Дом культуры «Меридиан», Москва. 14.02.2001.
Отекстовка: Сергей Пилипенко, март 2015.
Вопросы и ответы перед лекцией
Вопрос: В лекциях по истории Москвы вы ссылаетесь на свои диафильмы. Можно ли их приобрести и где?
Ответ: Знаете, честно говоря, я потерял все связи со студией «Диафильм». Знаю только, что она существует, но не знаю, где находится. Она находилась в Старосадском переулке, в единственной, большой лютеранской Петропавловской кирхе в Москве. Три года назад кирху окончательно возвратили лютеранам, хотя немцев в Москве осталось мало. А куда переехала студия «Диафильм», простите, не знаю. Раньше я всегда посылал туда студентов и слушателей подготовительных курсов Архитектурного института. Я сделал два диафильма: заказанный мне «Барокко в Москве» и предложенный мною самим «Модерн в Москве». После того я спросил их: «Ну что? Делаем все, до конца? Осталось еще три диафильма. Советский период я вам все равно делать не буду. Можете кому-нибудь другому заказать. Осталась «Средневековая архитектура в Москве», «Классицизм в Москве» и «Романтизм и историзм в Москве». Но тут началась разруха. Новые диафильмы и комплекты слайдов перестали выпускать. Но из года в год продолжали выпускать старые. А раньше, в конце 80-х и в начале 90-х, были сделаны изумительные комплекты. Я мало работал с «Диафильмом». Моих комплектов слайдов всего три. Они должны быть у них. Их допечатывали, так сказать, по мере распродажи. Это «Калуга», «Звенигород» и «Новый Иерусалим». Причем, «Новый Иерусалим» с историческими фотографиями, потому что он был сильно разрушен. Вообще диапозитивами занимались очень серьезные люди, в частности один из замечательнейших моих учителей, покойный профессор Козаржевский (Андрей Чеславович). Он филолог, классик, специалист по древним языкам. Как автор сценария он делал замечательные слайды. Там много и архитектуры, и живописи. Было выпущено много икон. Были совершенно потрясающие комплекты, сделанные незнакомыми мне людьми, например, комплект слайдов «Иконостас Великого Устюга». Я сам его купил и пользуюсь им, когда лекцию читаю. В комплекте представлено четыре иконостаса. Так что единственное, что могу сказать, — найдите сами. Они еще существуют. Теперь уже не могу рекомендовать учителям. А 6-7 лет назад я всегда говорил с любой трибуны, что если вы преподаете, заставьте вашу школу сейчас закупать слайды. Это все скоро рухнет, и вам будет не на чем работать. И вот теперь многим и не на чем. Мне на мой век хватит. У меня 7 тысяч слайдов моей работы, одна из известных фототек в Москве. Я могу читать любую русскую архитектуру, как и любую византийскую. Но сейчас о несчастных молодых коллегах я вспоминаю только с болью. Запада в продукции студии «Диафильм» было мало, но русского искусства точно было много. Можно было спокойно преподавать и детям показывать. Повторяю, я не знаю, куда они переехали. Вполне возможно, что еще справки дают, где-то же существует Московская городская справка.
Лекция
Разговор сегодня пойдет преимущественно о непродолжительном, но весьма примечательном царствовании Александра Третьего Александровича, государя выдающегося, вне всякого сомнения, но обойденного вниманием исследователей до недавнего времени. Четыре года назад появилась прекрасная книга профессора Боханова «Император Александр III», и только что она была переиздана. Так что ее даже можно купить. Искренне рекомендую. Может быть, ее и необязательно иметь, но прочитать ее русскому человеку стоит. Кстати, тому же автору принадлежит биографическая работа «Император Николай II», на мой взгляд, похуже, чем книга о его отце. Но тоже весьма достойное исследование. Боханову принадлежит также экспериментальный учебник по русской истории XIX — начала XX века в дореволюционный период, где тоже затронут этот материал. На мой взгляд, этот учебник еще похуже. У меня тут большие претензии к Боханову, но пока это лучший учебник, лучшего нету. Все остальные — просто плохие, а этот вполне приличный.
Император Александр был человеком поразительным. Он во многом обладал чертами своего выдающегося деда, императора Николая Первого. Он был настолько же волевым, могучим человеком, подлинным русским богатырем, как и Николай Первый. Он обладал большой склонностью к усовершенствованию государственных дел. Можно называть это реформами. В этом смысле он унаследовал черты своего выдающегося отца, царя-освободителя.
Кроме того, он был эталонно русским человеком. И в этом отношении превосходил и своего деда, и своего отца. Он был богатырь. В частности, среди известных анекдотов об Александре Третьем есть и такой. Тут надо прежде сказать, что до Александра Третьего у императоров было непринято подавать руку подданным. Исключение составляли близкие родственники и особенно заслуженные, обычно пожилые сановники. Им руку подавал и император Павел, и Николай Первый, и Александр Второй. Но, в общем, то было не в правилах. Я читал воспоминания о том, как юную дворянку впервые в жизни представили императору Александру Второму. Она на значительном расстоянии от государя склонилась в глубоком реверансе, а император ответил ей церемонным поклоном. Вот так. Александр Третий, будучи особой необычайно царственной, вместе с тем был демократичным в общении и начал раздавать рукопожатия направо и налево. И притом в молодости случались курьезы. Дело все в том, что молодой император в пальцах скручивал пятак. Потому время от времени удостоенный монаршего рукопожатия сановник вскрикивал от боли. Далее государь просто научился контролировать свое рукопожатие.
Александр Третий с необычайным достоинством нес функцию главы государства. О том также известно несколько весьма примечательных анекдотов. Как-то Александр был в своей любимой Гатчине и развлекался на пруду ужением рыбы и конечно размышлением о государственных делах. Тут явился дежурный офицер и доложил, что в Гатчину прибыл французский посол и просит немедленной аудиенции. Александром был заключен с Францией секретный военный союз. Франция стала, о чем мы будем сегодня еще говорить, державой дружественной. «Хорошо», — сказал Александр, — займите его превосходительство чем-нибудь. Я приму его через час». «Ваше императорское величество, но посол настаивает на срочной встрече, указывая, что от этой встречи зависят судьбы Европы», — добавил офицер. Ответ, наверное, многим из вас известен: «Когда русский император удит рыбу, Европа может подождать!» Кто сейчас мог бы такое сказать? Кто из советских руководителей, не исключая генералиссимуса Сталина, мог бы всерьез себе такое позволить? Вот вам простое сопоставление. Не исключая даже Сталина, про остальных можно не говорить. Александр мог.
Когда он скончался, один французский газетный некролог сообщал, что «в нем (в умершем императоре Александре) Европа потеряла выдающегося арбитра, который в международных вопросах всегда руководствовался принципами чести». Это, кстати, о выполнении имперской функции. Ничего такого ни об одном советском руководителе не написали бы даже спьяну любые союзники. Его царствование было весьма непродолжительным, от трагического цареубийства 1 марта 1881 года до кончины императора 20 октября 1894 года в царском дворце в Ливадии прошло 13 лет. Отмечая годовщину его кончины, другой француз напишет: «Во время этого царствования в Европе воевать можно было только с разрешения русского царя. А он этого разрешения не давал». Представьте себе нынешний Балканский узел в свете вот этой фразы. Кто бы сейчас спросил нашего разрешения!
