Не знаю как вам, но мне приходится видеть цветные сны. Иногда они имеют обыкновение повторяться, чем заметно отличаются от реальности. Вот уже несколько лет в последние апрельские дни я вижу один и тот же сон. Асфальтовые дорожки уютного сквера залиты ласковыми лугами весеннего солнца. Яркая молодая зелень трепещет в объятиях легкого ветерка, с раскидистых тополиных ветвей опадают лаковые чешуйки набухших почек. Маленькие листья словно сбрасывают облегающий их панцирь, раскрываются навстречу солнцу. Посреди сквера высится мрачное серое здание с выбитыми оконными рамами, проплешинами осыпавшейся штукатурки. Вокруг развалин собираются люди в военной форме: парадной и полевой, отутюженной или вымазанной в болотной грязи. Молодые лица сменяются изможденными старческими. Но все они – солдаты разных возрастов и войн, выглядят поразительно счастливыми. На их лицах сияют улыбки, в глазах блестят слезы радости. Яркое солнце играет на потускневшей эмали орденов, вихрем золотых искр рассыпается по рядам медалей. Даже во сне мне слышится многоголосый медальный перезвон. Так звучит не просто серебро или бронза, так звучали размеренные возгласы галерных гребцов в битве у мыса Гангут, так грохотала кавалерия Фридриха II, несущаяся на русские полки, стоявшие насмерть на холмах у деревеньки Кунерсдорф. В перезвоне медалей можно различить сиплый рык крепостных пушек Измаила и Очакова, свист картечи на Багратионовых флешах. Сквозь сияние медальной бронзы в наше время врывается красноватый свет раскаленных мортирных ядер, падающих на пыльные бастионы Севастополя…
Давно ушли в землю те, кто мог с гордостью носить боевые ордена и медали. Их души обрели вечный покой. Доживают последние годы, а может быть и дни, солдаты Великой Отечественной. Всеми забытые и униженные. Молчат старики, ведь правду о войне не выразишь словами. Остается лишь общаться со старыми наградами, лежащими на уличном асфальте. Как же эти гордые кусочки металла оказались там? – спросите вы. Ответ прост и одновременно страшен. Они… продаются. Разложенные на тротуаре, награды соседствуют с юбилейными советскими рублями и разменной монетой третьего рейха, серебряными стопками для водки и грудами старых наручных часов.
Бесконечная протяженность, суетность рыночных рядов подхватывает вас, как щепку, несет в глубину людского водоворота. На желтых стенах трамвайного депо висит убогий отечественный трикотаж, пропахшие химикатами обноски, свезенные сюда со всей Европы. Гайки, фланцы, гвозди, всевозможный хлам в виде старых пуговиц, дверных щеколд и наборов цветных карандашей десятилетней давности устилают узенькую полоску тротуара. Народ устремляется к трамвайному кольцу, покрикивают торговки пирожками. Из разрисованного железного ларька, набитого аудиокассетами доносится популярный среди молодежи мотивчик: “…Пей пиво, ешь мясо!”
Вот нахожу то, что нужно. На запыленном полиэтилене разложены медали и значки, пришедшие из советского прошлого. От созерцания изобильной панорамы значков, начиная от пресловутых “ГТО” и пионерских до совершенно экзотических “Молодой гвардеец пятилетки” или “Донор СССР” I степени, голова идет кругом. Медаль “За победу над Германией” лежит особняком, рядышком примостился орден “Красной Звезды” (совсем новенький, даже серебряная окантовка не почернела). Грешным делом, думаю о том, что неужели кто-то из “афганцев” решился распрощаться с наградой… народ с интересом глазеет на монеты времен Павла I, “трешки” Александра III или серебряные рубли с профилем последнего российского императора. Серебро хозяйка достает из маленького кошелька, спрятанного в кармане куртки.
