В переводе со шведского языка syskonkärlek [‘сюскон’шэрлек] означает любовь между братьями и сёстрами в семье и включает себя как периоды страшных баталий, так и временные перемирия.
Старшая сестра всегда была для меня непререкаемым авторитетом. Ну, во всяком случае, пока она была в поле моего зрения. А вот с братом отношения складывались не так однозначно.
Во-первых, его попытка, в свои четыре года, сбросить меня через прутья лоджии с пятого этажа, пока родители принимали гостей по поводу моего появления на свет, уже обещала трудности моего будущего детства. Мне просто повезло, что вместилище моего ума было гораздо шире, чем проем между перилами. Но самого факта покушения это не отменяет.
Потом меня сильно возмущала несправедливость, что я должна была заниматься домашними делами, а он типа, король, просто потому, что рождён мальчиком. Вселенская несправедливость!
Поэтому домашние дела я делала так, чтобы второй раз хорошенько подумали, а надо ли? А может проще самим, чем потом переделывать? Как бы то ни было, война с братом была постоянной. Он одаривал меня зуботычинами и подзатыльниками, пока старших не было дома. А я с преувеличенными подробностями жаловалась на него маме и вообще подставляла как могла.
Все изменилось, когда он ушёл в армию. Я сильно скучала по нашим битвам диванными подушками и догонялкам по всей квартире, даже по ссорам скучала. Поэтому сильно ждала его обратно, а один раз даже послала письмо. Правда, он потом очень просил маму не позволять мне этого делать снова.
Хотя я очень старалась и была креативна до ужаса. Решила сделать письмо в виде свитка-грамоты, с печатью и висюлькой. А так как ни сургуча, ни печатки у меня не было, я заменила это все чем-то похожим. Вытащила из фломастера его мягкую губку с красителем, залила это все духами с очень резким запахом, (письмо ведь должно нести легкий аромат), ткнула во все это пахучее ээээ месиво крышку от дезодоранта, с выдавленным на ней интересным узором, и, поставила «печать» на рулоне моего шедевра. Перевязала все это пластмассовыми бусами, с болью в сердце оторванными от любимой куклы. Как сейчас помню эти голубые и белые горошинки, эээх.
В общем брату пришлось нелегко при открытии посылки из дому. Казарма ещё долго воняла не портянками, но стойким ароматом советских духов «Красная Москва». А мне разрешали лишь передавать привет в чужих письмах.