А дело ведь не в том, что мы ослабели. Дело в том, что мы ослабели волею. Когда была совершена первая агрессия против сербов, то есть еще не против союзной Югославии, а только против сербов в Боснии и Герцеговине, я в радиоэфире задал вопрос бывшему министру иностранных дел Александру Александровичу Бессмертных. Вы, конечно, понимаете, что такие вопросы согласуются. Я не стал бы подставлять неудобным вопросом симпатичного мне Бессмертных, с которым я был достаточно знаком до того и который тогда, в 1991 году, собирался баллотироваться в государственную думу.
«Александр Александрович, скажите, как вы полагаете, если бы на уровне правительства или хотя бы МИД последовало прямое заявление, что Россия резко негативно относится к агрессии НАТО против сербов, хоть один самолет взлетел бы?»
«Конечно, нет», — ответил Бессмертных.
Вот и все, и ни один самолет не взлетел бы. И не надо было для того ни начинать военных действий, ни даже поставлять оружие боснийским сербам. А теперь мы уже не можем так себя вести, потому что мы сами приучили нами пренебрегать.
Слово государства весит тяжело до тех пор, пока слово произносится весомо. Понимаете?
Вот великий немец — я имею в виду не Горбачева и не Ельцина — великий немец, федеральный канцлер Конрад Аденауэр умел говорить весомо, даже будучи во главе правительства оккупированной страны! Третируемой страны! И отнюдь не мы больше всех давили на ФРГ. У нас была своя карманная Германия. Долго давили американцы, а уж французы-то просто не упускали случая сказать немцам что-нибудь обидное. Французы в этом отношении нация довольно малоприличная. Они могут сводить счеты через десятилетия. Вот потому сейчас Германия — это вся Германия. Понимаете?
Вот, если бы у нас последние двенадцать лет было русское правительство, а не правительство, которое не имеет этно-культурной принадлежности, то мы все равно не могли бы, наверное, удержать наши земли, наши земли так называемой «Украины», наши земли так называемой «суверенной Беларуси» и уж совсем так называемого «Казахстана», потому что 60-70 лет назад и слова-то такого не было, в том числе и в казахском языке. Но мы могли бы говорить, что они существуют только де-факто, а де-юре они для нас не существуют. А в истории потом все меняется.
Вот, например, мы проиграли Крымскую войну. Но наш парижский представитель граф Орлов так и говорил: «Да, господа, мы побеждены и уходим с Балкан. Но не сомневайтесь, мы вернемся». Потому, когда после Франко-прусской войны мы вернулись, никто и не удивился. А вот нам сейчас всюду возвращаться будет трудно не потому, что мы потеряли наши исторические земли, а потому что эти хрюшки так себя ведут. Нам сослаться будет не на что. Слово дорогого стоит.
Так вот, Александр Третий не допускал этого никогда. Ему достался очень тяжеленький узел на Балканах, постоянные внутренние распри. Боханов считает, что Александр Третий вел себя на Балканах безупречно, а я вот так не считаю. Я считаю, что он сделал не все, что было можно, и не так, как было можно. Из того вовсе не вытекает мое непочтительное отношение к этому государю. Все допускают ошибки. Мы отмечали ошибки его отца, его деда. Он сделал не все. Узел был очень сложный, потому что, повторяю, возникали внутренние распри между православными народами, между православными государствами, между православными государями, прежде всего между болгарами и сербами. А историческая, имперская функция России была конечно в том, чтобы того не допускать. Но хотя он не смог достичь максимума, он всегда держал себя в высшей степени достойно. Тут есть еще один анекдот с Александром Третьим. Когда его, как мы теперь говорим, уже совсем «достали» балканские друзья, он произнес тост во дворце на большом приеме, где был дипломатический корпус: «За моего друга, великого князя... Черногорского! А других друзей у России нет!» Вот сказал ли он своему наследнику, что у России есть только два союзника — русская армия и русский флот, или то придумано, не знает никто. Неизвестен источник. А вот эта фраза с Черногорией — это правда, потому что ее слышали все дипломаты, и все дипломаты ошалели, потому что он сказал это при сербах, при болгарах, при французах! Умел все же Александр Третий нести высоко имперское имя и имперское знамя России.
Хотя в его царствование происходило очень много хорошего внутри России, во внутренней жизни, во внутренней политике, Александром Третьим была все же скорректирована земская реформа его отца. Иногда в советской литературе это принято называть «земскими контрреформами». Думаю, то несправедливо. И Боханов считает, что то несправедливо. Ведь он собственно ничего не отменил, он не упразднил земское самоуправление, но он его дополнил чиновным элементом, создав институт земских начальников. На первый взгляд кажется, что это полуповорот назад в сторону бюрократических методов, имевших место до Великих реформ. Но так только на первый взгляд. Дело в другом. Любая демократия — это неплохо. Демократия — это вообще неплохо. Но когда она еще не стала привычной, не въелась в практику, она естественно порождает злоупотребления, порождает коррупцию, прежде всего злоупотребления бюрократические, кстати сказать. Конечно, бюрократические! И вот, в России эти злоупотребления обычно совершались низшими чиновниками на уездном и даже волостном уровне, потому что такая мелкая шавка как волостной писарь был образованнее, чем волостной старшина (выборное лицо), и крутил им как хотел. Хотя институт земских начальников Александра Третьего был чиновным, он создавался из местных дворян, из людей, которые исторически, из поколения в поколение, привыкли к определенному взаимодействию с крестьянским населением, привыкли к некой ответственности за происходящее в уезде и волости. Александр Третий только скорректировал эту реформу, предпринял антикоррупционные меры, потому что все институты сохранились, и уездное собрание, и уездная управа, все губернские земские институты. То было большое достижение, кстати сказать, о котором почему-то не пишут, большое достижение Александра Третьего.
Кстати сказать, земские реформы Александра Второго даже сейчас подлежат изучению и во многом восстановлению, ведь у нас и поныне нет земского самоуправления, а, следовательно, нет и основ демократии. Иначе и не бывает. Демократия выстраивается только снизу, только снизу вверх!
Вот тогда, при государях, демократия была. А после отречения последнего государя у нас демократии не было, как нет ее и сейчас, потому что, если мы представим себе государство, которое управляется формально неограниченным монархом, без парламента, даже без аристократической палаты, но в котором на муниципальном уровне, на земском уровне существует широкое самоуправление, то в этом государстве мы должны будем признать наличие демократического элемента власти.
А теперь представим себе государство, например, наше нынешнее. У нас уже есть двухпалатный парламент, но число палат растет. И вроде бы еще какой-то совет губернаторов то ли будет, то ли нет. Высших судебных инстанций зачем-то две. Соединенные Штаты и то одним верховным судом обходятся, а у нас — отдельно верховный суд и отдельно конституционный суд. Палат всяких пруд пруди, а внизу управление чисто бюрократическое. Вот это государство никакой демократии не имеет, никакой демократией не обладает!
И как бы ни хрюкал господин Немцов, что демократия — это власть закона, он лжет!
Что еще можно сказать? Эпоха Александра Третьего — это эпоха огромного по размаху экономического подъема. Даже недруги России и русских сейчас признают экономический подъем при Николае Втором. Он имел место с 1907 по 1913 год, даже по 1914 до начала войны. Но то — лукавое признание. На самом деле в эти предреволюционные годы был не экономический подъем, о котором мы будем говорить в соответствующей лекции, а экономический бум, превосходящий по своему размаху, по темпам роста и сельскохозяйственной и особенно промышленной продукции все, что было достигнуто на планете. Этот бум превосходил экономические бумы эпохи Второй мировой войны — германский, итальянский и даже японский. А подъем был при Александре Третьем. Он так и не ослабевал. Правда, огромная заслуга в этом конечно Александра Второго, что мы отмечали. Его реформы осуществились.