Обращаю внимание на гвардейский знак, явно из ранних серий. Нагрудные знаки “Гвардия”, утвержденные 21 мая 1942 года, поступали в действующие части крайне ограниченными партиями. Командиры устанавливали особый “ценз” – знак выдавался бойцу, уничтожившему не менее трех солдат противника (с письменным подтверждением от двух сослуживцев). Каково видеть такие знаки и награды под ногами людей, спешащих за покупками.
С тяжелым сердцем покидаю сутолоку торговых рядов, иду мимо памятника Высоцкому к Дому связи. Отправляя заказное письмо, сажусь за стол рядом с пенсионерами, близоруко заполняющими конверты. К моему удивлению история с орденами продолжается, следует за мной даже в зале почтамта. Старушка в потертом клетчатом пальто с выбившимися из-под платка седыми волосами, заискивающе улыбаясь, протягивает на ладони орден “Красной Звезды” и серебряный николаевский рубль. Последний она предлагает использовать для очищения воды, а орден, оставшийся от умершего мужа, по ее словам, представляет большую историческую ценность. Однако, цена называется символическая… тут меня будто током ударило… какая может быть цена у орденов? Бред, наваждение какое-то.
Мой дед юным лейтенантом-минометчиком попал в плен под Харьковом в апреле 1942 года. Раненый осколками снаряда в голову и разрывной пулей в ногу, он до конца войны находился в нацистском плену. Свою медаль “За победу над Германией” дед получил спустя несколько лет после войны. К сожалению, она по каким-то причинам не сохранилась. Бронзовая медаль на старой, истинно русской “Георгиевской” ленте. Теперь, видимо, находится в чьей-нибудь коллекции или постыдно продается на рынке.
Я иду по большому, не очень мною любимому городу. Холодный апрельский ветер мечется в еще спящих ветвях деревьев. Солнечный свет робко бродит среди домов в узких закоулках улиц. Тихий уютный бульвар, носящий имя великого русского поэта, привлекает редких прохожих. Старые, удивительно хорошо сохранившиеся скамейки, изящно изогнутые фонарные столбы, щебет птиц создают неповторимый шарм этому месту. Картину портит вездесущий лоток, заполненный, как написано фломастером, “Лицензионными кассетами”. Музыка звучит, мягко скажем, занудная и по-современному примитивная. Подозрительные личности, далекие от искусства, торгуют разножанровой живописью, глиняными поделками и… орденами. Тут выбор позатейливее: пилотки гренадеров вермахта, погоны всех мастей, нагрудные знаки русских полков: Преображенского, Кексгольмского и прочих. На деревянном раскладном столике снова вижу медаль “За победу над Германией”. Может быть, это та самая медаль, которую получил мой дед? Продавец заметил интерес к его товару человека с коротко стриженой бородой, одетого в старенькую кожаную куртку. Медаль мне предлагается со скидкой, как первому клиенту. Я не слушаю увещевания торговца совестью. В ушах, как удары пульса, стучат барабаны, гремят литавры оркестра на Красной площади. Двадцать четвертое июня 1945 года, парад Победы… Тысяча триста труб и сто барабанов прессуют насыщенный дождем воздух. Крупные капли дробятся о солдатские каски, гулко прыгают по гранитной брусчатке, бесшумно задерживаются на добротном сукне парадных мундиров. Не стесняясь, плакали все, но летний дождь скрывал чувства фронтовиков.
Плакали и другие старшины, ефрейторы, мичманы… Те, которые в мятых гимнастерках, застиранных тельняшках просили милостыню на центральных улицах и площадях городов. Безногие, изуродованные ампутациями солдаты, бряцая орденами Славы, медалями “За взятие Кенигсберга”, “За оборону Севастополя”, заполонили мариупольские парки, отбивались от хохочущих мальчишек в фуфайках на голое тело и модных кепках-восьмиклинках. Пьяные, с пустотой в глазах, инвалиды лежали на жухлой траве в двух шагах от развороченного бульдозерами немецкого кладбища. Яркое солнце победного лета сорок пятого играло на эмали орденов, вихрем золотых искр рассыпалось по рядам медалей. Другое солнце иного времени гордо сияет в благородной эмали орденов, лежащих на пыльном асфальте…