-- Салам Алейкум, Михаил, -- человек в потрепанной и выцветшей железнодорожной тужурке оперся на заступ и оглядел спешившегося гонца.
-- И тебе привет, Караджа.
Туркмен оглядел из-под руки окрестности. Бросил чуткий взгляд на поднимающуюся из песков крепость, выросшие в несколько дней у стен ее преграды.
-- Ветер сегодня будет, начальник.
Михаил сдернул с пояса флягу, подал собеседнику. Тот качнул головой.
"Железнодорожник" пожал плечами и сам сделал глоток. Вода была теплой и солоноватой.
Он помолчал миг, потом спросил, подбирая слова, перекатывая во рту чужую речь, как камешек-голыш.
-- А не буря?
Караджа еще раз огляделся, опустился на колени, пропустил между пальцами серый каракумский песок.
-- Не должно, начальник.
Оба молчали.
Разговор между туркменом и русским должен был состояться непростым.
Туркмен поднялся, отряхнул песок с колен.
-- Сход решил не поддерживать "тех", начальник. Наши братья за рекой тоже не станут... Мы мирный народ, начальник и не хотим...
Караджа остановился, заметив внезапную холодность взгляда собеседника, но тот час продолжил, уверенно уже и твердо, говоря не своей волей, а волей пославших его людей:
-- Мы не присоединимся к Энверу, мы не станем помогать вашим русским, но и сюда -- не пойдем.
Михаил молчал.
Весть была одновременно и хорошей, и не очень. Местные туркмены не будут поддерживать мятежников, но и им помогать не собираются. Ладно и это. Ему жаль было соседей, этих славных и спокойных в мирное время людей, оказавших сейчас меж трех огней. Сердиться или обижаться было грешно. От привыкших к седлу и сабле воинов в крепости сейчас было бы мало толку. Да и свои русские были куда надежнее туркмен. Караджа и так сделал, что мог. Вот и объяснять ему придется к тому же, что понесло его нынче в русскую пограничную крепость .
С другой стороны, и по эту сторону границы и по ту все, кому надо то было, знали, что Мальцев с туркменом числятся старыми приятелями, и не один уже год привозит Караджа русским рабочим тугие мешки с мукой и урюком, шуршащие мотки афганского контрабандного шелка и прочные хлопковые нитки. А то, что нынче неурочное время -- так такое вот... время. Смутное, непонятное. Тыща девятьсот восемнадцатый год от Рождества Христова. Август.
Русский разбросал носком сапога песок.
Не будет бури, так Караджа? Будет, ох, будет. Но не песчаная, спасение от которой в надежных стенах. Другая буря носилась сейчас над бескрайней некогда и великой империей. Грянула она сильно, ураганом прошлась от моря до моря, перемешала все, замутила, подняла брата на брата, друзей сделала врагами.
Туркмен смотрел на старинного знакомца и лицо его было спокойно, как бывает спокоен и неизменен растрескавшийся раскаленный солончак. И лишь в глубине глаз затаилась тревога. Знал ли он хорошо этого когда-то дружелюбного и приветливого русского? Не ошибся ли в нем? Знал Караджа о разгромленных мечетях, развороченных реквизициями домах. Но Михаил был не из таких. Михаил был другой. Караджа помнил разговоры в своем доме за пиалой зеленого чая. Эх, будут ли опять те разговоры?
Командир железнодорожных рабочих меж тем задумался вовсе уже не о Карадже. На миг только позволил он себе вспомнить оставленную когда-то деревушку в глухих мордовских лесах. И тот час запретил себе думать об этом.
Человек принес хорошую весть, а он так и не поблагодарил его.
-- Караджа, -- голос Михаила осекся, и он только сильно и крепко, как это делают русские, а не туркмены обнял собеседника. Караджа высвободился из объятий и без порывистости, но с чувством сжал руки русского. Они поняли друг друга без слов.
-- "Те" остановились в Керки пока, начальник. Им сказать, что ближе они не найдут довольно воды, -- по морщинистому лицу туркмена пробежали трещинки -- это должно было изображать улыбку.
Русский начальник хотел было сказать что-то, но не смог. Человек, которого он знал уже больше десятка лет, но который так и не стал другом, сделал для русской крепости больше, чем любой из тех, кого он считал почти родными. И только ли из осторожности задержал он отряд мятежников, дав защитникам крепости лишний день?
-- До встречи, Караджа, -- человек в железнодорожной тужурке с маузером на боку вновь подхватил заступ.
-- До встречи, Михаил! -- туркмен крутанул коня, гикнул и исчез в облаке песка, как пустынный демон.
-- Шайтан! -- уже почти по-русски то ли выругался, то ли восхитился Мальцев, и подозвал ближайшего рабочего.
Отдав вместе с заступом необходимые распоряжения, русский как перед этим туркмен тот час взлетел в седло и с ходу послал коня в галоп. Весть о нахождении врага, как и решение туркмен, нужно было донести в крепость немедленно.
Гарнизон Кушки готовился к обороне.
© Екатерина Александрова, Анастасия Саломатина, 2019