При всей неудачности решений земельного вопроса, положительных следствий крестьянских реформ было все-таки гораздо больше, чем негативных. И было просто необходимо некоторое время, чтобы они начали сказываться. Естественно, мы получили некий экономический спад сразу после реформ, очень ощутимый в конце 60-х и в начале 70-х годов XIX века. Естественно, такие всеобщие реформы как освобождение крестьян и все, что с ними связано, не могли не вызвать спада. Это правда. Сейчас нам любят говорить о нынешних проблемах: «Ну, то же естественно, за все надо платить». Да, конечно, у нас действительно в 90-х годах тоже должен был быть спад, и сейчас должен быть спад. Но, простите, спад и разруха — это разные вещи. У нас не спад, у нас разруха. Спад был тем, что пытались преодолеть последние советские правительства при Рыжкове, потом при Павлове. Их в том обвиняли. Наши «демки» (демократы) насели на бедного Николая Рыжкова, никак не позволяя ему чуть-чуть отпустить цены. Потому Рыжкова «съели». Зато Гайдару потом разрешили сразу все отпустить! А во время Великих реформ разрухи не было. Был действительно функциональный, структурный по сути дела спад. К 1881 году трагического цареубийства прошло уже двадцать лет, и состояние экономики выправлялось. При Александре Третьем мы окончательно стабилизировали финансы. Мы ввели золотое обеспечение. Мы ввели золотую валюту. Кстати, и сейчас, чтобы прекратить это нелепое безобразие, эту нелепую зависимость от доллара, некоторые серьезные экономисты рекомендуют выпустить золотую монету, выпустить золотой рубль, червонец, конечно, не однорублевую монетку. Даже в годы так называемой «первой русской революции», во время трагических событий 1905-07 годов продолжался экономический подъем! Вот так.
Кстати, я считаю, что у нас была одна революция, которая в 1904 году началась и, похоже, все еще продолжается. Просто она проходит разные фазы. Не знаю, почему мы могли бы утверждать, что революция закончилась. Мы не стабильны. Следовательно, революционный процесс идет. Но это — не самое страшное. Английская революция заняла тоже более 75 лет. Она закончилась не в XVII веке, а примерно в 1715 году. У нас страна больше, потому и революция длится дольше, может быть 85 лет.
Повторяю, во многом в том заслуга Александра Второго и его Великих реформ. Но во многом в том и заслуга Александра Третьего, хотя при нем таких значимых реформ уже не было, а была только коррекция земской реформы введением института земских начальников, что мы уже разобрали. Удивительная стабильность исходила от главы государства. Его облик внушал доверие. Посмотрите на портреты Александра Третьего. Первое ощущение, когда видишь его портрет, — невероятная надежность. Так что исключительная стабильность положения в стране — это уже заслуга Александра Третьего. А она сказалась уже на развитии земства со всеми последствиями, на строительстве дорог, на умножении медицинских учреждений и школ, на хорошем, здоровом фоне постоянной, ежедневной жизни в России. Это конечно заслуга Александра Третьего.
А что касается друзей — я поставил это девизом этой лекции — давайте посмотрим, в каких внешнеполитических узлах была завязана Россия во второй половине XIX века. Обращаю ваше внимание на то, что мне придется возвращаться назад, уходя в царствование Александра Второго и даже в наследие Николая Первого, и забегать вперед, вторгаясь уже во времена Николая Второго. Но все-таки эта система внешнеполитических узлов была завязана в основном в царствование Александра Третьего. Потому уместно говорить об этом именно сегодня.
Первый узел — Балканский. Он для нас совершенно непреложный. Мы, оставаясь Третьим Римом, — мы и сейчас им остаемся, но только его тенью, хотя это наш долг, — оставаясь великой православной, восточнохристианской империей, ни при каких обстоятельствах не могли покинуть, выпустить из рук Балканский узел, потому что это наш имперский долг. И для каждого из нас, прежде всего из православного большинства населения России — это личный долг христианина. На Балканах мы потерпели крупное поражение в Крымской войне, фактически в мировой войне, против мировой антирусской коалиции, но мы не потеряли почвы окончательно. После поражения Франции во Франко-прусской войне мы перестали признавать ограничения, наложенные на нас Парижским трактатом, мы приступили к воссозданию Черноморского флота и к активной политике среди Балканских государств. В ходе Русско-турецкой войны 1877-78 годов мы обеспечили окончательную и полную независимость Румынии и Сербии, и значительную автономию Болгарию, сохранившей зависимость от Османской империи. Ну а Черногория фактически добилась независимости сама. На протяжении всего того времени Россию признавали в большей или меньшей степени гарантом положения христиан в Османской империи. Более того, наряду с Англией и Францией Россия была даже после своего поражения в Крымской войне одной из великих держав, гарантирующих особый статус Иерусалима как города великой святыни нескольких религий.
Черноморский флот постоянно и значительно превосходил турецкий, все возможности Турции на Черном море. То было существенно. Надо сказать, что Черноморский флот специфичен, это флот внутреннего моря, флот замкнутый. Мы вынуждены были соглашаться под давлением, прежде всего Великобритании, на то, что Проливы закрыты для прохода военных кораблей, исключая особые разрешения со стороны Турции. То есть, мы не могли использовать Черноморский флот не только как Атлантический, но даже как Средиземноморский. Следовательно, он был только орудием обеспечения нашей позиции на Балканах. Таковым Черноморским флот остается и сейчас. Он по-прежнему обеспечивает нашу позицию на Балканах. Если бы не революция, мы почти не нуждались бы в Черноморском флоте. Турция имела достаточно неосторожности участвовать в войне на стороне Германии и потому стала побежденной державой. Первая мировая война должна была превратить Черное море во внутреннее православное море, как в былые византийские времена. Соответствующие соглашения о том были подписаны еще в 1915 году. Не русское море, разумеется, а контролируемое несколькими державами, но во внутреннее православное море. После того мы могли бы считать, что Черноморский флот нам нужен только для контроля Босфора, для береговой обороны в области Босфора, возле Константинополя. Мы бы навсегда избавились от большого Черноморского флота, могли бы держать там только морские полицейские силы. Но до тех пор, пока мы не контролируем Проливы, нам нужен Черноморский флот.
Мы проводили активную балканскую политику, приобрели на Балканах несколько более или менее дружественных нам государств, восточнохристианских государств, включая Грецию. Балканский узел все время сводился к одной проблеме — мы владеем проливами или не владеем, мы заканчиваем дележ наследства «больного человека Европы», как называли Турцию, или не заканчиваем. Французы к этому относились по-разному, но готовы были ради союза с Россией допустить наше первенствующее положение на Балканах. Англичане к этому относились плохо. И только Первая мировая война вынудила их пойти на русские требования, согласиться на русские условия. То есть, мы прочно стояли на Балканах, этот узел был завязан в нашу пользу. И полностью разрешить его можно было через 10, через 100, через 200 лет только одним — приобретением протектората над Проливами, над Константинополем. Кстати, совершенно необязательно притом Константинополь должен формально становиться русским городом.
