно въ мертвомъ теле. Сознаетъ себя нечто неопределимое, свободное, всемогущее въ своей духовной области.
12) При чтенiи книгъ надо не забывать, что это — общенiе съ ближними, и что он[о] поэтому должно быть любовное: не сердиться на пишущихъ дурное, a жалеть.
13) Отчего неразумны такъ называемые — образованные? Отъ того, что головы ихъ набиваются ненужными пустяками, выдаваемы[ми] имъ за самое важное.
————
1909
Оч[ень] хорошо спал и от этого бодр. Возвращаюсь с гулянья, женщина хорошо одетая, просит помощи, сказал, что обыкновенно, предложил 5 к[опеек], она взяла и ушла. Вместе с женщиной оборванный до последней степени нестарый человек в ботинках. Спросил, кто? Был газетчик, сослан за «распространение нелегальной литерат[уры]». — Пьете? — Пил немного. — Просит книжек. — Грамотный? — Как же. — Я дам посмирнее каких, а то опасно. —
— Я не боюсь.
— Да, я думаю, вам тюрьма не страшна.
— Чего страшного мне. Лучше в тюрьме, чем так.
— Да, жалко вас. Сколько пострадало за революцию. А ведь ясно, что ничего нельзя было сделать.
Говорю, что обыкновенно: что в самом народе, в нравственно религиозн[ой] жизни, в отказе от участия в насил[ии], в солдатстве. Всё в самом себе. А силой не возьмешь.
— Не теперь, так после ког[да]-нибудь.
— Нет, не равны силы. Там милиарды денег, мильоны войск, а у вас что? Победит одно: нравственно религиозная жизнь.
— Да, это так. Бранят, бранят правительство и богачей, а сами только о том и думают, как бы побольше схапать, где и как попало.
— Вот то-то, говорю я. А как жалко мне вас.
Вдруг отвернулся, закрыл глаза рваным рукавом и зарыдал и долго не мог повернуться ко мне.
Пока говорил об общем, он был спокоен, осуждал, рассуждал. Но как только он почувствовал сострадание к себе, он сознал себя, какой был и что теперь, и не выдержал.
————————————————————————————————————
Много писем, поправил «Песни на деревне» и Сон. Порядочно. Ездил верхом с Душаном. Неприятна неискренность.
Ложусь спать перед обедом.