Можно считать положение с Балканским узлом удовлетворительным. После 1878 года на Балканах были войны, но мы в них не участвовали, то есть, мы своего добились. Балканские христиане могли составить коалицию и поставить на место Турцию без нашего участия. Последняя подобная война была в 1912 году. Мы в ней не участвовали, а турок, тем не менее, побили. Конечно для того нужна была Греко-сербо-черногорская коалиция. Противоречия греко-болгарские и сербо-болгарские не позволяли подключить к ней Болгарию, но она все равно была хотя бы нейтрально, но все же антитурецки ориентирована. Можно считать нашу политику тут эффективной
Европейский узел. В 1858 году, еще раз повторим, нас победили в Крымской войне и унизили в Париже. Напомню, что до того мы имели неосторожность в 1848-49 годах поддержать Вену против венгров, мы имели неосторожность противодействовать Первому венгерскому восстанию (иногда его называют «Первой венгерской революцией»), за что Австрия ответила черной неблагодарностью в дни Крымской войны. Но в 1863 году Австрия встретилась с новым венгерским восстанием или Второй венгерской революцией, и тут Австрии не помог никто. Спастись Австрии удалось, превратившись в дуалистическую Австро-Венгрию, в государство, существующее на основе личной унии. Венгрия получила конституцию, Венгрия получила парламент и торжественно отстроила в Будапеште неоготическое здание парламента. То одно из самых известных в мире неоготических зданий. Венгры, как сейчас говорят, «оттянулись» по полной программе. Даже армия теперь называлась «императорской и королевской», и флот был императорским и королевским, подчеркивая, что он австрийский и венгерский.
(короткий пропуск в записи, смена кассеты)
Тем самым Австрия отказалась от исполнения имперской функции, перестала быть империей. Подробно о том можете прочитать в известной моей статье «Империи в мировой истории».
Дело вот в чем, если немножечко округлить и выбросить из рассмотрения небольшие этнические группы итальянцев, евреев, цыган, румын, то основное население Австро-Венгрии выглядело примерно так во второй половине XIX века: 40% населения — немцы, 10% — венгры, а 50% — славяне. Правда, разные славяне: хорваты, сербы, чехи, словаки, словенцы и даже некоторое количество поляков. И подкарпатские русины, по сути дела русские, население нынешнего Закарпатья. И все-таки 50% славян. Так вот, именно в это время появляется идея и движение панславизма, движение за единство славян. Появляется гимнастическое движение «Соколов». Чисто славянское Сокольское движение было среди всех без исключения славянских народов. Почему именно тогда? Ведь раньше-то не было. А очень просто. Потому что славяне тут же сообразили. Как это так! Что это за наглость! Почему эти мадьяры имеют так много, а мы нет! А нас, славян, вообще говоря, в пять раз больше!
С одной стороны, наше правительство Александра Третьего и Николая Второго относилось осторожно к панславизму. Иногда относилось недружественно и сдерживало его. Такое отношение имело серьезные основания. Понимаете, ну какое может быть всемирное славянское братство, если одни славяне принадлежат к восточнохристианской культуре, а другие — к западнохристианской? Думаю, вряд ли со мной кто-нибудь станет спорить, что у нас с греками гораздо больше общего, чем с чехами, хотя чехи — славяне. И наши отношения с греками куда лучше, нежели с чехами, которые нас откровенно не любят. С одной стороны то правильно, то есть, стратегически я разделяю точку зрения последних двух императоров и их министров иностранных дел, а тактически нет. А тактически то была ошибка. Тактически мы могли это использовать. Панславистские настроения были настолько серьезны, что на нашу сторону перебегали не только чехи, а даже хорваты! Они перебегали к славянам, чтобы тевтонов бить. Если бы мы всерьез разыгрывали панславистскую карту во время Первой мировой войны, мы могли бы существенно сократить сроки войны и избежать тем самым революции, победоносно закончив войну на много месяцев раньше. То есть, мы вели себя разумно, но не гибко!
Для меня всегда оставалось загадкой, как Австро-Венгрия просуществовала последние полвека своей истории, почему ее в клочья не разорвали раньше. А ведь она ухитрялась, правда, при поддержке Запада даже территориальные захваты совершать — Босния и Герцеговина. Она ухитрялась вести переселенческую политику, переселять хорватов в Боснию и Герцеговину. Вспомните последнюю Боснийскую войну. Откуда вообще там хорваты взялись? Они — переселенцы австрийские. До переселения Босния и Герцеговина была населена только православными и мусульманами. Из них все православные были сербами, а все мусульмане были омусульманенными сербами, пока Иосиф Броз Тито не придумал загадочную национальность — «мусульмане». А почему вы смеетесь? А вы смеялись, когда нам сообщали о «борьбе сербов с мусульманами»? Это примерно то же самое, что борьба русских с буддистами. И, кстати сказать, то же самое, что и борьба евреев с арабами, потому что значительная часть арабов — христиане (а так называемые «евреи» — талмудисты разной этнической и даже расовой принадлежности).
Итак, в 1863 году Австрия превратилась в Австро-Венгрию. В 1866 году в ходе Австро-прусской войны уже сильно ослабленная Австро-Венгрия потерпела поражение от Пруссии и официально отказалась от гегемонии в Германском мире. Эта гегемония с того момента перешла к Пруссии. В 1870-71 годах происходит важнейшее событие в Западной Европе — победа Пруссии с союзниками над Францией во Франко-прусской войне и основание Германской империи. В сущности, на том была исчерпана историческая роль Австро-Венгрии, возникла другая Германская империя. И баланс в Европе изменился очень серьезно.
Напомню вам наши лекции о XVIII веке. Мы участвовали в Семилетней войне в царствование императрицы Елизаветы только для того, чтобы не допустить изменения баланса сил в Европе. Мы не стремились к территориальным приобретениям в Европе в той войне. Но нам невыгодно было чрезмерное усиление Пруссии, мы не допускали изменения баланса. Типичная работа по Клаузевицу, который дал чеканное определение — «Война есть продолжение политики иными средствами».
К объединению Германии мы относились положительно. Пруссия — исправно наш союзник, иногда плохой. Иногда она нас подводила, иногда она нас подставляла. Так было на Берлинском конгрессе в 1878 году, когда мы надеялись, что раз конгресс происходит в столице союзной Пруссии, то мы можем рассчитывать на активный дружественный нейтралитет прусского правительства Бисмарка. А нейтралитет оказался в целом недружественным, они нас бросили. Но в общем мы ни разу не враждовали с германцами после Семилетней войны, после победы над Фридрихом Великим.
Итак, баланс изменился. Впрочем, нам это развязывало руки. Победа немцев над французами давала нам возможность развязаться с Парижским трактатом 1858 года, восстановить Черноморский флот и вернуться на Балканы, что мы и сделали. Но теперь проигравшая Эльзас и Лотарингию Франция, забыв про все свои распри с русскими — в конце концов, она взяла реванш во время Крымской войны – слабая Франция просто начала вешаться нам на шею. И вешалась упорно до тех пор, пока мы все-таки не заключили Франко-русский оборонительный союз. Союз был оборонительным. Союз требовал вмешательства только в случае нападения третьей страны на одну из стран союза и, естественно, только в Европе. Понятно, кто были «третьей страной». К этому моменту уже существовал Тройственный союз Германии, Австро-Венгрии и Италии. Речь шла о нападении центрально-европейских держав. Союз был довольно выгоден для России. Достаточно сказать, что мы обязались в случае подобной войны выставить под ружье 850 тысяч солдат. Началась эпоха массовых армий. В то время как французы обязаны были выставить 1100 тысяч солдат. И на то они пошли. И понятно, почему мы себе это выговорили: у нас всегда оставалась проблема Турции. Мы могли отмобилизовать больше бойцов. Но всегда была возможность возникновения турецкого фронта или даже двух: на Балканах и на Кавказе. Безусловно, мы ничем не были обязаны Франции, если Франция сама начинала военные действия, нападая на одну из центрально-европейских держав.
Я полагаю, что первым именно Николай Второй, совсем молодой император, понял опасность этих договоров. Дело все в том, что в начале XX века европейские державы были повязаны договорами так, что только толкни этот карточный домик, и начнется всеевропейская война, а началась мировая.
Вы можете внимательно познакомиться с этим материалом по следующим весьма примечательным книгам, которые не так-то трудно и достать. Сергей Ольденбург, «Царствование императора Николая II». Книга профессора Ольденбурга выдержала три издания в 90-е годы и довольно доступна. Это не столько история, сколько материалы к истории, то есть описание царствования. Более того, вводная глава содержит великолепный статистический итог предшествующего царствования Александра Третьего. Вот там вы можете посмотреть все.
Кроме книги Ольденбурга, которую всегда рекомендую своим слушателям, обращаю ваше внимание к предпосылкам мировой войны, на Первый узел «Красного колеса» Солженицына, то есть на его исторический роман «Август четырнадцатого». Это его лучший роман, кстати: все последующие написаны намного слабее. И на подзабытую книгу, изданную давно, почти 40 лет назад в пику Солженицыну, которого тогда не издавали, но зато стотысячным тиражом, книгу Барбары Такман «Августовские пушки», книгу как раз о предпосылках Первой мировой войны и ее начале. Довольно редкий случай: книгу о войне и военной дипломатии написала дама, да еще к тому же журналистка. Но она девчонкой была очевидицей той войны и всю жизнь работала над этой книгой. То была ее мечта, и она ее реализовала. Весьма удачная книга.
Александр Третий того, к сожалению, не видел. Но того не видел никто. Потому мы не вправе упрекнуть в том императора. Повторяю, опасность повязанности всех многосторонними договорами почувствовал впервые молодой Николай Второй. Он пытался тому противодействовать попыткой заключения с Германией дополнительного оборонительного союза на рейде в Бьерке и мирными инициативами 1898-99 годов, когда впервые в истории было предложено замораживание вооружений, отказ от гонки вооружений. По случаю столетия тех переговоров и столетия Гаагского суда годом позже никто не вспомнил имя нашего последнего императора. Всегда забывали, всегда замалчивали. А между прочим, именно он первым должен был получить Нобелевскую премию мира. Впрочем, может быть и хорошо, что не получил. Были исключения, были благородные люди, получившие эту премию: Альберт Швейцер или монахиня мать Тереза не так давно. Но в основном Нобелевскую премию мира получала разная сволочь. Такая уж премия.
Итак, второй, Европейский узел прямиком ведет нас к Первой мировой войне, просто-таки ее готовит. Если детально, то там были и другие соглашения, например, гарантии нейтралитета Бельгии. Гарантом выступала Англия. Следовательно, нарушение нейтралитета Бельгии Германией, что и произошло, автоматически вызывало участие Англии в Первой мировой войне. У нас не было особого соглашения с сербами, мы ничего сербам не гарантировали, но у нас были нравственные взаимные обязательства перед сербами. Как величайшая восточнохристианская страна, мы не могли отдать их на растерзание. Там было много всякого, не только противостояние Тройственного и Франко-русского союза. Но именно это противостояние делало Европейский узел таким жестким.
В Средней Азии, в Туркестане, никакого узла не было. У нас была там определенная, довольно интересная политика, направленная на нейтрализацию английского проникновения. Мы влияли на ситуацию в Афганистане дипломатически, и удержались от военного проникновения в Афганистан, хотя поводы для того были, ведь правительство Александра Третьего и потом Николая Второго было хорошим и не лезло туда, куда не надо. Мы удержались. Заметьте, большая часть Туркестана (Средней Азии) не была частью Российской империи. Потому потеря Туркестана для нас сейчас в значительной степени — это не потеря русских земель. Но Туркестана, а не так называемого «Казахстана», который — просто русская земля, и большая часть которого покрывается территорией четырех казачьих войск — частью Оренбургского, частью Сибирского, почти всего Уральского и целиком небольшого Семиреченского.
В Туркестане Россия ведет себя необычайно дальновидно. Она старается влиять, она старается обеспечить стабильность и мир на этих границах, проходящих частью в пустынях и потому трудно контролируемых, естественно. В силу того ей приходится проводить военные акции, в том числе знаменитые походы Столетова и потом Скобелева. Но заметьте, Россия сохраняет совершенно добровольно Хивинский эмират (Хивинское ханство), Бухарский эмират. Россия сохранила бы и Кокандское ханство, но просто в Коканде не нашлось даже полоумного хана, который мог бы даже с русской помощью удержать власть. Потому, в конце концов, пришлось пойти на присоединение Кокандской территории. Вообще большую часть Средней Азии мы предпочитали видеть буферными, союзными, в какой-то степени вассальными, но подконтрольными только во внешней политике территориями, а вовсе не своими. Потому, повторяю, нету для меня особого Среднеазиатского узла во внешней политике. Наша политика там была совершенно успешной.
Приведу только несколько примеров. Русских офицеров приглашали на службу в Хиву и в Бухару, им давали высокие чины, набирались ума-разума, цивилизации, ну а наши офицеры получали от эмиров награды, чины, почет. Русских начинали лучше знать и больше уважать в Средней Азии.
Эмираты не были обязаны России никакой военной поддержкой. Тем не менее, на средства Бухарского эмирата был построен на русской верфи и фактически подарен России эсминец «Эмир Бухарский». Они нам подарили. Они не обязаны были воевать, но на основе добровольного найма туркмены-текинцы участвовали в Первой мировой войне. Именно текинцы охраняли от революционного сброда арестованных генералов во главе с Корниловым, именно текинские капитаны обеспечили благополучное покидание Быховской тюрьмы Корниловым, Лукомским, Деникиным и другими генералами. И до гибели Корнилова его гвардию, его личную охрану составляли текинцы. Но что самое интересное, самыми отчаянными, самыми опасными басмаческими курбаши, то есть капитанами явились персонально те же самые текинцы, те же самые текинские капитаны. Вот вам разница в отношении туркмен к России и русским, и к советской власти. Да, советская власть их подавила, но ни одному русскому царю их и подавлять-то не надо было. Они белого царя уважали. Для них есть, правда, и религиозное обоснование того. «Белый царь» — это не так просто. Белый царь в Средней Азии — это определенная религиозная миссия. Они это признавали. В какой-то степени Иран до сих пор ждет, выжидает, окажемся ли мы наследниками белого царя или нет. Белого царя, правда, нету, но Россия-то есть. Если бы Иран не предполагал на уровне своих высочайших религиозных авторитетов, на уровне своих интеллектуалов, что Россия может вернуться к православию, ой как бы нам было нехорошо сейчас! Ведь до сих пор во всех конфликтах, которые там происходят, не участвовал ни один иранец, ни один иранский боевик. А они ребята посерьезнее, чем драные арабы Хаттаба. Никто! Ни в Чечне, ни в близкородственном Таджикистане (таджики — иранцы). Вот так! Они выжидают до сих пор. В Средней Азии тоже многие выжидают, они не забыли, что раньше на севере был белый царь. Его фигура — неслучайна, эсхатологически неслучайна. Шииты Средней Азии знают, что белый царь — «удерживающий», что белый царь препятствует приходу антихриста. У мусульман он только называется иначе — «даджаль». Но это тот же самый персонаж. Они про него все знают.
И был еще третий узел внешней политики — Дальневосточный. В 60-е годы XIX века в Японии начинается и успешно идет так называемая «революция Мэйдзи». Мэйдзи — это посмертное имя великого микадо (императора), который при жизни носил имя Муцухито.
Как глава государства японский император (микадо) есть еще и «тэнно», потомок богини Аматерасу. Он исполняет сакральную функцию воплощения божественного начала японского народа. Потому, когда божественный тэнно умирает, его имя не произносят, а произносят посмертное имя Мэйдзи. Хоть мы и можем говорить Муцухито, но даже в европейской литературе, с тех пор как он умер, обычно пишут «Мэйдзи», «эпоха Мэйдзи».
То была, конечно, потрясающая эпоха. Размах переворота, произведенного императором Мэйдзи, сопоставим с размахом переворота, произведенного в России Петром I. Но, если Петр, создав могущественное государство, заставив с собой считаться, заставив себя уважать в Европе, тем самым заставив уважать и Россию, создав одну из лучших в Европе и лучшую в перспективе армию и впервые дав России флот, во всем остальном вел антироссийскую, антирусскую и антиправославную политику, то император Муцухито был японцем до мозга костей. Япония пошла по исключительно правильному пути! Япония бурно заимствовала цивилизацию на Западе, в том числе и у нас. Япония с бешеной скоростью впитывала чужую цивилизацию, не позволяя притом повреждать свою культуру.
Если нам, русским, приписывается отставание, то следует учиться у японцев, которые остались японцами и культура которых осталась японской и язык у которых японский, а не замусоренный бесконечными «спонсорами» и «бизнесменами», как наш замусорен. Они по-прежнему говорят на своей корневой системе, своей фонетической системе. И новые слова образуются из японских корней.
В принципе даже Кувейт, Йемен, Саудовская Аравия могут быть нам примером. Когда вы видите по телевизору богатенького саудовского араба, сидящего перед своим компьютером последнего поколения, но в своем национальном головном уборе, вам всем ясно, что он по-прежнему мусульманин, во-первых, и араб, во-вторых. А компьютер будет у него самый лучший. Учиться надо.
Великий Данилевский, Николай Яковлевич в своей книге «Россия и Европа» отмечает, что культурные заимствования на уровне религиозном, на уровне государственных идей и искусств не приносят пользы или приносят вред. А заимствования на уровне техническом приносят пользу. Их можно заимствовать. То есть, это было известно в 60-е годы XIX века. Но мы до сих пор не читаем Данилевского.
Так вот, революция Мэйдзи была проведена абсолютно японскими средствами и на основе японского материала. Прежде всего, был полностью реализован авторитет божественного тэнно. До Муцухито японский император царствовал, но категорически не правил. Он сидел в своем замкнутом мирке, в Киото, окруженный придворными. На государственные дела не оказывал никакого влияния. А правил военный правитель сегун из рода Токугава. Та система была полнейшей стагнацией. В Японии не изменялось ничего. Более того, японцы добровольно отказались даже от использования огнестрельного оружия. Представляете, каким надо быть изолятом! Они еще в XVI веке научились пользоваться огнестрельным оружием. Но когда в XVII веке установился сегунат Токугава, они постепенно от него отказались. И самураи были вооружены исключительно своими мечами, копьями, секирами, луками, стрелами. Но все равно в кодексе самурая (Бусидо, «Путь воина») была заложена преданность императору, преданность божественному тэнно. И Муцухито умело использовал японскую традицию.
Как японцы скачком повысили свой образовательный уровень? Как Япония намного быстрее России создала всеобщее народное, начальное образование? Очень просто. В Японии было избыточно много самураев. Самурай не всем может заниматься. Потому японские власти поощряли специализацию самураев как школьных учителей. Так было и раньше, а в революцию Мэйдзи это пошло лавинообразно. Благодаря тому в Японии во все времена труд учителя приравнивался к службе самурая. И хотя Япония была очень милитаризованной страной в мировых войнах и между ними, и японцы воспитывались в одном ключе — наивысшее счастье отдать жизнь за своего микадо — была все же категория лиц, которые ни при каких обстоятельствах не подлежали призыву на военную службу. Это — учителя, потому что их подвиг — самурайский. Вот почему, между прочим, они имеют то, что имеют, а мы — то, что мы имеем.
В 1945 году Япония была разрушена так, как нам и не снилось! Я прекрасно знаю рапорт командующего 20-ой воздушной армией США генерала Спаатса. Он докладывал с некоторым изумлением еще до Хиросимы, что для его тяжелых бомбардировщиков на Японских островах больше нету целей. Нечего бомбить, ничего не осталось. Нам так не досталось во Второй мировой войне. И сейчас нам так не досталось. Но даже тогда, когда Япония голодала — а в конце 1940-х Япония вся голодала — средства на школу были, из последних сил. Были всегда. Как обращаются со школой наши нынешние режимы, вы знаете. Вот почему у них есть будущее, а наше будущее — под вопросом.
Так вот, Япония начала бурно учиться, бурно впитывать чужие технологии, рваться на рынки сбыта. Сейчас Япония ввозит 96% потребного ей сырья. Ну, предположим, что тогда она ввозила 80%. Японцы живут на скалах. Япония бедна природными ресурсами на редкость! Потому прежде всего она бросилась к азиатским рынкам и к азиатским источниками сырья. И с успехом! Японцы не умели ничего! Но они создали на иностранных верфях свой военный флот. И в 1894 году показали его в действии, выиграв Японо-китайскую войну. Китайский флот превосходил японский, кажется, в 4 раза, но был никуда не годным. Китайцев побили. Вот тогда-то и завязался узел. Россия не могла допустить превращения огромного ослабевшего в конце Маньчжурской династии Китая в японский придаток. И Россия ввязалась. Европейские державы Россию поддержали. И Японию так же поставили на место после победы, как нас после победы над Турцией в 1878 году. Китай был разделен на сферы влияния между великими державами. Великие державы обзавелись базами. Мы выбирали хуже всех. Мы выбрали базу Порт-Артур и гражданский, незащищенный порт Дальний, вероятно, именно для того, чтобы японцы в Дальнем благополучно высадились и блокировали Артур. Англичане и немцы базы выбирали умнее. Узел завязался. Теперь Япония хотела реванша. А Россия проникала все глубже и глубже в Маньчжурию, Россия строила КВЖД — Китайско-Восточную железную дорогу. Россия была заинтересована во влиянии в Маньчжурии. Но раз уже ты заинтересован, тогда соответственным образом готовься к военным действиям!
Объясню, в чем заключался тот узел для нас, и чего нас понесло в Китайскую формально Маньчжурию. Дело вот в чем. Помните, я говорил вам, что мы рано в XVI веке перевалили за Урал, что нам не хватало населения для освоения новых территорий? Не хватало всегда, не хватает и сейчас. Если бы не было революции и большевицких безобразий, нам бы сейчас хватало. Нас было бы сейчас от 500 до 600 миллионов, и нам бы населения хватало.
Добравшись до Дальнего Востока, мы поставили себя в новое положение растянутой двухбереговой державы. Подобные двухбереговые державы — Канада, США. Это означает, что на Дальнем Востоке должна быть вторая европейская Россия. Вот между ними может быть как угодно пусто. Необязательно осваивать мерзлотные зоны, необязательно создавать многолюдное русское население в Якутии. Полезные ископаемые в Средней и Западной Сибири можно добывать, как по уму и делаем, вахтовым способом. А вот на Дальнем Востоке нельзя вахтовым способом. Там должно быть нечто сопоставимое по промышленному уровню, научному уровню, количеству населения, по самообеспеченности с европейской Россией. Этого не было у нас тогда, этого нет и сейчас.
Дальний Восток имеет только к югу от Владивостока субтропический климат, а севернее там холодновато. Для большого населения там недостаточно сельскохозяйственных ресурсов. Тогда население было еще меньше, и ресурсов тем более не хватало. А Маньчжурия — пшеничный край. Из Манчжурии можно ввозить зерно, ввозить хлебушек в любых объемах, чтобы кормить дальневосточное население.
Кроме продовольствия была еще одна причина. Россия ведь не была сырьевым придатком Запада. Таковым постепенно стал Советский Союз. Россия была промышленной державой, довольно крупным промышленным экспортером, не только сельскохозяйственным, но и промышленным. Причем главной частью нашего промышленного экспорта был текстиль. Даже Индия, несмотря на неудовольствие англичан, хозяев Индии, одевалась в русский ситец, а Китай просто поголовно. Потому мы стремились на его рынок. Нам нужна была маньчжурская пшеница, и нужно было обеспечить крайне выгодный нам экспорт текстиля в Китай и, в меньшей степени, конечно, Корею. Японцам то было, естественно, категорически не нужно. Им самим нужен был китайский рынок сбыта и китайские источники сырья. Вот вам узел и завязался.
Этот узел был очень неприятно разрешен в 1904-1905 годах. На Русско-японской войне следует остановиться подробно, хотя у меня обычно не хватает времени на разбор войн. Дело вот в чем. Советские историки свято верят в то, что морской театр военных действий бывает только вспомогательным, а главный — всегда сухопутный. Это — бред пьяного ежика. Это губило наш флот все советское время. В Русско-японской войне, несомненно, главным театром был морской, а вспомогательным — сухопутный. Притом заметьте, проиграв войну на море, Россия могла продолжать военные действия на суше. А Япония, проиграв войну на море, должна была капитулировать немедленно: она тут же лишалась того самого сырья, о котором я говорил, лишалась всего. И тогда был бы не мирный договор, а капитуляция. Дальше мы просто замкнули бы блокаду Японии, и все.
Япония располагала шестым флотом в мире. Причем этот шестой флот весьма незначительно превосходил седьмой — итальянский. А Россия располагала третьим флотом в мире. Причем этот третий незначительно уступал второму — французскому. Силы были не равны. Даже если учесть, что мы не могли воспользоваться Черноморским флотом, не выводимым через Проливы, мы все равно имели хоть и незначительное, но превосходство над японцами. Да, Дальний Восток был для нас далеко, растянутые коммуникации, трудно перебрасывать войска, трудно снабжать войска. Японцы были не готовы начать войну до постройки Транссиба. К войне Транссиб у нас уже был. Правда, Кругобайкальской дороги еще не было. Потому все, что прибывало в Иркутск, необходимо было перегружать на баржи, перевозить через Байкал и снова грузить на железнодорожные вагоны. В ходе войны, правда, мы разрешили эту проблему на зимний период. Ну, русские — блестящие инженеры, тут никуда не денешься, по льду Байкала положили времянку и гнали по ней вагоны без перегрузки. Но только зимой. Это все так. Но все равно, проиграть войну мы могли, только очень постаравшись! И мы постарались.
На театре военных действий, на главном, морском театре японцы располагали в 1904 году 12-ю кораблями линии баталии, то есть главных сил: 6-ю броненосцами и 6-ю броненосными крейсерами. Россия располагала 11-ю кораблями линии баталии: 7-ю броненосцами и 4-я броненосными крейсерами. То есть, по весу бортового залпа практически был паритет. У нас было на 1 корабль меньше, но за счет того, что было больше броненосцев, можно считать, что мы были наравне. У нас было меньше легких крейсеров, у нас было меньше мелочи, было меньше минных сил. И тем не менее.
Положение ухудшалось. Наши чиновники проморгали окончание японской кораблестроительной программы. Наша программа должна была закончиться в 1906 году, японская — в 1905 году. Но японцы составили свою программу для дурачков, а мы оказались дурачками. В 1904 году их большая кораблестроительная программа была фактически выполнена, хотя формально нет, потому что оставалось построить еще 2 малых миноносца. А наше военное ведомство всерьез относилось к тому, что Япония еще год будет выполнять свою программу.
(Из-за смены кассеты тут пропуск в записи. Но подробно о военных действиях вы можете прочитать в отдельной лекции «Русско-японская война и ее последствия для России»)
Из-за поломок механизмов малых миноносцев отряд Вирениуса дико запаздывал. Вирениус, который понимал про войну лучше, чем его начальство, запрашивал разрешения бросить малые миноносцы в Суэце и срочно отправиться на Дальний Восток. Мы получили бы превосходство над японцами, было бы всего 12 кораблей против 12-и кораблей, но 8 наших броненосцев против 6-и японских броненосцев. Вирениусу не разрешили. Потом эти корабли вернутся в Кронштадт и с эскадрой Рожественского пойдут к Цусиме, а мы должны были иметь их на Дальнем Востоке уже к началу войны.
Перед самым началом войны, в конце 1903 года сложилась забавнейшая ситуация. На рынке оказались 2 броненосных крейсера. Как правило, на рынок не выбрасывают крупные боевые корабли. Итальянская фирма «Ансальдо» строила их для Аргентины. Честно, не знаю, почему Аргентина от них отказалась. Вероятно, по финансовым причинам, денег не было. Короче говоря, эти корабли оказались в свободной продаже. Симпатизирующие нам итальянцы предложили их нам. Наше начальство отказалось, потому что их тип не подходил к типу, принятому в русском флоте. И правда, не подходил. И к типу, принятому в японском флоте, тоже не подходил. Но только японцы оказались умнее. Они через посредство англичан купили эти два корабля и получили перевес 14 против 11-и в линии баталии. А если бы купили мы, японцам на войне ловить было бы нечего. Все! Капитуляция.
Приведу еще примеры головотяпства. Мы, совершенно непонятно зачем, держали стационером, то есть представителем флага очень неплохой крейсер «Варяг» в корейском Чемульпо. Там достаточно было канонерки «Кореец», она там и была. Флаг представляют корабли слабые, корабли старые. Так мы лишились «Варяга» в первые же часы войны, его там просто заперли. Японский флот был сосредоточен в одних руках способного адмирала Того Хэйхатиро, а наша эскадра была разделена. Броненосцы и один, причем самый слабый броненосный крейсер стояли в Артуре, а 3 броненосных крейсера — во Владивостоке. Было и другое головотяпство. Если все его сложить, будет видно, что мы очень постарались проиграть эту войну.
Более того, мы постарались лишиться флота, постарались прекратить свое существование в качестве великой морской державы. После падения Порт-Артура и гибели Артурской эскадры продолжать движение второй Тихоокеанской эскадры Рожественского на Дальний Восток было преступно. Цусима была предрешена, эскадру надо было возвращать. Но нет, Петербург настоял на том, чтобы эскадра продолжала движение, хотя Рожественский, не худший адмирал, понимал, что шансов на победу у него почти нету после потери Артурской эскадры.
В 1905 году Россия в значительной степени уходит с морей. Наше присутствие на Дальнем Востоке становится символическим. Да, мы начали строить новые корабли. Император Николай Второй любил флот. Дума, правда, мешала с ассигнованиями на восстановление флота. Но все равно мы никак не могли восстановить свое положение к Первой мировой войне, к 1914 году. Хотя в Первой мировой войне Япония оказалась нашим союзником, и нам не нужно было защищаться на Дальнем Востоке, мы все равно восстанавливали свой флот во внутренних морях.
Крупнейшей ошибкой русских правительств, включая последнее правительство Николая Второго, была недооценка значения флота на Тихом океане. Только постепенно, по мере завязывания Дальневосточного политического узла, в силу противостояния с Японией мы начинали придавать значение флоту на Тихом океане. Возникнет он уже в ходе войны. До того то, что у нас было на Дальнем Востоке, называлось «Эскадрой Тихого океана Балтийского флота». Тихоокеанский флот возникнет только с назначением адмирала Макарова, и вскоре после того исчезнет. Заметим, что недооценка океанских флотов бросается в глаза. Мы имели очень неплохой флот до поражения в Русско-японской войне, но флот, запираемый в двух внутренних морях. Не только Черное море, но и Балтика перекрывается. Датские проливы тоже блокируются. Океанскими могли быть и стали, но уже в советское время после последней войны, только Тихоокеанский и Северный флоты. Вот они по своему положению действительно океанические. Поняли мы то поздновато. Создали еще позднее. А теперь трудолюбиво разрушаем. Ибо ничто не подверглось такому разорению за последние печальные десятилетия, как наш флот.
Вот мы снова забежали в отдаленное для нас будущее. Я показал вам сложность трехузловой системы внешней политики, вполне сложившейся в необычайно удачное в целом правление императора Александра Третьего Александровича.
Вопросы и ответы
Теперь отвечаю на длинную записку.
Вопрос: Меня всегда очень интересовал вопрос о преемстве одного этноса по отношению к другому или другим. Например, чем объяснить появление единого итальянского народа из разношерстной, разноплеменной толпы, состоявшей из германского, эллинского для юга, арабского для Сицилии, возможно славянского для Адриатики, а также местного, италийского элемента? Что сплотило их в единый народ с одним языком, культурой и менталитетом? Причем, если некоторые области страны были в свое время колонизированы германцами, то другие, например, области Рима или Венеции, хотя и подвергались их набегам, колонизированы никогда не были. Готов я не беру в расчет, так как они владели страной чуть больше полувека.
Ответ: Ну, дольше готов Италией владели лангобарды позднее, как вы знаете.
Продолжение вопроса: И, тем не менее, области с преобладающим германским элементом и области, где преобладали аборигены, хотя и не потеряли некоторых особенностей, в более или менее высокой степени унифицировались.
Ответ: Видите ли, в чем дело. Гумилев считал, что пассионарный подъем, начавшийся в конце VIII и в IX веках в Западной Европе, не затронул итальянский сапожок. Он не затронул и Англию тогда. То есть, мы здесь имеем случай донорства, то есть перенесения энергии, перенесение пассионарности исключительно переселенцами.
Посмотрите, как интересно тут получается. Культуру тут определяет старый италийский субстрат. Но переселенцев было довольно много. Причем энергию туда переносили и распространяли, так сказать, рассеивая генофонд по населению исключительно половым методом, и появившиеся там достаточно энергичные арабы и достаточно энергичные германцы. Причем добавьте сюда и ромеев (византийцев), хотя и менее энергичных, которые долго владели Калабрией на юге и очень долго Венецией на севере. Местный италийский субстрат был совсем не энергичным, но был носителем варваризованной римской культуры, был единственным хранителем какой-то грамотности, естественно, чисто латинской, и богослужение велось на латинском. А переселившиеся варвары, будь то германцы или арабы, были народами энергичными, но неграмотными. Потому говорение на итальянском языке, на варваризованной латыни, и вообще всю культуру определил италийский субстрат.
Вопрос: Верно ли, что Александр Третий жил отшельником, опасаясь новых после его отца покушений от террористов, и спивался? И вы ничего не сказали о смерти императора.
Ответ: Нет, не верно. Он действительно любил Гатчину. Он сбегал в Гатчину, чтобы просто пожить свободной жизнью, чтобы не быть всегда центром жизни. Почему русские императоры, тот же Александр Первый и Николай Первый, строили небольшие интимные дворцы? Типа Петергофского коттеджа. Потому что дворцы Зимний и Царскосельский — это официальный центр жизни империи. От этого же свихнуться можно! Вот Александр Третий и уединялся в Гатчине, где государственные дела до него, конечно, доходили, но он хотя бы не был окружен толпой бесконечных придворных и визитеров.
Никогда алкоголиком Александр Третий не был. Это известная, запущенная против него пропаганда. В этом обвиняют двух последних императоров, хотя множество воспоминаний просто показывают, сколько действительно были склонны выпивать император Александр Третий и император Николай Второй. Лгут вплоть до потрясающих рассказов о том, что Александр Третий плоскую фляжку прятал от своей супруги императрицы Марии Федоровны в голенище сапога. Это бред собачий, на который хорошо отвечает Боханов. Император Николай Второй, как и каждый русский человек, был не прочь выпить. Делал он это за обедом, на который всегда приглашал кого-нибудь из дежурных офицеров или чиновников. Перед обедом за стойкой с закусками, стоя, по-гвардейски, Николай Второй выпивал 2-3 рюмки водки, причем рюмки тогда были вот такими (Махнач показывает). А за самим обедом царь любил за вторым блюдом выпить большую рюмку мадеры. Первые блюда, супы по русской традиции поглощаются без выпивки. Это что много что ли? Это алкоголизм? Говорят даже, что для здоровья полезно. Вот примерно так же выпивал и его могучий отец Александр Третий.
Что касается его смерти, то он скончался от почечного осложнения, полученного в результате гриппа. Такое бывало с людьми. От инфлюенции мерли с нездешней силой. Видимо, почки могли быть ослаблены в результате перенапряжения во время железнодорожной катастрофы в Борках, когда на государя свалилась крыша вагона, и он ее держал на плечах, спасая семью. Богатырь тоже может надорваться. Видимо, эти события связаны. Видимо, внутренности были ослаблены после той травмы.
Есть легенда о том, что император был убит лечившим его врачам Захарьиным. Об этом была выпущена книжечка в Нью-Йорке. Подозреваю, что книжка та провокационна. Она выпущена анонимным издательством как похвальба еврейских шовинистов тем, как они лихо уничтожили неугодного им российского императора. Думаю, что это провокация. Нисколько не сомневаюсь, что она выпущена кругами иудейскими, скорее всего, с целью вызвать реакцию. Она подобна провокации небезызвестных «Протоколов...», блестящей, кстати, провокации. Она до сих пор работает. Никакая охранка никогда их не делала. Понятно, кто их сделал. И подлинными стенограммами, с моей точки зрения, они не являются. То была блестяще проведенная провокация. Примерно такая же провокация и книжка об убийстве Александра Третьего. Думаю, что она появилась позже. Когда он скончался, никаких слухов о его убийстве не было. О Николае Первом были слухи: и об убийстве, и о самоубийстве. Понято, почему о самоубийстве. Чтобы дискредитировать: самоубийство никого не украшает. Но, судя по всему, все-таки смерть и государя Николая Павловича и государя Александра Александровича была вызвана естественными причинами, болезнью. Николай Первый просто надорвался. Он не пережил проигранной войны, то понятно. Вот так я отношусь к этой версии, которая мне известна.
Желаю вам, господа, наиширочайшей Масленицы, которая уже совсем скоро, и поздравляю вас с приближением Великого поста.
Оглавление и поддержка